Брендон Сандерсон - Путь королей

– Калак, все уже решено. Дальше каждый из нас пойдет своим путем и не будет искать встречи с другими. А клинки необходимо оставить здесь. Наш Договор Клятв завершен.

Он поднял меч и вонзил его в камень рядом с семью остальными. Ненадолго застыл, глядя на Клинок Чести, а потом склонил голову и отвернулся, словно его одолел стыд:

– Мы по собственной воле взвалили это бремя на свои плечи. Значит, можем и отказаться от него, если нам так хочется.

– А что мы скажем людям? – спросил Калак. – Какими словами они будут поминать этот день?

– Все просто, – ответил Йезриен, перед тем как уйти. – Объявим, что они наконец-то победили. Это довольно легкая ложь. И кто знает? Может, она еще окажется правдой.

Калак следил за Йезриеном, пока тот не затерялся в выжженной дали. Потом призвал собственный Клинок Чести и вонзил в камень рядом с остальными восемью. Повернулся и зашагал в сторону, противоположную той, куда ушел король Вестников.

В какой-то момент не удержался и оглянулся. В кольце мечей зияло единственное пустое место, отведенное десятому клинку и тому, кого они потеряли.

Тому, кого они бросили.

«Прости нас», – подумал Калак.

И ушел.

4500 лет спустя

Карта Алеткара и окрестностей, созданная королевскими картографами его величества Гавилара Холина около 1167 г.

Вдень, когда Сзет-сын-сына-Валлано, неправедник из Шиновара, готовился убить короля, он нарядился в белое. Белая одежда была традицией паршенди, чуждой ему. Но Сзет подчинился хозяевам, не требуя объяснений.

Он сидел в большой комнате с каменными стенами. Здесь было жарко, как в печке, из-за двух огромных очагов. Яркий свет от огня падал на пирующих, их кожа покрывалась бусинками пота, пока они танцевали и пили, орали, пели и хлопали в ладоши. Некоторые, раскрасневшись, падали без чувств, не выдержав буйного празднества, – их желудки оказались неважными бурдюками для вина. Мертвецки пьяных гуляк из пиршественного зала уносили приятели, чтобы уложить в подготовленные заранее постели.

Сзет не качался в такт барабанам, не пил сапфировое вино и не пытался танцевать. Он сидел на скамье в дальнем углу – неподвижный слуга в белой одежде. Мало кто на празднике, устроенном по случаю подписания договора, обращал на него внимание. Он был просто слугой, а шинцев легко не замечать. Здесь, на востоке, привыкли считать соплеменников Сзета покорными и безвредными – и, как правило, не зря.

Барабанщики изменили ритм. Новая мелодия встряхнула Сзета, словно комнату вдруг захлестнули волны невидимой крови, пульсирующей в такт бьющимся сердцам. Хозяева Сзета – в более цивилизованных королевствах к ним относились с презрением, как к дикарям, – сидели за отдельными столами. У них была черная кожа с красными разводами. Паршенди – так их называли – дальние родственники куда более послушного и услужливого народа, известного в большей части мира как паршуны. До чего же странно… Это имя им дали алети. «Паршенди» означало нечто вроде «паршуны, которые умеют думать». Почему-то ни одна, ни другая сторона не находили это оскорбительным.

Паршенди привели своих музыкантов. Поначалу светлоглазые алети чувствовали себя неуютно: для них барабаны были главными музыкальными инструментами темноглазых простолюдинов. Однако вино – непревзойденный убийца обычаев и правил, и к этому моменту знать алети самозабвенно танцевала.

Сзет начал пробираться через зал. Празднество затянулось – король и тот ушел к себе несколько часов назад, – но многие продолжали развлекаться. По пути Сзету пришлось обогнуть родного брата короля, Далинара Холина, спьяну уснувшего прямо за столом. Крепкий пожилой мужчина истово гнал прочь всех, кто пытался увести его отдыхать. Где же Ясна, королевская дочь? Элокар, сын и наследник короля, сидел за столом для почетных гостей, возглавляя пиршество в отсутствие отца. Он беседовал с двумя гостями: темнокожим азирцем, у которого на щеке было странное бледное пятно, и худым мужчиной, по виду алети, который все время озирался по сторонам.

Те, с кем пировал принц, не представляли никакого интереса. Стараясь держаться подальше от наследника престола, Сзет прошел вдоль стены зала, мимо барабанщиков. Над головами музыкантов носились спрены музыки, маленькие духи в облике кружащихся прозрачных лент. Барабанщики заметили Сзета, когда он приблизился. Им предстояло скоро уйти вместе с остальными паршенди.

Они не казались ни оскорбленными, ни рассерженными и все-таки собирались нарушить договор, подписанный всего-то несколько часов назад. В этом не было смысла. Но Сзет не задавал вопросов.

На выходе из зала он прошел между рядами ламп – они выступали из стен у самого пола и излучали ровный лазурный свет. Это внутри сияли сапфиры, наполненные буресветом. Святотатство! Как местные осмеливались использовать нечто столь божественное для освещения комнаты? Хуже того, ученые-алети, по слухам, были близки к созданию новых осколочных клинков. Сзет надеялся, что это просто безмерное хвастовство. Иначе миру следует готовиться к тому, что от далекой Тайлены до горделивого Йа-Кеведа родители начнут говорить со своими детьми на языке алети.

Этот народ внушал почтение. Даже опьянение не мешало алети вести себя с прирожденным изяществом. Мужчины, высокие и статные, носили темные шелковые одеяния с двумя рядами пуговиц на груди, с замысловатой серебряной и золотой вышивкой. Любой из них мог сойти за генерала на поле боя.

Женщины выглядели еще ревнительнее. Они носили роскошные шелковые платья, которые плотно облегали фигуру, и предпочитали яркие цвета, выделяясь на фоне темных нарядов мужчин. Левый рукав платья длиннее правого и закрывал руку целиком. У алети странные представления о приличиях.

Черные волосы дамы укладывали в высокие прически, заплетали в замысловатые косы или оставляли свободными. Частенько их украшали золотыми лентами и драгоценными камнями, излучавшими буресвет. Красота. Святотатственная красота.

Пиршественный зал остался позади. Пройдя совсем немного, Сзет миновал дверь, за которой развернулся Пир нищих. Такова была традиция алети: по соседству с королем и его гостями в отдельном зале пировали беднейшие из горожан. Мужчина с длинной серо-черной бородой сидел на пороге, точно куль, и глупо улыбался – был ли он пьян или не в ладах с головой, Сзет не понял.