Тим Доннел - Шесть дверей страха

Похоже, его слова озадачили мага, он молчал и явно был в замешательстве. Гнетущую тишину внезапно разорвал звонкий голосок, слегка дрожащий от испуга:

— О, мой повелитель, я сама осмелилась последовать за тобой! Его чары тут ни при чем, это лишь мое желание — и больше ничего! Я и сама не знаю, как мне это удалось, но я буду с тобой на этом пути, и отправить меня назад не в его власти! — Имма уже справилась с первым испугом, и голос ее звучал почти торжествующе.

Рагон Сатх нахмурил лохматые брови, почти скрыв тлеющие уголья глаз, и прохрипел:

— Или умирайте тут оба — а смерть я обещаю вам самую долгую, самую мучительную, неплохое развлечение взамен несбывшихся надежд, — или идите и достаньте последний талисман, тогда, счастливая парочка, я верну вас в Тарантию — живите и радуйтесь! — Он зловеще захохотал и поднялся с трона, указывая трясущейся рукой в сторону последней двери.

Имма выскользнула из-за спины Конана и подбежала к неподвижному пологу. Он висел, не колыхаясь, и, блестя узорами в ослепительном свете белого шара, напоминал раскрашенный стальной лист.

Девушка отогнула край полотнища, с улыбкой обернулась к Конану и призывно протянула к нему руку. Конан с проклятиями устремился к ней, пытаясь оттолкнуть ее от смертельной двери, но неведомая сила уже влекла их вперед, не давая даже оглянуться. Вслед неслись обрывки слов и яростных воплей Рагон Сатха, давшего волю своему гневу, но они уже парили, взявшись за руки, в густом молочно-белом тумане, с трудом различая друг друга. Глаза Иммы сияли, губы приоткрылись в ликующей улыбке — можно было подумать, что это счастливейший миг в ее жизни.

— Что ты натворила, девчонка! Ты и представления не имеешь, куда попала! Ох, эти женщины! — Еще не остыв от гнева, Конан принялся громко отчитывать Имму, но гулкое эхо, со всех сторон подхватившее слова, заставило его перейти на шепот. — Ваша любовь иногда связывает воина по рукам и ногам! Ты думаешь, если ты здесь, то мне уже ничего не грозит? Нет, девочка, здесь мужское дело, и ты мне будешь только обузой!

Имма с улыбкой слушала его слова, словно давно уже знала, что может сказать разгневанный король. Она покрепче уцепилась тонкими пальчиками за руки Конана, как ни в чем, ни бывало, тряхнула кудряшками и прошептала, боясь потревожить эхо:

— Ты ничего не знаешь обо мне, о, мой повелитель! Дамунк ведь рассказал тебе мою историю, но ты, конечно, уже все забыл. Я должна быть сейчас с тобой, только я могу тебе помочь, иначе ты погибнешь! Я люблю тебя, мой повелитель, но моя любовь тут ни при чем. Я знаю, что должна быть здесь, и это для меня самое главное. Мое знание никогда не обманывает!

Ее глаза по-прежнему улыбались, но в их золотом блеске Конану почудилось что-то не по-детски мудрое, такое же древнее и колдовское, как в огненных глазах Рагон Сатха. Только эти глаза смотрели на него нежно и снисходительно, как будто ребенком был он сам, могучий король Конан.

Он действительно едва мог вспомнить, что говорил ему Дамунк — все казалось таким далеким, как будто происходило год назад. Что-то насчет каменного яйца. Или шара…

Имма, внимательно вглядываясь в хмурое лицо короля, вдруг засмеялась, и ее смех раздался сверху и снизу, с боков, спереди и сзади. Казалось, они не одни в этом тумане, а со всех сторон их окружают смеющиеся девушки. Хмурая складка между черных бровей разгладилась, и Конан невольно усмехнулся.

