Роман Галкин - Тайна Эрлики

– Сэр, неужели и вице-адмирала Хорнброукерна привлекли к этому делу? – вспомнил я седовласого медведе подобного адмирала, вручавшего нам Ордена Доблести за так называемую секретную миссию на фиолетовой планете. Это его простодушный Сегура попросил направить нас служить в одно подразделение. Но разве могли мы предполагать, что этим подразделением окажется батальон специальных операций «Игла»?

– Вот как раз его имя и поубавило пыл у ретивых дознавателей, – перебил меня Линдгрен. – Его, естественно, побеспокоить не посмели. Но только потому, что не смогли накопать в этом деле ни одной хоть сколько-нибудь стоящей зацепки. Иначе ни Хорнброукерн, ни сам Паук Кортнер не смутили бы мангустов из особого отдела.

– Пауль, – нетерпеливо поторопил заглянувший в приоткрытую дверь офицер.

– Еще минуточку, Мэйсон, – отмахнулся Линдгрен и заговорил более поспешно: – Еще, думаю, дело стали тормозить из-за причастности к твоей истории сенатора Орчинского. Ты ведь дал показания на допросах?

– Никак нет, сэр. Меня об этом не спрашивали.

– Что-о? – брови командира взлетели вверх, затем опустились и состыковались у переносицы, обозначая активный мыслительный процесс. Говоришь, не спрашивали? Тогда постарайся забыть о сенаторе и его участии в твоей судьбе. Сейчас всю воду мутит Мэтью Ривс, возбудивший дело против нашего подразделения, якобы намеренно передавшего исследовательский комплекс в руки некомпетентных дикарей. От него бы просто отмахнулись, но зацепились за непонятную историю с капралом Боевым, – Майор недовольно поморщился. – С какой целью он повредил запоры вольеров зверинца, выяснить так и не удалось. Зато дознаватели нарыли очень нехороший материал на капрала. За такое обычно выбрасывают в открытый Космос, а не направляют служить в элитный спецбат.. Концов того, кто замял это дело, как я понял, не нашли. Тогда потянули твоих друзей по той простой причине, что во время устроенной Боевым диверсии они находились рядом и, теоретически, могли быть соучастниками. Тут выяснилось, что ваша троица ни по подготовке, ни по сроку службы никак не могла быть зачислена в наш спецбат. И все бы списали на прихоть адмиралов, если бы не какой-то подозрительный пробел в твоих документах, Новиков. Ну, если ты ничего не рассказал про Орчинского, то я понимаю о каком пробеле идет речь. Однако, – Линдгрен кивнул на дверь, – мне намекнули, что в твоем деле обнаружили след, идентичные тем, которые есть в деле Боева. Вот потому-то тебя и загребли в следственный изолятор, а твоих друзей заперли в гарнизонном карцере. Там еще всплыли какие-то непонятки с вашим бывшим подразделением, очень похожие на историю Боева. Он тоже в последней до назначения в спецбат заварушке оказался единственным выжившим из всего взвода. В итоге ничего существенного накопать так и не смогли, но все же решили рассмотреть в судебном порядке иск Ривса против моего подразделения.

– Пауль, – дверь резко распахнулась и в помещение решительно вошел сопровождавший майора особист, – тебя вызывают!

– Иду, – кивнул Линдгрен и бросил мне напоследок: – Надеюсь, ты не подгадишь мне какой-нибудь новой неожиданностью?

В последующие два месяца я еще несколько раз видел командира, но общаться с ним больше не получалось. Мы лишь приветствовали друг друга молчаливыми кивками из разных концов холла. Видел я и Геркулеса с Уиллисом, и почти всех парней из нашего взвода. Их приводили на судебные заседания по одному и группами от двух до пяти человек. Но пообщаться ни с кем не удавалось.

Каждый раз, когда меня вызывали в зал суда, на гллопроекторе демонстрировалось изображение, где я со зверской улыбкой держу за волосы голову профессорши. Вероятно, это нужно было для того, чтобы все присутствующие в полной мере прочувствовали, с каким монстром имеют дело.

Никого исполняющего функцию адвоката здесь не присутствовало. Только судейская коммисия и сменяющие друг друга следователи и эксперты. Несколько раз в зале присутствовал истерично бросающийся всевозможными обвинениями Мэтью Ривс. Сухопарой британке и ее звероватого подручного, занимавшего в подводном комплексе на Эрлике пост администратора, я не видел. Вероятно, они успели покинуть пределы Конфедерации до того, как Ривс заварил эту кашу, и то ли их не считали нужным привлекать к следствию, то ли они не считали нужным в этом следствии участвовать.

И снова я повторял и повторял суду все то, что неисчислимое количество раз рассказывал дознавателям. Но теперь меня не пичкали развязывающей язык химией. В суд для дачи показаний сперва привозили через сутки, а потом все реже и реже. И вот прошла неделя, в течение которой меня ни разу не вывели из камеры. Затем еще одна. И еще. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь утренним жужжанием выдающего суточный паек синтезатора и шелестом падающего пакета со сменным бельем, начинала сводить с ума так же, как непрекращаемые допросы первого месяца.

И вдруг сегодня дверь камеры открылась, и надзиратель отвел меня в канцелярию, где я узнал, что свободен и должен покинуть территорию федеральной тюрьмы.

Все еще не осознавая произошедшего, я прошел через контрольно-пропускной пункт и невольно прикрыл глаза от непривычно яркого солнечного света.

– Олег! – слышу голос Сегуры. Широкоплечая фигура заслоняет солнце, и меня стискивают в объятиях. Лопатообразные ладони нежным похлопыванием по спине выбивают воздух из легких.

– Раздавишь же, павиан ты винторогий, – сдавленно хриплю, освобождаясь из дружеских объятий.

– Почему винторогий? – отстраняется простодушный Геркулес, и меня стискивает более стройный, но не менее железобетонный Уиллис.

– Отвык я от солнечного света, – смущенно оправдываюсь, вытирая мокрые глаза, когда друзья наконец-то перестают меня тискать.

– Привет, Новиков! – едва не сбивает меня с ног дружеским ударом кулака в грудь капрал Лека муринчик, вылезший из кабины флаера, когда мы подходим к стоянке.

Я продолжаю несколько дебильно улыбаться, все еще не осознавая, что кошмар закончился. Боги свидетели, путешествие по эрликанской Агидели ничто в сравнении с процедурой дознания у мангустов из особого отдела армии.

– А чего вы так нарядились? Почему вы не в форме? – обращаюсь к друзьям уже в полете, наконец-то начав воспринимать окружающую действительность.

Парни опускают головы и смотрят на свое облачение так, словно впервые его видят. На Уиллисе классическая черная тройка. Ворот белоснежной рубашки стягивает ярко-красная бабочка. Примерно в таком наряде я увидел его в первый раз на сборном армейском пункте Кинга. Одежда Сегуры гораздо проще – светло-серые легкие шаровары и просторная ярко-желтая рубаха. После армейского обмундирования веселые цвета, прямо скажем, режут глаз.