Андрей Бондаренко - Ночь богонгов и двадцать три пули

— Ты что, заснул? — раздалось где-то рядом.

Смок, почувствовав, как кто-то настойчиво теребит его за правое плечо, не без труда разомкнул веки и непроизвольно улыбнулся.

— Почему ты улыбаешься? — таинственно мерцая огромными тёмно-зелёными глазищами, спросила Исидора.

— Я всегда улыбаюсь, когда вижу тебя, плутовка. Особенно, когда ты облачаешься в такие коротенькие домашние халаты.

— Как тебе фильм? Понравился?

— Я, честно говоря, его почти не смотрел, — признался Эрнандес. — Только слушал голос диктора. Что-то там про многие миллионы упрямых и глупых бабочек. А потом, и вовсе, задремал.

— Жаль.

— Почему?

— Видишь ли, милый. Эта красивая и печальная история имеет к нам с тобой прямое отношение, — загадочно улыбнулись карминные, изысканно очерченные женские губы. — Причём, самое непосредственное…

— Каким же это образом?

— У тебя когда начинается отпуск?

— Отпуск? — протирая ладонью сонные глаза, задумался Смок. — Кажется, со следующего вторника.

— А у меня — с завтрашнего дня, — многозначительно прищурившись, сообщила Исида. — Понимаешь ход моей мысли?

— Не очень.

— Ладно, поясняю для особо несообразительных мачо…. Мне очень-очень хочется посмотреть (своими глазами, а не по телевизору), на Ночь богонгов. До массового вылета бабочек остаётся примерно неделя — плюс-минус пару суток. В энциклопедии — с помощью Интернета — посмотрела. Короче говоря…. Завтра утром я выезжаю в Бёрнс. Это такой занюханный провинциальный городишко, расположенный в самом центре ареала обитания-проживания богонгов. Сниму там уютный и благоустроенный коттедж. Осмотрюсь на местности. Познакомлюсь с соседями. А во вторник и ты подъедешь. Посмотрим на тучи разноцветных бабочек, погуляем по округе, посетим ближайшие фермы, подышим чистым деревенским воздухом, вдоволь полюбуемся на тамошние экзотические ландшафты. Экологически-безупречные продукты, опять же. Парное молоко, к примеру…. Договорились?

— Э-э-э…. Не знаю, право слово. У тебя же имеется — в пятидесяти километрах от Канберры — отличный загородный дом, окружённый великолепным старым парком. Пруд с золотыми и серебряными рыбками. Японский сад камней. Безупречные газоны. Цветники…

— Ты что же это, оболтус смуглолицый? Решил поспорить со мной? Искренне не советую.

— Договорились. Согласен…

Австралия, окрестности городка Бёрнса.

— Хосе! Хосе! — неслось над руслом крохотного ручейка. — Родригес, прекращай свои дурацкие шуточки! Куда ты спрятался, дрянной мальчишка? Вылезай немедленно! Обижусь…

Из-за горбатой красно-белой гранитной скалы вышла молоденькая девушка — невысокая, стройная, облачённая в светло-бежевый костюм для верховой езды, с чёрным кавалерийским хлыстом в руках. Густые медно-пшеничные волосы барышни были коротко-подстрижены, а на милом личике, покрытом щедрой россыпью рыжих веснушек, застыла гримаса лёгкого неудовольствия.

— Какое необычное место, — озабоченно хмыкнув, пробормотала девица. — Просторная овальная поляна, посередине которой находится…э-э-э, идеально-круглый пруд диаметром в семьдесят-восемьдесят метров, заполненный тёмно-кофейной водой. Приятный цвет, ничего не скажешь…. Никаких тебе водорослей, кувшинок, лотосов и шустрых водомерок. И жирующей рыбы не наблюдается. Ни единого всплеска. Очень странно. Очень, очень, очень…

Подождав с минутку, девушка лукаво улыбнулась и, сложив ладошки рупором, прокричала:

— Томас, отзовись! Ну, пожалуйста!

— Аль, ты окончательно сошла с ума? — из-за толстого ствола эвкалипта показался рослый светловолосый юноша. — Разве так можно? Я ей по большому секрету всё рассказал, а она…. Вдруг, кто-нибудь услышит?

— А нечего прятаться. Шутник выискался.

— Всё равно…

— Перестань, милый. Мы же находимся на нейтральной территории. Никого нет поблизости. Чуткие кенгуру и любопытные вомбаты? Ерунда, они никому не расскажут.

— Всё равно, надо соблюдать элементарную осторожность. Всегда…. Кстати, какая ещё нейтральная территория? Все эти земли — до самой изгороди из колючей проволоки — принадлежат нашей общине.

— Прекращай, роль склочного педанта тебе совершенно не идёт. Я имела в виду только то, что здесь нет посторонних ушей и глаз. Иди ко мне. Обними. Я ужасно соскучилась…

Дальше, естественно, пришло время горячих поцелуев. Чёрный кавалерийский хлыст, мешающий жарким объятиям, выпав их девичьих ладоней, спрятался в густой траве…

Отвлечёмся немного. Совсем чуть-чуть. Так сказать, для пущей информационной ясности.

Молодые люди, действительно, встретились в достаточно глухом и безлюдном месте. До городка Бёрнса, расположенного севернее, было примерно пятнадцать километров. А до поселения Форт Томпсон, находившегося к юго-востоку, порядка девяти с половиной. Между этими населёнными пунктами простирались только обширные фермерские поля, отделённые друг от друга густыми зарослями акации, да тенистые малопроходимые эвкалиптовые леса.

Бёрнс, по большому счёту, являлся небольшим посёлком городского типа с населением в пять с половиной тысяч человек. «Овощные» фермеры, садоводы, скотоводы. Школа, церковь, супермаркет, пивоваренный завод, два кинотеатра, ночная дискотека. Ничего экстраординарного. Обыкновенный среднестатистический австралийский городишко, выражаясь скучным казённым языком.

Что же касаемо поселения, официально (для австралийских властей и составителей географических карт), именуемого — «Форт Томпсон». Здесь всё было совсем непросто. То бишь, неоднозначно…

У данного населённого пункта существовало и второе название-наименование. Так сказать, насквозь тайное. Сугубо для внутреннего пользования. Отражающее глубинную историческую сущность.

«Круппендорф» — так величали это поселение его обитатели. Естественно, только между собой, в приватных беседах-разговорах.

Немецкие корни? Ещё какие. Именно немецкая речь (в основном), и звучала на территории Форта Томпсон. То есть, на территории деревни Круппендорф, живущей по классическим баварским законам первой половины двадцатого века. И это было великой тайной, тщательно скрываемой от всех соседей.

Впрочем, особых трудностей с соблюдением секретности не наблюдалось, так как поселение было надёжно отгорожено от внешнего Мира высоченным забором, за который посторонние допускались только в исключительных случаях. В частности, речь шла о врачах, полицейских, налоговых инспекторах, социальных работниках, контролирующих соблюдение прав детей и юношества, а также о прочих представителях австралийских Властей.