Юрий Никитин - Святой Грааль

— Пелоп, — сказал Олег протяжно и важно, явно кому-то подражая, — герой, сын Тантала. Тот убил сына и подал богам как самое лучшее угощение. Ну, тогда такие обычаи, такие боги... Но те вдруг да разгневались, они как раз за день до того перестали есть людей... отец Зевса еще ел, а Зевс уже не стал, а все только по животным. Так что боги велели Гермесу вернуть бедного Полопа к жизни. Тот собрал мясо и заново сварил в том же котле. Пелоп оттуда вышел еще краще, так всегда получается, только без одного плеча. Оказывается, его в благородной задумчивости сожрала Деметра, опечаленная пропажой дочери. Ну, Гефест был среди гостей, тут же изготовил новое плечо из слоновой кости. С той поры у потомков Пелопа на плече проявляется это белое пятно...

Томас застыл в воде по пояс, прислушивался, но на всякий случай хмурился. Калика говорит о каком-то язычнике, но этот язычник — герой.

— Я видел еще у кого-то такое пятно, — сказал он нерешительно. — В Святой Земле... Как бы не у вождя сарацинов!

Олег удивился:

— Ну и что? Пелоп постранствовал по свету, постранствовал.

— А что, — спросил Томас саркастически, — половцы тогда среди сарацин жили? Я тебе тех половцев век не забуду.

— Вряд ли, но хорошие обычаи живут везде.

Томас нахмурился, уязвленный. Буркнул:

— Язычество!.. Какой-то Пелоп. Я Мальтон, а не Пелоп. А что он еще делал?

— А что жизнь заставляла, — сказал Олег хладнокровно. — Стал царем, но троянский царь Ил едва не захватил его самого в его царстве, пришлось улепетывать по морю. В Греции сватался к Гипподамии, но ее отец ставил женихам условие, что отдаст победившему его в беге на колесницах. Отец то ли сам неровно дышал к дочери, то ли предсказали смерть от зятя. Словом, Пелоп сумел подговорить возницу царя, тот бронзовую чеку тайком заменил восковой. Когда колесницы помчались, царь как обычно дал фору, а потом стал догонять, чтобы ударом копья в спину... Словом, колесница опрокинулась, а царь был грузен и зело тяжел, так что убился. Да еще до самой смерти! Возница стал просить обещанное, ведь Пелоп наобещал даже свою невесту на первую ночь, но Пелоп лишь спихнул дурака в море. Правда, тот, падая, проклял все его потомство.

Томас соскабливал грязь ногтями все медленнее, слушал.

— Ну, в проклятие я поверю. Не зря же попадал с тобой в такие переделки! Но чтоб мой предок предательски столкнул в море... даже дурака? Нет, я — Мальтон.

— Как хошь, — сказал калика равнодушно. — Ведь проклятие преследовало все потомство, особенно Атрея и Фиеста... Не слыхал? Кстати, вся южная Греция, на которую Пелоп распространил власть, стала вместо прежней Апии называться островом Пелопа. То-есть, Пелопонессом.

Томас навострил уши. Сказал с неуверенностью:

— Ну, возможно, это все-таки давний предок и рода Мальтонов...

— Он еще Олимпийские Игры учредил, — добавил калика.

— А это что?

— Игры такие...

— Языческие? Нет, Пелоп не мой предок.

— Вроде рыцарских турниров. И сам стал первым победителем.

На честном, уже наполовину отмытом, лице рыцаря стали видны следы внутренней борьбы. А Олег сложил оставшиеся луковицы Томасу, поднялся. Голос его был тяжелым:

— Золотых монет у тебя хватит, чтобы в Киеве купить коня. Дальше дорога идет сравнительно безопасная. Страны уже не столь дикие, как те, где мы прошли.

Томас торопливо вылез, мокрый натянул вязаную одежку, влез в доспехи. И лишь тогда взглянул калике в зеленые глаза, что сейчас были темными как два лесных озера:

— А ты?

Олег покачал головой:

— Незачем мне в Киев... Я отшельник, пещерник, а все пещеры — на этом берегу.

Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете, напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось в темноте.

На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости бегло вспомнить старого друга и дальние края...

Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья, похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня, а лучше — двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое суток, теперь в запасе по крайней мере неделя!

Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край. Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки.

Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна. Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна.

Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся, туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные фигуры. Томас различил голоса:

— Зарезать бы... Таких вообще надо в спину!

— Трусишь?

— А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все золото мира!

Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову, перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги, тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать.

Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху:

— Ну, сэр Томас... что скажешь на этот раз?

Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю голову скрывал сплошной шлем.

— Бог долго терпит, — прохрипел Томас, — но все-таки бьет, сэр Горвель!

— Хорошо бьет тот, за кем последний удар, — прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски.

Второй человек сказал тревожно:

— Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь.

Горвель просипел:

— Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только взглянет, нет ли в нем магической мощи...

— Но с магией был связан лишь тот, который ушел!

Горвель бросил сипло, зло:

— Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь.

Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы:

— Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты, закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал равным по мощи. Правда он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но тогда у меня подвернулась нога... Он уничтожил мое хазарское войско, которое я вел на царя Румала... истребил десять братьев, владык восточных царств, из нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак... Ты дурак, что расстался с ним!