Ледяной демон - Мишель Пейвер

Запахло паленым мехом – загорелась парка. Торак сбил огонь и с трудом встал на ноги.

Сосны гнулись к земле, как трава, некоторые деревья летели по воздуху, словно огненные стрелы. На противоположном берегу охваченная огнем осина упала и придавила Волка к земле. Их убежище на берегу было разрушено, из-под обломков торчало что-то белое, Ренн нигде не было видно. А потом Торак понял, что белое – это ее рука. Кому помочь первому? Ренн или Волку? Кому?

Раскаты грома слились, превратились в сплошной оглушающий рев… И все стихло.

Торак чувствовал, как под ним изгибается лед, видел, как содрогается склон холма, как крошатся камни… но ничего не слышал. Лес горел и обволакивал удушающим дымом.

Он больше не видел ни Ренн, ни Волка.

* * *

Охотник из племени Рыси упал на колени. Раскаты грома, падающие деревья и небо в огне – это последнее, что он слышал и видел в своей жизни.

Звезда-Молния выжгла дотла долины, а реки превратила в бурлящие потоки.

Она уничтожила сердце Леса.

Ренн осторожно пощупала бок Волка, он зарычал и щелкнул зубами, но потом сразу откинулся назад и попросил прощения – прижал уши и пару раз дернул хвостом.

– Два сломанных ребра, – сказала Ренн. – Но кровотечения нет, так что, думаю, с ним все будет в порядке.

Торак потер рот измазанной в саже ладонью.

– А теперь посмотрю на твои ожоги, – продолжила Ренн.

– Чего?

– Твоя грудь…

Только тут Торак понял, что его безрукавка и парка разодраны, а грудь обожжена.

– Ерунда, не болит совсем, – пробормотал он.

– Скоро заболит…

– Отстань, говорю!

Ренн посмотрела Тораку в глаза, а он даже не смог заставить себя извиниться. Да и грудь действительно не болела. Тогда почему он чувствовал боль глубоко внутри, как будто под ребра вставили крюк и вытягивали кишки?

Когда Торак вытащил Ренн из-под разрушенного убежища, она была оглушена и плохо соображала. Он усадил ее возле валуна, чтобы падающие с неба горящие ветки не могли ей навредить, и ринулся спасать Волка. Тогда перейти на другой берег было почти невозможно, а теперь река и вовсе превратилась в поток из скрежещущих льдин и мертвых деревьев.

Земля уже не так сильно содрогалась, оползни прекратились, но из долины все еще доносились грохот и треск падающих деревьев. Сквозь завесу серого едкого дыма Торак различал на склонах холмов красные языки пламени. Небо на юге окрасилось в зловещий багровый цвет. И все это, словно гигантская ладонь, накрывало огромное облако черного дыма.

– Я зашью твою парку, – сказала Ренн.

– Не надо, и так перебьюсь.

– Если не зашью, – сквозь зубы сказала Ренн, – ты замерзнешь.

Лицо у нее было в черных разводах от сажи, глаза от потрясения стали круглыми, как у совы, но по голосу Торак понял, что лучше уступить.

Ренн закончила работу, и, когда убирала иглу в чехол, на противоположном берегу реки завыла Темная Шерсть. Это был протяжный, вибрирующий вой скорби.

Волк поднял голову и попытался завыть в ответ, но смог только коротко пролаять и снова опустил голову. Его янтарные глаза стали пустыми.

Ренн прикрыла рот ладонью.

– Волчата?

Торак кивнул:

– Я видел их, когда нашел Волка. Лежали, свернувшись калачиком, будто спали. Наверняка убило ударом горячего воздуха.

Ренн трясла головой и повторяла: «Нет, нет, нет».

Торак вспомнил, как маленькая Дёрг прошлой осенью подкралась к дождевику и прыгнула на него, словно настоящая охотница. А когда гриб взорвался и обдал ее желтым порошком, зачихала и побежала обратно к маме.

– А Камешек? – спросила Ренн.

Торак не ответил.

– О нет… Ты уверен?

– Сама подумай, Ренн! Будь он жив, уже бы давно завыл в ответ!

Ренн закусила губу.

– Он всегда беспокоился за волчат… Может, и хорошо, что он не узнает… – Она не смогла продолжить.

Торак вскочил на ноги и заговорил очень быстро:

– Река поднимается. Наверное, завалило деревьями и камнями выше по течению. Что ты вытащила из убежища?

Ренн открыла рот и сразу закрыла.

– Прости. Я забыла.

– Что? Я же сказал, чтобы ты, пока я ищу Волка, вытащила наше снаряжение!

– А я ничего не спасла, – огрызнулась Ренн, – и теперь все унесла река… как тех бобров в хатке…

– Ты правда ничего не спасла?

– Я же сказала, мне жаль.

– Тебе жаль? Ренн, сейчас середина зимы, мы остались без убежища, у нас нет спальных мешков, нет еды…

– А мне вот на это плевать! – сорвалась Ренн. – Я не представляю, что это было… я не знаю, жив Фин-Кединн или нет и живы ли люди моего племени! Ты о них подумал?

Торак потер ладонью лицо. Темная вода лизала его башмаки.

Он наклонился, поднял Волка на руки и пробормотал:

– Идем, надо найти убежище где-нибудь повыше.

* * *

Волки выносливее людей – Торак смог пронести брата по стае всего несколько шагов и снова опустил на землю. Из-за дымящихся пней и горящих деревьев с вонзившимися в стволы камнями склоны гряды Пчелиных Гнезд стали почти непроходимыми. Волк поскуливал, выбирая путь наверх. Мрачная Ренн перебиралась через спутанные тлеющие корни, лицо у нее было таким грязным, что Торак не мог разглядеть татуировки племени – три синие полоски на каждой щеке с красной меткой луны под левой.

Он протянул Ренн руку, но она как будто не заметила.

Ему хотелось закричать: «Фин-Кединн – мой приемный отец, я тоже его люблю!» Но странно – он чувствовал себя словно отрезанным от Ренн.

Вой Темной Шерсти все еще эхом разносился по долине.

Она осталась горевать на другом берегу реки и пойдет за ними, когда будет готова.

Ее вой, рев реки и треск деревьев – все это Торак слышал приглушенно, как шорох, а за этим шорохом стояла жуткая безжизненная тишина.

Он наткнулся на искореженные останки детеныша оленя, потом на обугленные и скукоженные тушки лесных голубей. Души деревьев теснились в воздухе, Торак остро чувствовал их боль и растерянность. Когда деревья умирают, души ищут поблизости молодые деревца, которые становятся их новым телом. Но в этой долине не выжило ни одно молодое деревце – куда же им идти?

Волк остановился, он тяжело дышал, его заметно трясло. Торак нагнал его, они соприкоснулись лбами. Торак спросил брата по стае, не надо ли ему немного передохнуть.

Волки не только рычат, скулят или воют,