Лилиан Трэвис - Мантия мага

— Я одинок и не связан никакими узами во внешнем мире! Никто не вспомнит обо мне, если я не вернусь в Аквилонию. Мой возраст перевалил за половину срока, отпущенного Вседержателем для смертных. Мои мышцы с каждой зимой становятся все слабее и скоро я уже не смогу сражаться наравне с молодыми. Со временем я стану обузой, и некому будет подать мне миску с похлебкой. Поэтому по всему выходит так, что остаться нужно мне… Это лучшее, что я могу сделать для моего короля!

И он замолк, утомленный собственным красноречием.

… на следующее утро, поручив своего товарища заботам женщин-арракасков, отряд двинулся в обратном направлении. В дорожном мешке магистра Гристиана находился драгоценный предмет, который должен был вернуть утраченные разум и память его пострадавшему собрату по магического ремеслу.

Панцирь щитоносца и в самом деле походил на две миски, в каждой из которых поместилась бы добрая порция любимой наемниками острой мясной похлебки, положенные краями друг на друга. Только в отличие от мисок при ближайшем рассмотрении он казался сделанным из множества чешуек, намертво сросшихся между собой. Конан с сожалением подумал, что эта диковина замечательно смотрелась бы у постели его молодой наложницы…

Путь до деревни гухков показался им не более утомительным чем увеселительная прогулка в дворцовом парке. На этот раз их встречали как старых друзей и в честь их благополучного возвращения был устроен самый настоящий праздник и вождь племени, подарил Конану каменный топор, принадлежащий еще его прадеду.

Пока вожди клялись друг другу в дружбе, шаман вместе с магистром Гристианом уговорили целый кувшин темного пенящегося напитка и, пользуясь исключительно жестами и мысленной речью, увлеченно обсуждали нечто, живо интересующее их обоих.

Было спето немало баллад, которые исполняют бродячие певцы в Немедии и Бритунии, и куплетов легкомысленного содержания и удивительно ритмичных песен гухков, от которых кровь быстрее бежала по жилам, а ноги сами пускались в пляс.

После обильного угощения, которому воздали должное и госта и хозяева, последовали танцы. Спутники Конана вертели, обнимали и кружили своих мохнатых партнерш, а те, нимало не смущаясь разницей во внешности незнанием людского языка, заигрывали с необычными гостями.

Уже утром, поблагодарив за гостеприимство, Копан и его спутники собирались направиться к стене, отделяющей Ямурлак от всего остального мира. Но тут шаман, который вышел их провожать вместе со всеми, пристально уставился в глаза гиперборейскому магу. Тот, сделав остальным знак не мешать им, застыл подобно неудачнику, попавшемуся на глаза арракаску. Потом, поблагодарив своего собрата по магическому ремеслу, обернулся к своим спутникам;

— Огх-а-Гухк говорит, что мы не сможем покинуть Ямурлак тем же путем, что и вошли. Здесь нет обратных дорог, если вы заметили, к деревне гухков мы тоже подошли с другой стороны, хотя пребывали в полной уверенности, что возвращаемся той же дорогой.

Шаман порылся в плетеной сумке, висевшей у него на боку и извлек оттуда нечто, напоминающее фрукт вроде тех, под тяжестью которых гнутся ветви деревьев в офирских садах, начиная с середины третьей летней луны.

Присмотревшись Конан а затем и его спутники заметили, что перед ними камень идеально круглой формы, по цвету напоминающий громадную полусферу, стоящую посреди развалин на вершине горы неподалеку от Ворот.

Тот Кто Смотрит раскрыл ладонь и каменный шар медленно распался на три части. Снова сжав мощную лапу, шаман отдал непонятный предмет магистру Гристиану, некоторое время подержав его руку в своих.

Гиперборейский маг молча кивнул и направился в сторону, противоположную той, куда собирались направиться гости.

— Что он сказал? — спросил его Конан, когда дома гухков и стена из камня небесной чистоты скрылись из глаз. — И вы уверены, что ему стоит доверять?

— Да, в его словах нет неправды и злого умысла, — ответил тот. — Он объяснил как нам выбраться отсюда минуя туманную стену.

— Минуя стену? Но ведь Ямурлак окружен ею!

— Да, это так и тем не менее способ есть. В этом нам поможет то, что он дал нам на прощанье. Народу Карающей Длани дано чувствовать то, что сокрыто от обычных людей даже наделенных, подобно тебе, особой чувствительностью. Если бы в этом магическом предмете присутствовала хоть малая часть зла, разве бы показался он им настолько привлекательным?

— Конечно, он великолепен! — умильным голосом подтвердил один из оборотней, не сводя глаз с полупрозрачного каменного шара.

— Он как будто покрыт мягкой шерсткой и дышит, — добавил второй, протягивая к нему ладони.

— А теперь, — сказал им гиперборейский маг, — нам нужно поскорее добраться до озера.

Примерно седмицу они шли по удивительно светлому и какому-то уютному лесу, где росли деревья с корой цвета старой меди и вместо листьев чем-то вроде нежного голубоватого меха. Здесь в изобилии росли грибы на длинных тонких ножках и со шляпками, надетыми немного набекрень.

Правда, в отличие от обычных грибов, эти не желали спокойно стоять на месте, а прыгали и даже карабкались по деревьям, чтобы, соскочив вниз, начать все с начала.

Озеро, о котором упоминал магистр Гристиан, предстало перед ними совершенно неожиданно, как будто посреди леса распахнулся гигантский глаз с четырьмя зрачками-островами.

— Нам необходимо попасть на три острова, распложенные треугольником, — объяснил своим спутникам гиперборейский маг — а затем собраться на том, который находится посредине. И помните, никто из нас не вправе вынести отсюда ничего, даже такую малость как камушек или травинка. Единственное, что мы заберем с собой — это панцирь и будем благодарить судьбу, что нам дозволено хотя бы это.

— А как же еда? — хмыкнул Стефанос. — Что, если она еще не успеет перевариться у меня в животе?

— Тогда останешься здесь, пока не избавишься от нее! — со смехом перебил его Авген.

— Нет, пищи и воды это не касается, — брезгливо поморщился магистр Гристиан, — а теперь нам следует поторопиться, впереди еще много важных дел.

Ни слова не говоря, Конан взвалил на плечо каменный топор — подарок вождя племени гухков, оказавшийся как нельзя более кстати, и направился в поисках деревьев, подходящих для того, чтобы построить плот.

Остальные последовали его примеру, захватив все, что оказалось более-менее пригодным для этой цели.

Вскоре плот из бревен, связанных веревками, поясами и даже полосками, в которые обратилась кожаная куртка гуля, был спущен на воду. Весла, изготовленные в большой спешке и не самым искусным образом, были также далеки от совершенства но, видимо от того, что путешественниками двигало огромное усердие и желание загладить последствия своей оплошности, плавание оказалось легким и приятным.