Питер Нейл - Суд Эрлика

Но углубиться в сравнение достоинств разного вида оружия двоим воинам не удалось: в глубине коридора, где они стояли на страже, послышались шаги множества ног. Это эмир Дауд возвращался из женских покоев в сопровождении свиты евнухов.

Проходя мимо часовых, правитель Эссаира ненадолго задержался.

— Как твоя нога? — обратился он к Хаджибу. — Не беспокоит?

Воин отвесил короткий поклон.

— Благодарю тебя, мой господин. Твои лекари постарались на славу. Рана почти зажила.

— Тебе не за что благодарить меня, ведь эту рану ты получил у меня на службе. Разве могу я не позаботиться о тех, кто предан мне всей душой?

Эмир Дауд погладил длинную седую бороду, а затем потрепал молодого воина по плечу.

— Служи справно, Хаджиб, и ты выбьешься в люди, как твой дед и отец, хотя мне будет досадно, когда ты решишься оставить меня.

Смуглокожий стражник горделиво распрямил плечи.

— Не раньше, чем у меня подрастет сын, который сможет так же честно служить тебе, мой господин.

Эмир одобрительно улыбнулся и обернулся к Конану.

— Ты не забыл, северянин? Вечером я жду тебя в Мраморных покоях. В моей коллекции еще найдется немало экземпляров, способных тебя удивить. И, кстати — ты был прав, я действительно отыскал там длинный боссонский лук. Теперь мы сможем на деле проверить, уступают ли изделия западных мастеров творениям наших гирканских умельцев…

Конан с довольным видом кивнул. Хотя всякому иному оружию он предпочитал честный стальной меч, но и стрелять из справного лука никогда бы не отказался.

— Только лучше выехать за городские стены, — предложил он. — Здесь, во дворце, даже на большом дворе, мы не сможем отставить мишени достаточно далеко.

— Ты так уверен в себе, мой друг? — лукаво подмигнув, осведомился стареющий правитель.

Северянин рассмеялся.

— А ты вновь готов поставить сотню золотых? Я не против, никогда не откажусь от возможности увеличить свое жалованье!

С усмешкой эмир покачал головой и указал на свиту, молча застывшую в отдалении, дожидаясь, пока правитель закончит разговор и можно будет проследовать дальше.

— Впредь мне придется быть осторожнее, когда спорю с тобой, киммериец. Иначе ты выиграешь все деньги из моей казны, и мне не на что будет кормить этих бездельников.

Внезапно правитель посерьезнел.

— Скажи мне, северянин, совершил ли ты сегодня обход постов стражи, как мы договаривались с тобой? Что ты скажешь об этом? Я изменил все, в точности по твоему совету. Полагаешь, теперь дворец в безопасности? Я не могу рисковать…

С сурового лица северянина также сошла улыбка.

— Никто не может считать себя в полной безопасности, и тебе это известно не хуже, чем мне. Но я сделал все, что мог. Теперь, когда посты стражи усилены на всех выходах из дворца и обходы совершаются в разное время, без точно установленного распорядка, злоумышленникам куда труднее будет подобраться к принцессе Таммузе, чем прежде. Думаю, ты можешь вздохнуть спокойно, господин.

Эмир Дауд и впрямь вздохнул, вновь принявшись задумчиво поглаживать бороду. В ней изрядно прибавилось седины после переживаний последних месяцев…

Именно так они познакомились, а позже свели дружбу со здоровяком-северянином. Принцесса Таммуза, возлюбленная супруга эмира Дауда, ради которой он отказался от всех своих наложниц, распустил гарем и полностью очистил женскую половину дворца, — ибо таково было условие юной красавицы, согласившейся выйти за него замуж, — была похищена неизвестными злодеями спустя всего полгода после свадьбы.

Никто не знал, как это произошло. Никто не слышал ни шума, ни крика, словно похитители действовали колдовством. Лишь в опочивальне принцессы, когда поутру служанки явились будить госпожу, обнаружились следы борьбы: перевернутые табуреты, разорванные покрывала… и капли крови на пушистом белоснежном ковре иранистанской работы.

Встревоженный и не помнящий себя от волнения, эмир приказал снарядить погоню. Но похитители не оставили никаких следов. Стражники Северных Ворот утверждали, будто видели отряд всадников, во весь опор вылетевших из города на рассвете, — но никто не мог сказать в точности, куда затем направились злодеи.

На помощь эмиру пришел отряд гвардейцев правителя Турана, случайно оказавшийся в этих местах. Сотня отборных воинов под командованием Амаля Джебала возвращалась в аграпурские казармы, изрядно потрепанная после частых стычек с козгарами.

Амаль Джебал приходился родичем давнему знакомцу эмира Дауда, с которым они в свое время вместе служили королю Ездигерду, прежде чем Дауд удалился в родные места, чтобы принять власть из рук умирающего отца… Во имя этой старой дружбы и родства он обратился за помощью, — и получил ее.

Несмотря на усталость, туранские гвардейцы приняли самое действенное участие в поисках похищенной принцессы. Рассыпавшись по степи, их следопыты вскорости обнаружили место, где мог пройти конный отряд, увезший супругу эмира, — и все устремились в погоню.

Два дня они скакали без продыха, на ходу меняя лошадей; даже дремали и ели тоже в седле, чтобы не терять времени понапрасну.

На рассвете третьего дня настигли они похитителей, — и завязался кровавый бой.

К небольшому отряду, вывезшему принцессу Таммузу из ворот Эссаира, успело присоединиться с тех пор целое небольшое войско. Амаль Джебал утверждал, что это именно те козгары, за которыми его сотня гонялась по всей степи… Что ж, туранским гвардейцам выдалась славная возможность отомстить давним заклятым врагам. Жаль только, что у них так и не удалось выведать, кто же стоял за похищением принцессы, — ибо в пылу схватки туранцы уничтожили похитителей всех, до единого.

Особенно отличился в бою один из воинов отряда, — могучий, рослый северянин с синими, как сапфиры, глазами и волосами цвета южной ночи. Огромный двуручный меч в руках его плясал, легкий как перышко, разя врагов наповал и неся погибель в каждом своем движении. Он с легкостью уходил из-под ударов козгарских сабель, — и с каждым рывком, с каждым касанием клинка у него становилось на одного врага меньше…

Словно зачарованный, эмир Дауд наблюдал за этой пляской смерти, в которой ему чудилось нечто дикое, первозданное, пришедшее из тех времен, когда танец еще заменял людям все иные искусства, а зачастую даже и человеческую речь… Времена простые и дикие, прекрасные в своей незамутненной ясности, когда лишь кровь разделяла врага и друга, — и кровь же скрепляла узы братства… Глядя, как уверенный в себе и непоколебимый, точно скала, северянин расправляется с противниками, эмир ощущал, словно это он сам стоит сейчас на поле боя, сжимая в налившихся давно забытой силой руках пляшущий огненный клинок…