Гай Гэвриел Кей - Звездная река

Он имел собственное мнение о том, куда Хан Дэцзинь и его сторонники ведут императора со своей «новой политикой», и он был достаточно тщеславен, чтобы считать, что его взгляды могут иметь значение даже сейчас. Начать с того, что он ненавидел долгую глупую войну против кыслыков.

Линь Ко поклонился три раза, останавливаясь и снова двигаясь вперед, что льстило самолюбию, но было излишним для ученого, сдавшего экзамен на степень цзиньши, и приглашенного гостя. Его дочь шла на положенные два шага позади и отвесила положенные два поклона. Затем, поколебавшись, поклонилась в третий раз.

Си Вэньгао погладил узкую бородку и удержался от улыбки: она копировала поведение отца, из уважения, чтобы не отставать от него, но явно была склонна остановиться после должного количества поклонов.

Еще ни слова не сказав, она его заинтересовала. Не отличается общепринятой красотой, как он отметил, но живое, любопытное лицо. Он заметил взгляд, брошенный ею на селадоновую чашку и лакированный поднос, осматривающий детали беседки. Верхние панели разрисовал для него Сан Цзай в стиле Чан Шао из Седьмой династии.

Цзай тоже умер. В прошлом году. Еще один друг ушел.

– Советник, большая честь снова видеть вас, – произнес Линь Ко. У него был легкий, приятный голос. Вэньгао уже не был советником императора, но не возражал, если его называли советником.

– Это вы оказали мне честь, несомненно, – официально ответил он, – тем, что почтили печальный дом ссыльного своим достойным присутствием. И привели с собой…?

– Мою дочь, советник. Ее зовут Шань. Я давно хотел показать ей Фестиваль пионов и взял на себя смелость взять ее с собой, чтобы познакомить с вашим превосходительством.

– Вы поступили совершенно правильно. Добро пожаловать, дитя, – на этот раз он улыбнулся.

Она не улыбнулась в ответ; лицо ее оставалось внимательным.

– Для меня большая честь, господин Си, находиться в обществе человека, сыгравшего роль в повышении значения написанных песен нашего времени. Я прочитала ваше эссе о форме «цы» с большой пользой для себя и узнала много нового.

Си Вэньгао заморгал. «Это хорошо», – снова сказал он себе. Нечто такое, что следует сохранить в душе. Эта жизнь все еще может удивить тебя.

Даже из уст мужчины эти слова прозвучали бы самоуверенно, выбор их для первой фразы свидетельствовал об очень большой уверенности в себе. Конечно, это девушка. Молодая женщина, очевидно, незамужняя, с пионом в волосах и еще одним пионом в руке, и она стоит у него в саду, указывая на то, что среди всего, что он сделал…

Он сел, указал Линь Ко рукой на стул. Высокий мужчина сел, еще раз поклонившись. Дочь осталась стоять, заняв позицию немного позади него. Вэньгао посмотрел на нее.

– Признаюсь, что эссе – это не то, за что я ожидаю похвалы, как правило.

Линь Ко рассмеялся снисходительно.

– Она сама пишет «цы», советник. Подозреваю, что ей уже давно хотелось вам это высказать.

Дочь вспыхнула. Родители могут поставить детей в неловкое положение, но Ко сказал это горячо, с гордостью, вызывающей симпатию. А Си Вэньгао, по многим причинам, никогда не был сторонником излишних ограничений, налагаемых последователями Чо на свободу для женщин в их время.

Он слишком много знал о прошлом, начать с этого. Он слишком любил женщин, во-вторых. Переливы голосов, танец глаз, их руки, их аромат. То, как некоторые из них умели в одно мгновение оценить сборище гостей и потом руководить им. Он знавал подобных женщин. Он любил некоторых из них.

– Тогда я с удовольствием прочту или послушаю ее собственные «цы», – произнес он, переводя взгляд с дочери на сидящего отца. Потом сделал подарок, проявив доброту: – Но давайте же, позвольте мне ее увидеть! Вы писали, что закончили свою книгу. Это правда, мастер Линь?

Пришла очередь отца покраснеть.

– Это и книгой не назовешь! Просто эссе, упражнение в определенном стиле, заметки о нескольких здешних садах, в том числе, конечно, о вашей собственной тихой гавани.

– Тихой? Вы об этом плохо ухоженном пространстве? Едва ли его можно даже назвать настоящим садом. Начать с того, что у меня нет пионов, – он сказал это в шутку.

– А почему нет, господин, могу ли я спросить?

У девушки были широко расставленные глаза и такой прямой взгляд. Он держала в левой руке желтый пион. Он оказывался внутри рукава ее одежды и снова появлялся, когда она кланялась со сложенными руками. Он был из тех мужчин, которые замечают такие вещи. На ней было зеленое платье, в честь весны, его оттенок очень напоминал оттенок его чайных чашек.

– Я бы их осквернил, госпожа Линь, – ответил он. – Я не обладаю мастерством и терпением, чтобы выращивать и скрещивать такие цветы, и у меня нет садовника, обладающего подобным даром. Мне кажется, что со стороны пожилого ученого более мудро планировать сад со сдержанностью и простотой. Пионы – слишком страстные цветы для меня теперь.

– Ваши труды – это ваши цветы, – заметил Линь Ко, несомненно, проявив любезность. «Можно недооценить этого человека, – подумал Вэньгао. – Тем не менее, можно предположить, что мужчина, который воспитал дочь, способную говорить так, как она, человек непростой».

Сложность. Си Вэньгао прожил жизнь между ее соблазнительным искушением и стремлением к простоте. Дворец, смертельные схватки там, а потом одиночество, дающее возможность брать свою кисть и писать.

Если бы он сам предпочел находиться здесь, это было бы одно. Но не он выбирал, а Хан Дэцзинь по-прежнему первый министр, проводит свою «новую политику» вместе с группой более молодых соратников, которые становятся все более жестокими.

Катай под их руководством ведет войну – глупую, бессмысленную войну, – а правительство обезумевшего императора занято вульгарной торговлей и коммерческой деятельностью, даже кредитами фермерам (хотят они их или нет). А теперь говорят о пересмотре системы экзаменов на степень цзиньши, которую он, Вэньгао, сам создал.

Поэтому он не был рад ссылке в такое время, нет.

Он услышал со стороны дома какой-то шум, быстро обернулся. Увидел Лу Чэня – знакомое, дорогое для него лицо. Он пришел.

Его протеже, его друг, улыбался – кажется, как всегда, – шагая за девушкой в голубом. Он ехал в сопровождении стражников туда, где его ждала гибель.

В этом урок, горькая поэма: можно радоваться неожиданному приезду юной девушки в весеннее утро, но невозможно спрятаться от душевного горя за ее стройной фигуркой.

Он заметил, что Чэнь похудел. Неудивительно при его нынешних обстоятельствах. Коричневая дорожная одежда из грубой ткани свободно висела на нем. Однако, когда он подошел к беседке и поклонился, он вел себя, как обычно: доброжелательно, открыто, словно доволен миром и готов жить в нем или смеяться над ним. Глядя на этого человека, невозможно было догадаться, что он – один из самых глубоких мыслителей нынешнего мира, признанный мастер поэзии их эпохи. Прославленный наряду с гигантами Третьей и Девятой династий.