Юрий Никитин - Начало всех Начал

— Впусти!.. Крылья меня уже не держат!.. Я сейчас упаду в пучину!..

— Что ж, — ответил Ной, — лучше ты, чем другие.

В этот миг раздался Голос, который услышал только Ной:

— Да, ты изменился, Ной… В лучшую сторону, как я и полагал. Но ворона все же впусти.

— Он нечестивец, — возразил Ной. — Он сожительствовал со своей подругой!

— Знаю. Что делать, если подходить со всей строгостью, Я должен бы всех вас утопить, кроме непорочной голубки. Да и то, если взглянуть пристальнее… Словом, впусти ворона. Настанет время, когда и это черное племя пригодится людям. Настанет великая засуха… не скоро, очень не скоро, и вороны будут доставлять еду пророку… назовем его Элияу. Каждый день будут летать от дворца царя… Иеошафата, подходящее имя для нечестивца, к реке Крис, где спрячется пророк, и станут приносить ему хлеб и мясо прямо с царской кухни.

— Как скажешь, Господи, — пробормотал Ной устрашенно, — как далеко Ты заглядываешь!

— С вами и это не помогает, — ответил Голос.

Ной открыл дверцу, ворон влетел, оцарапав его жесткими перьями крыльев, упал на пол и хрипло прокаркал:

— Еще миг — я бы упал в волны! Убийцы! А еще люди…

Семь дней выжидал Ной, священное число, затем с тяжелым сердцем открыл клетку с голубями.

— Я люблю вас, — произнес он виноватым голосом, — но мы все погибнем, если не найдем земли, пригодной для проживания. А из ковчега видим только голые скалы.

Голубь, как он и ожидал, являясь полной противоположностью черному и нечистому ворону, был известен своей непорочностью и верностью подруге, кроме того, не станет его попрекать, что посылает именно его, не другую птицу, вон их сколько, а молча и терпеливо ждал, пока Ной нес его к окну.

Сыновья и жены тоже молча наблюдали, как он выпустил из окна кроткую птичку. Голубь взвился в небо, словно крохотное белоснежное облачко, и сразу же пошел летать расширяющимися кругами, потом что-то узрел с большой высоты и полетел в ту сторону.

С замиранием сердца ждали его возвращения, но он отсутствовал весь день. Только к вечеру раздалось хлопанье крыльев, голубь влетел в окно и упал на пол. Ной поспешно подхватил его крохотное тельце и увидел, что в отличие от ворона голубь в самом деле на грани полного истощения.

Он бережно отнес его в клетку к голубке, подсыпал корма и вернулся к сыновьям. Они молча переглядывались, лица изнуренные и с опечаленные.

Ной сказал жестко:

— Подождем. И будем уповать, что Господь не позволит нам погибнуть, когда уже столько вынесли.

Еще семь долгих мучительных дней Ной был тверд и строго выдерживал интервалы, хотя жены сыновей изнылись, да и они сами каждый день уговаривали отца повторить попытку.

На этот раз Ной не стал пробовать с другими птицами, снова послал голубя. Тот улетел и не возвращался так долго, что все уже переволновались, голубь мог переоценить свои силы, упасть в воду, однако к вечеру все услышали хлопот крыльев, и голубь влетел прямо в растопыренные руки Ноя.

Все дружно охнули. В клюве голубя зеленеет тоненькая веточка!

Ной бережно взял ее двумя пальцами, все не двигались и не дышали, чувствуя значимость момента. Сим, который до всего скрытого допытывался, проговорил тихо:

— Если из сада Эдема, что восстановлен для будущих праведников, то… почему олива?

Яфет отмахнулся.

— Да какая разница? Главное — веточка! Это значит, что уже есть жизнь! Животные не погибнут. Если есть олива, то есть и трава…

— Трава растет быстрее, — поддержал Хам. — Там много травы! Наши отощавшие животные скоро станут тучными и с лоснящимися боками…

Сим покачал головой:

— Нет, в этой веточке должен быть смысл…

— Какой? — удивился Яфет.

— Не знаю, — ответил Сим. — Но голубь мог сорвать и что-то другое… Олива — очень горькое дерево! Если из сада Эдема, то там, как я полагаю, множество самых дивных и сладких растений. Почему же голубь выбрал именно маслину?

Хам предположил:

— Росла с краю.

Сим возразил:

— Если голубь пролетел так далеко, то мог бы допорхнуть и до соседнего дерева! Нет, здесь смысл есть… Но почему, почему не сорвал сладкий лист, а принес именно горький?

Хам предположил:

— Дурак просто.

— Ворон умнее, — согласился Яфет, — но всем нравится почему-то голубь. И сорвал горький лист, Сим прав, не случайно. Думаю, сказал этим, что лучше горькие листья на свободе, чем сладкие зерна в нашем опостылевшем ковчеге, где все мы уже озверели!

Хам хохотнул:

— А знаете… мы тут почти год мотаемся по волнам, ничего не видим, кроме звериного дерьма под ногами… а все еще не поубивали друг друга! Значит, братья, мы никогда не озвереем, если терпим друг друга столько времени в закрытом ящике. Вон даже у голубя кончилось терпение, хотя он за нами дерьмо не убирал.

Ной помалкивал, слушая рассуждения сыновей. Наконец за их спинами раздался голос Ноемы:

— Все к столу! Я приготовила роскошный обед по этому случаю. Там и поговорите.

Роскошный ужин состоял из самых простых блюд, просто впервые за все время плаванья за одним столом собрались всей семьей. Ной с любовью смотрел, как Ноема и невестки быстро накрывают на стол, краем уха ловил разговор сыновей, те все еще передавали веточку из рук в руки, Хам переводил разговор на то, чем будут кормить животных на воле, а Сим сказал глубокомысленно, не давая себя сбить с пути поисков внутренней сути:

— Господь через голубя преподает нам очередной урок…

— Какой? — спросил Хам с интересом.

— Думаю, — ответил после недолгого раздумья Сим, — можно сказать так: лучше соглашаться на более низкий уровень жизни на свободе, чем жить на подаяние в неволе.

— Просто на подаяние, — поправил Яфет. — Даже на свободе подаяние… унижает.

— И делает несвободным, — добавил Хам. — Сим, ты у нас лучший докапыватель до глубинного смысла!

Сим скромно улыбнулся.

— С вами это получается лучше. Подольше бы нам не разлучаться.

— А мы никогда не разлучимся, — заявил Хам уверенно. — С какой стати? Я ж говорю, если даже здесь не поубивали друг друга, то когда выйдем на простор… Эх, заживем!

Он ел быстро и с огромным удовольствием, позабыв про веточку и целиком отдавшись поглощению горячего чечевичного супа.

После обеда Ной взял веточку и отнес к ларцу, такую реликвию надо сохранить, но, когда открыл крышку, сзади молча приблизился Яфет. Ной благоговейно опустил веточку на дно ларца, Яфет сказал тихо, едва двигая губами:

— Отец, взгляни на кончик.