Юрий Никитин - Возвращение Томаса

— Что?!! — взревел он. — Что?..

Олег зажал ладонями уши, в голове загудело, заныли зубы.

— Смотри, смотри, — прокричал он торопливо. — Смотри...

Жуткий рев тряхнул землю, Олег откатился в сторону, все еще зажимая уши. Вали смотрел неотрывно в небо, морда исказилась в горестном недоумении. Дубина медленно пошла вниз, Олег с облегчением вздохнул, когда она уперлась толстым концом в землю.

Вали взвыл, потряс в небо кулаком.

— Он?.. Но почему?..

— Законы, — ответил Олег замученно. — Законы и запреты. И снова запреты. У вас все можно, а у Него — это нельзя, другое нельзя. Вам было позволено все, а в нем что-то отмирало, а что-то... как видишь...

Сверху пал рассеянный свет, медленно усиливался. Наконец Вали закрылся огромной широкой ладонью, похожей на звериную лапу, от ослепляющего огня.

— Почему?

— Пришла пора, — ответил Олег. Он поднялся, охнул, скривился от боли. — Наконец-то.

— Какая?

— Пора перемен.

Вали шатался, дубину то поднимал, то опускал, проревел с глухой тоской:

— А... мы? Что с нами?

Олег не успел открыть рот, яростно крикнул Тор:

— Будем сражаться!.. Мне суждено было умереть от Митгардского Змея, но... я могу умереть, как надлежит, и в этом бою...

Олег сказал настойчиво:

— Идите к Нему. Идите. Сейчас надлежит совсем другое.

Тор грязно выругался, Один спросил:

— А что... когда придем?

— Кто-то, — ответил Олег честно, — сумеет остаться при Нем, на пару архангелов станет больше, кто-то растворится в Нем, аки горсть соли в океане... Идите! Он и тогда не был самым злым, а теперь... как видишь...

Пока Олег умничал, Томас в сторонке сцепился в жаркой схватке с демоном, который пытался сжечь его огнем. Демон огня всячески увертывался, избегая смертоносного даже для богов копья, бросал огонь справа и слева, Томас закрывался щитом, но несколько раз опалило лицо, он давно опустил забрало, чувствовал, как горят брови, даже запах горелой плоти коснулся ноздрей, а к Локи присоединились еще лохматые демоны, чудовищно сильные, и если бы не страшились его копья, уже бы смяли...

В глазах темнело от изнеможения, он лишь на миг видел Олега, тот лежал без сил, распростертый на утоптанной до каменности земле, а огромный демон вскинул над ним дубину размером со ствол столетнего дуба...

Застонав от бессилия, Томас взмолился Пресвятой Деве, умоляя вмешаться, помочь, спасти, а когда пелена с глаз ушла, он увидел, что Олег уже поднялся и что-то втолковывает демонам в своей обычной занудной манере, а демон с дубиной опустил ее и, задрав морду, смотрит вверх, самое время садануть его в солнечное сплетение.

Затем дрогнула земля, жутко загрохотало. Конь под Томасом закричал в страхе, расставил ноги, Томас едва удержался в седле. Вокруг Олега вспыхивало белое пламя, демоны исчезали в нем, через мгновение сгустки белого огня, похожие на падающие звезды, взвились от земли и понеслись в серое небо. Олег стоял, растопырив ноги, и, приложив ладонь козырьком к глазам, смотрел вслед.

Томас спрыгнул с коня, доковылял на подгибающихся ногах, в горле свистит, как в жестяной трубе, в голове стучат молоты.

— ... что? — прохрипел он горящим ртом.

— Видишь, — сказал Олег, — обошлись и без драки.

Томас дернулся, посмотрел неверяще на его покрытое кровоподтеками лицо, опустил взгляд на расколотые пластины доспехов, охнул от боли, неосторожно задев локоть.

— Да, — простонал он, — ну совсем без нее, проклятой...

— Разве это драка? — сказал Олег, он все еще смотрел вверх. — Это так... Подумай, что могло произойти, если бы не договорились...

— Договорились?

Олег вздохнул, сказал с сомнением:

— Ладно, давай выбираться.

Томас не решился сдвинуться с места, страшась заблудиться, а Олег куда-то исчез, отсутствовал недолго, затем послышался свист, конский топот, снова свист, стук копыт усилился, из полумрака вынырнул Олег уже на своем гуннском коне.

Томас перевел дух, со страху чего только не померещится, поспешно повернулся к своему коню и, как только Олег поравнялся с ним, ухватился за седло и вздернул себя наверх.

— А теперь куда?

— Туда, — ответил Олег без уверенности.

Звонкий цокот подков разносился во все стороны, отражался от далеких стен и носился по залам, как испуганные мелкие птицы. Они поехали по своему следу обратно, так уверял Олег, хотя Томас не видел никакого следа, и ехали вроде бы по новым местам, но Олег направлял коня между колоннами довольно уверенно. Так миновали три огромных зала, впереди открылась огромная лестница из массивных блоков, Олег пустил коня прямо на ступеньки, Томас с сомнением поглядывал наверх, дальше лестница скрывается в полумраке, хотя в этом зале горит с десяток светильников.

Конь прядал ушами, вхрапывал, но послушно поднимался со ступеньки на ступеньку, а они все тянулись и тянулись. Конь под Томасом захрипел, с морды начали падать клочья пены. Лестница вывела в роскошный зал: пол из мраморных плит, выложенных строгим, но приятным узором, стены из отесанного камня, четыре колонны поддерживают свод. Томас покрутил головой, стараясь увидеть какую-то мебель, чтобы понять, куда попали, но цоканье копыт продолжалось: Олег уехал вдоль колонн дальше и дальше, там высокая арка прохода в другой зал, оттуда в третий, а там...

Томас выругался, почти такая же лестница ведет наверх. Зал освещен тускло, видны только нижние ступени, а что там наверху... Но конь отшельника уже пошел наверх, волхв наклонился к самой конской гриве, что-то нашептывает животному, но это и понятно: язычники сами почти животные, у них нет и не будет души, пока не примут крещения.

Эта лестница вывела в такой же зал, только поменьше, где жаркий воздух обоим напомнил сарацинский зной, когда сами пески плавятся под беспощадным солнцем. И снова Томас тщетно старался отыскать взглядом какую-то мебель или что-то на стенах, чтобы определиться, где они. Конь под ним вздрагивает, пена падает с морды, бока в мыле, голову опустил так, будто уже и уши тяжелые. Во все четыре стороны видны арочные своды, там тоже залы. Томас едва не вывалился из седла, стараясь заглянуть в ближайший.

Олег подождал, пока Томас приблизился, сказал задумчиво:

— Знаешь, христианство развивается настолько хорошо, что это первая вера, которую я... чуть было не принял! Ну, у каждого бывают минуты слабости... За долгие годы исканий я способствовал рождению иных религий, иные создавал напрямую... да, бывали очень... разные. Христианство, изменяясь, стало лучшим инструментом очеловечивания этого хищного животного. Я же могу представить, какой свиньей ты стал бы, не будь таким упорным христианином! И все те соблазны, которые ты отринул с такой легкостью, увы, не сумел бы одолеть никто другой... в смысле друговерный.