Дункан Мак-Грегор - Чужая клятва

При воспоминании о Кареле Конан невольно вздохнул. Нергал ее знает, эту странную девчонку… То ласкова, то резка словно степной ветер… А впрочем, все женщины таковы… Только в одних больше одного, а в других — другого… Сидя в песке, задумчиво зализывая на запястьях раны от цепей, киммериец вспоминал тех, кого приходилось ему встречать прежде на пути своем. Среди них были, конечно, алчные и хитрые, но больше все-таки смелых, честных, самоотверженных, готовых любить без слез, без просьб, без жалоб… Он был благодарен им — как, наверное, и они ему…

Варвар зевнул. Ему захотелось вдруг покончить поскорее с делом Мангельды, с кочевой жизнью, хоть на время перестать ломать голову над тем, где достать еды и воды… Конечно, путь к богатству и славе не близок, но это и все, что известно про него людям. Ступил ли уже Конан на сей путь? Да, ступил, он не сомневался. И дальше пойдет по нему же, никуда не сворачивая, что означает лишь одно — жить как жил всегда: брать на себя много и стараться взять еще больше, желать не долю, но всё целиком… А пока… А пока хорошо бы наняться в армию, жить себе поживать в казарме, а после службы гулять в кабаках да обнимать красавиц…

Воображение варвара услужливо нарисовало юную пышнотелую Минию, дочь шадизарского стражника. Она подарила Конану несколько жарких ночей, она укрыла его однажды от погони, она даже хотела уйти из города вместе с ним — никак не могла понять, что в дороге мужчина должен быть один… Ну, разве что попадется случайная попутчица…

Округлые формы Минин не выходили из головы. Взор киммерийца затуманился: неплохо было бы, если б она оказалась сейчас тут. Он показал бы тогда шемиту, чем надо заниматься с женщинами! А то сидит, молчит… За руки держит!

Сплюнув, Конан решительно подошел к лодкам, выбрал самую, на его взгляд, крепкую, и стал отвязывать цепь. Нергал с ним, с шемитом! Он поплывет к Желтому острову один! В конце концов, и Гринсвельд, и вечно зеленая ветвь маттенсаи его, Конана, личная забота. Видит Кром, киммериец никогда не отказывался намотать на меч кишки грязного демона…

— Конан!

Варвар не обернулся. Почему-то ему очень не хотелось встречаться глазами с красавицей Халаной.

А Иава уже подходил к нему, мягко, еле слышно ступая по песку — грузное тело его на миг заслонило варвару солнце, — и так же мягко взял цепь из его рук со словами: «Не надо, Конан. Халана даст нам свою лодку…»

— Нам? — Киммериец резко поднялся, с удивлением глядя на шемита. — Я думал, ты остаешься…

— Я вернусь. Потом.

Он обернулся на женщину, и она с улыбкой кивнула ему.

— А я буду ждать тебя.

Это были первые слова, которые Конан услышал от Халаны.

Давно уже тонкая полоса берега растворилась в сине-голубой дали, а впереди все еще простиралась бескрайняя гладь, и казалось, никогда не мелькнут на горизонте долгожданные очертания Желтого острова. Весла мерно разрезали темные воды, тихим плеском не тревожа тишину; так крики морских птиц испокон веков неразделимы с этой тишиной, столь прекрасной в штиль, и столь жуткой перед штормом.

Молча спутники налегали на весла, опуская их в воду сильно и плавно. Каждый в эти мгновения, слитые в один отрезок времени для обоих, думал о своем, стараясь не слишком углубляться в волнующие душу воспоминания. Здесь, на огромном водном пространстве, они были одни, и никому больше — ни друзьям, ни врагам — не было места в длинной узконосой лодке, быстро летящей по зеркальной глади к Желтому острову. Все образы остались на берегу; все чувства остались на берегу; в подобные путешествия обычно берут лишь знания, волю и силу — это отлично знали оба мореплавателя, и с этим были совершенно согласны.

…К вечеру, когда порыжевшее солнце уже обмакнуло свой край в море, Конан узрел вдалеке темное пятнышко, то исчезавшее в мерцании красных лучей, то проявлявшееся снова. Спутники переглянулись, но и только: весла их все так же мерно опускались в воду, сердца бились ровно, а ход мыслей не поколебался и на миг.

— Конан, — наконец прервал долгое молчание Иава. — Наверное, я должен сказать тебе…

— Ну? — Голос варвара не дрогнул, но в душе его вдруг стало пусто и темно — лишь на вздох. Кто сидит с ним в одной лодке? Не следовало ли задаться сим вопросом раньше?

— Я все знал. С самого начала знал. И про антархов, и про Мангельду, и про Гринсвельда…

Конан молчал.

— Знаешь, куда я ушел из Шема двадцать лет назад? В Ландхаагген. Мне говорил об этой стране отец, он тоже был там когда-то. С детства я слышал его рассказы о Мольдзенах, о ледяных пустынях, о вечной ночи… Легенда… Красивая, хотя и печальная легенда — так казалось мне тогда. Как я мечтал попасть туда, своими глазами увидеть то, что так часто видел во сне — глыбы льда, Белый дворец, деревню антархов… Мертвая страна, которая когда-то обязательно обретет свой первоначальный вид…

Я прожил там семь лун. В доме старейшины меня научили многому из того, что потом не раз помогало мне в жизни. Я полюбил этих людей. Так же страстно, как и они, я желал рождения близнецов… И мне не терпелось начать сманданг и разморозить наконец это ледяное царство! Так же страстно молил я Асвельна о помощи и оберегал маттенсаи… Им и в голову никогда не приходило прятать ее… А ведь Горилла еще тогда крутился поблизости! Почему он не стащил ее раньше? Я думаю, он тоже ждал рождения близнецов. Чтобы потом, когда спасение будет совсем близко, отнять его у них. Так что украл он не маттенсаи — надежду.

— Потому ты и пошел со мной? — прервал спутника Конан, у которого отлегло от сердца после рассказа Иавы.

— Ты появился в горах Кофа весьма неожиданно, парень, — засмеялся шемит. — С Мангельдой должен был идти я. Так хотел Асвельн. Но не успел я поведать девочке всю историю, как ты уволок ее в свою каморку! Я не знал, что делать!

— Спросил бы у Асвельна, — хмыкнул киммериец.

— С тех пор я больше не видел его. Ну, если не считать древнего леса… Но сдается мне, он не возражал против твоего участия в этом деле. Иначе ни за что Мангельда не рассказала бы тебе все, будь уверен, варвар.

— Ты думаешь, Асвельн выбирал между мной и тобой?

— И выбрал тебя, — кивнул Иава. — Знаешь, Конан… Многие — поверь мне, многие — обладают железной волей и первобытной силой. Но в тебе та же воля и та же сила образуют гармонию. Понимаешь?

— Нет, — качнул головой киммериец. — Но я и не хочу понимать. Клянусь Кромом, Иава, мне нет дела до того, как я устроен. Я живу и я действую — это все, что нужно.

— Я только хотел сказать, что другого такого нет, — сказал шемит, пожимая плечами. — Хотя, может, ты и прав. Может, тебе и не надо этого знать.