Ник Харрис - Конан и Два талисмана

В такие дни нежная, изящная хозяйка дворца неожиданно превращалась в богиню смерти и разрушения. И если бы ее учебные сабли не были обшиты толстой воловьей кожей, через несколько тренировок у Гассана не осталось бы ни одного охранника.

Выйдя на тренировочную площадку перед казармой, где жили неженатые, молодые воины, Итилия раздевалась донага и вызывала на бой всех желающих. Несколько сильных, ловких мужчин нападали на нее одновременно и через две-три секунды лежали на земле, корчась от боли. С мрачным блеском в глазах и развевающейся черной гривой волос, женщина сражалась, как разъяренная пантера. Оставляя за собой тонкий аромат духов и разгоряченного женского тела, она тенью скользила меж ошеломленных мужчин, бестолково размахивающих мечами.

Даже лежащие в пыли, превозмогающие боль воины, наблюдая за обнаженным, гибким телом грозной хозяйки, невольно испытывали странные, неуместные в битве чувства.

После тренировок Итилия заставляла раздеваться смущающихся под ее пристальным взором охранников и с едва уловимым трепетом тонких ноздрей сама обрабатывала их синяки и ссадины мазью, изготовленной придворным лекарем.

Натирая черные, мускулистые тела, вдыхая запах терпкого мужского пота, она всем естеством ощущала желание воинов… не обладать ею, нет — униженно подчиняться победительнице, госпоже, богине. Вдыхать аромат ее волос, терпеть сладостную боль, выполнять любые ее прихоти.

И иногда, прикасаясь животом или грудью к горячим телам воинов, она на долгий миг замирала, ощущая трепет избитых ею, покорных мужчин.

В один из таких дней, после особенно длительной тренировки, Итилия неожиданно послала за Дрианом. Служанки нашли мальчика и, перешептываясь, повели его в отдаленный угол сада.

Солнце клонилось к горизонту, и дневная жара уступала место вечерней прохладе. В тенистых аллеях витал запах таинственных цветов, раскрывающих бутоны только с наступлением темноты. Дриан слышал немало историй об этих колдовских цветах. Как завораживает неосторожного путника вид их тонких, лишенных окраски лепестков. Как кружит голову их чарующий аромат, заставляя человека совершать странные и безумные поступки.

«Берегись горького медового запаха», — говорили все знающие базарные торговцы, которым Дриан иногда помогал подносить товар и уносить пустые корзины.

Именно такой запах — горького меда — окутал мальчика, едва он вступил в тенистые аллеи сада. В оплетенной вьющимися растениями беседке полулежала в кресле-качалке уставшая хозяйка дома. Дриан остановился в смущении — Итилия была полностью обнажена. Рядом валялись две обшитые кожей сабли.

— Не стесняйся, мальчик, заходи.

В полумраке глаза женщины казались темными провалами. Дриану почему-то стало жутко. Он вошел в беседку и остановился, не зная, что делать. Нужно ли в такой обстановке кланяться хозяйке или достаточно просто почтительно склонить голову? И можно ли смотреть?

Матовое белеющее тело женщины, казалось, повисло в воздухе — темное кресло исчезло в сумраке беседки.

— Расскажи мне мальчик, что велел тебе сделать старик после того, как мой супруг возьмет тебя в дом? — Голос хозяйки звучал ласково, однако Дриан безошибочно уловил в нем угрожающие нотки.

Невольно взглянув на кривые сабли, он просто ответил:

— Ничего больше он не сказал… Наверное, придет сам…

Ленивым движением женщина отбросила упавшие на лицо черные пряди, вздохнула и потянулась.

— Что-то долго он не приходит… — Она слегка раскачалась, и груди ее мягко колыхнулись в такт движениям кресла.

Дриан промолчал, невольно бросая испуганные взгляды на великолепное обнаженное тело хозяйки. Он надеялся, что в наступающей темноте не заметно, куда и как он смотрит.

— Подойди ближе! Я хочу видеть твои глаза, — Итилия, казалось, прочитала его мысли.

Дриан неуверенно приблизился на полшага. Женщина вдруг схватила его за руки и рывком поставила перед собой. Близко заглянула в глаза.

Мальчик задохнулся. От хозяйки исходил тот самый запах горького меда… И чего-то еще… Такого сладостного аромата он еще не знал… Голова пошла кругом. Как во сне он чувствовал горячие руки женщины, срывающие с него одежду…

Гассан с нетерпением выслушал ежеутренний доклад Киаса о торговых делах, и с гневом — обязательное секретное дополнение о проделках его красавицы супруги. Сжимая кулаки, он забегал по залитому утренним светом залу.

— Вначале она самолично, как рабыня, натирает мазью потных, вонючих охранников, а затем предается любовным утехам в саду! И — с кем? С ребенком! С мальчишкой, которого я приютил!

— Осмелюсь заметить, господин, — почтительно сказал Киас, — мальчик не виноват…

— Конечно, не виноват… Я его и не виню, — мрачно проговорил Гассан, — но я все равно отрубил бы ему голову, если б не… Словом, пока… я не могу доставить себе такую радость.

Небрежным движением руки купец отпустил помощника и надолго задумался.

«Значит, не выдержала защита», — подумал Конан и проверил, легко ли выходит из ножен меч.

Вмиг друзья промокли до нитки. Но теперь это мало кого беспокоило. Надвигалось нечто страшное. С грозой пришел кто-то настолько могущественный, что легко сломал защиту, с такими ухищрениями воздвигнутую Эскилампом.

— Берегитесь, — прокричал колдун, — сейчас оно появится! Нам нужно… — Дальнейшие слова его потонули в грохоте ужасной грозы.

Как ни странно, костерок не потух. Плюясь и разбрызгивая искры, он упорно боролся с ливнем. Конан поймал взгляд Эскилампа, указал на костер и улыбнулся. Колдун улыбнулся в ответ и кивнул. Костер борется. Не все так страшно. Какой бы ужас ни надвинулся на них из темной грозовой пелены, они будут бороться!

И даже совсем приунывший, было, Хепат отбросил мокрый капюшон и решительно поднял голову, положив руку на резную рукоять кинжала.

Конан стянул мокрую одежду — будет только мешать — и стоял у костра, обнаженный по пояс, с мечом в руке. Струи хлестали по его великолепному торсу, бронзовому от загара и блестящему от влаги. Он стоял — готовый к любой неожиданности, спокойный и уверенный в себе варвар, вся жизнь которого была сплошным сражением.

Глядя на друга, Хепат с блеском в глазах поднялся и встал рядом, но чуть позади — где и должен находиться оруженосец, готовый в любой момент прейти на помощь.

Эскиламп сбросил промокший плащ и остался в тонкой, расписанной странными знаками шелковой рубашке. Держа в правой руке кинжал, а в левой — ножны, он спокойно занял место рядом с Конаном.

От непрерывного грохота закладывало уши, молнии хлестали особенно злобно, но… как бы остановившись поодаль, не приближаясь. Сквозь мутную пелену дождя друзья разглядели огромный, увенчанный молниями силуэт.