Андрей Щепетов - Хроники космического пирата

– Ну, старина! – на плечо сзади легла рука Марика. – С меня причитается!

– Ящик! – обернулся я к другу. – Французского!

Разумеется, я имел ввиду не шампанское.

С того дня прошло несколько месяцев, мы провели ещё несколько экспериментов с телевизором, и вот это неожиданное совещание у шефа. Ни Марик, ни я, ни кто-либо другой в лаборатории ничего подобного не ожидал. Как ни был успешен эксперимент, прошло слишком мало времени, чтобы переходить от лабораторных опытов к реальной работе. Наверняка, это понимал и сам шеф, и он не стал бы нас торопить. Но над ним есть своё начальство, а над тем другое, и так далее…

Две недели пролетели, как мгновенье. В назначенный день я вышел из дома раньше обычного, захотелось пройтись, подышать воздухом. Стояла глубокая осень, деревья уже избавились от листвы, прикрыв корявую наготу первым снегом.

Мне вдруг вспомнилось, как примерно в это же время, выпускник факультета психологии МГУ Сергей Скворцов боясь опоздать, торопился на собеседование. Человек с неприятным взглядом задавал вопросы, один нелепей другого. В сознании словно перелистывались страницы: я склонился над столом, изучаю психотипы людей, их привычки, манеры, пристрастия. Подбираю индивидуально для каждого словесный алгоритм, чтоб внушаемый поверил в то, о чём ему будут не переставая твердить. Вот я уже старше, ко мне подходит Марик с таким лицом, словно на него свалилось наследство.

– Знаешь, – шёпотом говорит он, – я влез в ЦРУшную базу. Помнишь, мы разрабатывали одного чиновника, ну, из Штатов? – я кивнул, было такое. – Так вот недавно он передал нашим какие-то сведения, а ихнего начальника службы безопасности понизили в должности. Вот, полюбуйся, – он сунул мне распечатанную на принтере фотографию человека широкоскулого, с высоким лбом и холодными, как у рыбы, глазами. Внизу стояла фамилия – Чернятински.

Развенчанного ЦРУшника сменило лицо шефа, в ушах зазвенел его голос: «Тебя встроят в телевизор Эштона». Эштон, – я нахмурился, – полный человек, на вид добрый дядюшка Сэм. А на самом деле расчётливый циник и делец. В каждой стране, где он появлялся, начинались беспорядки, заканчивающиеся либо свержением власти, либо гражданской войной. Или и тем и другим сразу.

– Чего хмурый! И пешком? – невесть откуда взявшийся Марик вернул меня в настоящее.

– Так, – вздохнул я, припоминая любимый фильм, – что-то смутно и тягостно, захотелось развеяться…

– Ты эту ипохондрию брось! Мне в телеке нормальный человек нужен, а не кисейная барышня.

– А что значит «кисейная»? – остановился я.

– Откуда я знаю? – пожал плечами Бергман. – Но тебе сейчас точно подходит.

– Да, ладно, – отмахнулся я, – нормально всё! Это я так…

Я вошёл в преобразователь, надо мной принялись колдовать Марик с Лидочкой.

– Не хандри, старик! – подбодрил меня Бергман. – Вернёшься – на рыбалку поедем. Хочешь на рыбалку?

– Что я, больной, в такую холодину рыбачить?

– А мы палатку возьмём, а чтоб не скучно было, пригласим Лидочку. Как вы, Лидочка, смотрите на перспективу провести чудный романтический вечер? Знаю, знаю, – пошёл на попятную Марик, поймав суровый Лидочкин взгляд, – если муж разрешит. А мы его вместе, так сказать, коллективно попросим, не откажет же он коллективу…

– Нет, конечно, – пожала плечиком Лидочка, пристраивая на моём плече датчик, – догонит и ещё раз не откажет!

– Он у вас, Лидочка, эгоист! Пользуется вами единолично, и как ему только не совестно!

Дать достойный ответ Лидочка не успела, потому что в лабораторию вошёл шеф. Змеиный взгляд куда-то исчез, шеф смотрел, – трудно было в это поверить, – едва ли не ласково.

– Наставлений давать не буду, – начал он, обращаясь ко мне, – сто раз всё обговорено. Что делать, знаешь. В общем, – он похлопал меня по плечу, – удачи! – и, развернувшись, направился к выходу.

– Что это было? – озадаченно проговорил Марик. – Это вот, – он кивнул на хлопнувшую дверь, – был наш шеф или у меня галлюцинация?

Действительно, странно. Уж в чём-в чём, а в сентиментальности шефа заподозрить было сложно. Но, как говорится, всё течёт и меняется.

– Ну что готов? – Марик посмотрел мне в глаза, я кивнул. – Начинаю отсчёт: десять, девять…

Я зажмурился. Возникли покалывания, затем цветные круги, меня оторвало от пола. Наступила темнота. Затем – вечность.

Раздался щелчок, экран засветился, я ожил. Передо мной – большая гостиная, с дорогой мебелью и картинами. Напротив меня, вернее, телевизора, расположился огромный диван. Видимо, оттуда и смотрит телевизор Эштон. А вот и он.

В поле зрения возник грузный человек средних лет, в халате и тапочках. Сел на диван, откинулся на подушки, устроившись полулёжа. Принялся переключать каналы. Неприятное чувство, будто раздают подзатыльники. Ага, кажется, выбрал. Я прислушался – надо же, думал, новости включит, а он комедию нашу нашёл. Сидит, лыбится. А говорят у америкосов чувства юмора нет.

Ну, начнём, благословясь. Я сконцентрировал импульс и выплеснул заученные слова в ультразвук. Эштон никак на это не отреагировал, значит, не слышит. И не надо. Главное, чтоб воспринимал. Приободрившись, я выдал очередное внушение:

– Россия не враг! – это надо повторить тридцать раз, дальше: – Америка не должна бояться России. – сорок раз. – Америке следует дружить с Россией.

И всё в таком духе. На первый взгляд наивно, но если твердить бесконечно одно и то же, можно убедить хоть чёрта лысого, что он праведник. Дальше будут формулы посложней, насчёт правильного курса нашей страны, о том, что не следует проводить никаких недружественный акций. И что, если это произойдёт, только навредит самой же Америке. И ещё много чего. Но начинать надо с простого.

Эштон, досмотрев кино, щёлкнул пультом, и меня окутала темнота. Как показалось, через секунду, экран снова вспыхнул, я разглядел дородную женскую фигуру с пылесосом, гул от которого доставлял почти физические страдания. Дама, словно прочтя мои мысли, отключила воющий агрегат, вынула из кармана пакет с влажными салфетками и двинулась в мою сторону. Тут я её узнал, из-под дурацкого чепчика выглядывали чёрные глаза капитана Строевой, по совместительству – горничной в американском посольстве.

Подойдя ближе, она едва заметно подмигнула в экран и принялась протирать корпус телевизора. Надо было как-то обозначить, что я тут и что со мной всё в порядке. В общем-то, это было необязательно, даже, рискованно, но не ответить мне казалось невежливым. К тому же, приятно, когда о тебе помнят, пусть даже такая вот капитанша. Я сконцентрировался и выдал следующую фразу: