Ник Харрис - Конан и Два талисмана

Вокруг других костров — обычных — плясали местные колдуны, разжигая в мужчинах страсть к битве и к женщине. Проводить мужей на великую войну пришли многие молодые жены — те, чья красота и грация еще не увяли, чьи танцы могли возбудить самые дикие, первобытные инстинкты человека — убивать и совокупляться.

На утро великий Мраава назначил выступление, и черные колонны мускулистых воинов с рассветом будут готовы двинуться навстречу врагу. Но ночь — последняя ночь перед походом — принадлежала колдунам и женам. И с наступлением темноты запылали костры, источая едкий дым волшебных снадобий. Колдуны, приплясывая и выкрикивая заклинания, бросали и бросали в огонь заранее заготовленные, плотно увязанные пучки травы. Жадно вдыхали сизый дымок воины, обступившие костер, и дикое веселье наполняло их сердца. Тянулись к костру жены, стоящие именно там, куда ветерок относил волшебный дым.

И туманились глаза у молодых женщин, глубже и чаще дышала их грудь, становилось легким, невесомым, воздушным гибкое тело. И хотелось танцевать, петь, извиваться в сладостном ритме тамтамов, и любить, любить подряд всех воинов, отправлявшихся добывать великую славу.

Мраава приказал носильщикам остановиться у одного из самых больших костров. Удобно устроившись на подушках, невидимый в темноте, он с одобрением наблюдал за действиями местного мага.

Еще молодой, но, судя по быстрым, уверенным действиям, опытный колдун, бросал в огонь травы, бормотал, а временами — выкрикивал заклинания, приплясывал, — словом, проделывал все, что требуется в таких случаях.

И вот, над огромным, невиданным доселе скопищем людей разнеслись пока еще тихие удары тамтамов. Мужчины отодвинулись от костра, уступая место женщинам.

Барабаны зазвучали громче, и жены молодых воинов, содрогаясь в такт сладостным звукам, цепочкой двинулись вокруг костра.

Частота ударов увеличилась, и теперь даже Мраава ощутил острое желание танцевать, извиваться, биться в едином для всех ритме.

Мужчины приплясывали, ритмично напрягая мышцы живота и ног. Женщины двигались по кругу. Их тела, блестящие в свете костров, округлые и гибкие, находились в постоянном движении. Ритм невидимых в темноте тамтамов пронизывал каждую клеточку тела.

Из темноты выскочил местный колдун и, извиваясь змеей, стал в бешеном ритме проделывать характерные, естественные движения тазом, поочередно прикасаясь к каждой из танцующих женщин.

Мужчины не выдержали напряжения и, двигаясь в общем ритме танца, устремились к костру. В огонь полетели набедренные повязки.

Невероятная энергия колдуна доводила танцующих до безумия. Женщины также метнули в пламя набедренные повязки, и теперь черные, блестящие от пота, обнаженные тела воинов и их жен, бесновались в переменчивом свете.

Вокруг каждой женщины содрогались в танце не менее десяти-пятнадцати мужчин. Тамтамы выдавали самый быстрый ритм, на который были способны опытные, закаленные в празднествах барабанщики.

Мраава горящими глазами наблюдал за происходящим. Дергающимися движениями мужчины подходили к женщинам и, как бы в изнеможении, откатывались назад. Колдун неистовствовал. За короткое время он успел коснуться каждой женщины — каждой жены, давно потерявшей из виду своего мужа. Прикосновения колдуна производили невообразимый эффект. Запах его пота доводил женщин до исступления. Они ощущали себя львицами, пантерами, самками леопарда. Выгибаясь, они наклонялись, царапая ногтями землю. Мужчины, орошая потом выбранную ими женщину, с рыком бросались к ней и со стонами отступали. Но с каждым разом отступление было короче, а натиск активнее.

Мраава, конечно, знал, чем заканчиваются подобные празднества, но ощущал удивившее его самого желание досмотреть все до конца.

В свете догоравшего костра метались черные тени, слышался пронзительный голос колдуна, выкрикивающего заклинания, сладостные крики женщин, рычание мужчин. Теперь уже никто не танцевал. Возбуждение достигло последней стадии и требовало немедленного выхода. На каждую жену воина приходилось не менее десятка мужчин. Мраава знал, что после этой ночи женщины долгое время не смогут даже думать о любовных утехах. И в этом был большой смысл, ибо мужчины надолго покидали молодых жен. А многие — навсегда отправлялись в страну духов.

Мраава преклонялся перед мудростью предков, завещавших живым такие нужные, полезные обычаи.

Впав в сладостное оцепенение, он наблюдал завершение праздника. А спустя долгое время, приказал опустить носилки и, тяжело дыша, ощущая растекающееся внизу живота тепло, нетвердой походкой подошел к костру. Все закончилось. Вокруг каждой женщины, без сил, вповалку лежали воины. Никто не шевелился. Переступая через неподвижные тела, Мраава выбрал себе женщину — молодую, стройную, с детским лицом, на котором застыли одновременно и торжествующая улыбка, и гримаса отвращения.

Наклонившись, великий колдун долго всматривался в детские черты женщины — чьей-то жены, ставшей сегодня женой многих сильных, неистовых в страсти воинов. И содрогнувшись всем телом, не в силах более себя сдерживать, колдун с громким стоном упал на распростертое перед ним неподвижное тело.

В армии Конана теперь царил образцовый порядок. Большинство ополченцев решили уехать вместе с ранеными. Конан не препятствовал — необученные ремесленники были только обузой. Гассан набрал их для массовости, не понимая, что большая, но неповоротливая, подверженная панике армия гораздо хуже маленькой, но хорошо организованной и мобильной. Именно такую — небольшую, состоящую из опытных воинов армию — и вел теперь Конан в сердце загадочной страны под названием Черные Королевства.

Солнце еще не коснулось горизонта, а Конан объявил привал. Засветло заготовили сушняка для костров. Выставили усиленные дозоры, выслали в разных направлениях опытных разведчиков. Эскиламп развел свой волшебный костер и что-то долго бормотал над ним, бросая в огонь щепотки разноцветных порошков. Хепат издали наблюдал за манипуляциями колдуна, не решаясь спросить, что же он затеял.

Конан, окруженный бывшими телохранителями Гассана, объезжал посты. На душе было неспокойно. К ночи усиливался ветер, солнце садилось в тучу. Следовало ждать ночную грозу. А учитывая способности Мраавы, можно было предположить, что гроза придет не простая.

— Что он придумает на сей раз? — бормотал под нос Конан. — Будет хлестать нас молниями?

Вернувшись к шатру, в котором подобало ночевать командиру, киммериец остановился у костерка, над которым в неестественной позе застыл Эскиламп. Поодаль стояли Хепат и Дриан, а за ними возвышался Киас в надраенной до солнечного блеска медной кольчуге.