— Ну, вот ты и вспомнил, о, мой господин! Не знаю, кто я и зачем пришла в этот мир. Единственное, что я умею, — лечить людей и поступать так, как велит мне сердце. Оно никогда не обманывает, поверь мне! Не гневайся на меня, делай свое дело и ни о чем не заботься! Забудь, что я женщина! — Она хотела еще что-то сказать, но тут оба почувствовали, что стремительно летят куда-то вниз, и еще крепче ухватились друг за друга.

Ноги коснулись чего-то твердого, и Конан, схватившись за меч, попытался сделать шаг вперед. Туман то редел, то становился плотнее, и не было надежды, что эта пелена когда-нибудь рассеется. Но Имма уцепилась сзади за его плащ, так, что золотая пряжка острым краем впилась ему в горло, и пронзительно закричала:

— Нет! Не ходи! Остановись!

Конан резко оглянулся, чтобы отругать дерзкую девчонку, но слова застряли у него в горле. Хлопья молочного тумана стали таять, и перед его глазами постепенно стали появляться контуры далеких гор, острыми зубцами устремившихся в зеленоватое небо.

Перед ним была отвесная скала, уходящая далеко вниз. Еще шаг — и он, кувыркаясь и ударяясь об острые, как ножи, грани торчащих камней, полетел бы туда, в страшную глубину, где, подобно облакам, ходили клочья тумана, то скрывая от глаз, то открывая взору скалы и пропасти, узкие ущелья и громадные валуны. Сзади раздался тихий стон, и застежка плаща снова впилась ему в горло. Отступив от края, он обернулся. Имма стояла на коленях, крепко уцепившись за край плаща, и крупные слезы градом катились по ее щекам.

Конан встал на колени рядом с ней, погладил по плечу и прижал голову к своей груди:

— Прости меня, девочка! Ты и, правда, знаешь, что делать! Но куда это нас занесло?!

Он поднялся и стал внимательно осматриваться.

Туман уже совершенно рассеялся, и дикая горная страна раскинулась перед ними. Она не была похожа ни на один из горных кряжей, где доводилось бывать Конану. На такие скалы не смог бы забраться ни один смертный. Даже киммериец. Больше всего они напоминали громадные, окаменевшие наконечники копий, сросшиеся чудовищными гроздьями. Одни, самые огромные, остриями устремлялись в небо, а подножия их щерились зубьями скал поменьше, делая склоны совершенно неприступными. Гладкие грани скал сверкали в лучах белесого солнца разными цветами, густо-синими, серо-лиловыми, багровыми и черными, создавая картину устрашающей, демонической красоты.

Та скала, на уступе которой они очутились, подобно остальным, ощетинилась внизу множеством каменных лезвий, а сам уступ, шириной шага в два, начинался как раз на том месте, где они стояли, и уходил наклонно вверх, огибая скалистый край. Надо было идти вперед, туда, куда вела эта неверная тропа, другого пути не было…

Конан решительно двинулся вперед, прошел несколько шагов и оглянулся на Имму. Она шла следом, все еще всхлипывая. Но вдруг его взгляд упал на уступ позади девушки, на то место, где они только что находились. Каменная тропа с тихим шуршанием оседала вниз и ссыпалась в пропасть, подбираясь к ногам Иммы. Конан схватил ее за руку и с криком:

«Вперед! Пошевеливайся!» — устремился вверх.

Он почти бежал по уступу, таща за собой еле поспевающую девушку. А когда почувствовал, что Имма совсем задыхается, прислонился спиной к скале и оглянулся назад. Та часть уступа, которая была видна, еще не обрушилась, но звук мелких сыплющихся камней раздавался совсем недалеко. Конан не стал ждать, когда тропа начнет уходить из-под ног: подхватил Имму и, перекинув через плечо, устремился вперед, задевая рукой острые выступы уходящей ввысь скалы. Девушка, тоненькая и легкая, была для него пустячной ношей, но на такой узкой тропе, змеей огибающей неровности огромной скалы, приходилось быть очень осторожным.