Юрий Никитин - Передышка в Барбусе

— Но-но, — сказала она предостерегающе, — поднимайся!

Через четверть часа заросли остались далеко позади, мавка жадно присматривалась к новым для неё рощам, заросшим лесом холмам.

Дорога постепенно стала шире, протореннее. Мраку почудились запахи дыма, окалины железа, угля, но ветерок стих, и он не был уверен, что ему не почудилось.

— А что там? — спросил он. Голос пояснил словоохотливо:

— Там уже веси одна возле другой, а ещё дальше — стольный град Барбус. Так говорят, я там не бывала. Но мы, конечно же, туда не пойдём...

— Почему? — удивился Мрак.

В голосе мавки прозвучала насмешка:

— Ну и туп же ты, чужеземец... Тебе идти туда тоже не стоит. Пропадёшь, тебя и куры лапами загребут. Там народ злой, быстрый.

Он пожал плечами, с удовольствием чувствуя, как её нежные колени елозят по его щекам.

— А что такого? Девка сидит у мужика на плечах!.. Невидаль? Женщины и так все ездят на нас. Это ж так привычно. Никто и глазом не поведёт... Впрочем, ты девка красивая, на тебя будут заглядываться... Ну и пусть смотрят. Мы еще и деньги за показ будем брать. Там ещё будут драться за честь тебя самим поносить на шеях.

Она слушала, колени чуть расслабились, затем опомнилась, под кожей напряглись крепкие мышцы.

— Нет. Поворачивай налево.

Мрак продолжал двигаться прямо. На душе стало печально, он сказал с сожалением:

— Может быть, пойдем, а?

Колени начали сжиматься. Голос мавки прозвучал сдавленно:

— Поворачивай...

— Мне надо в город, — сказал Мрак со вздохом. — А так бы я лучше с тобой бродил бы в лесу. Я сам человек лесной...

Колени стиснулись с такой силой, что стало трудно дышать. Её голос, неузнаваемый и прерывающийся, донесся с хрипами:

— По... во... ра... чи... вай!..

— Не, — сказал он сожалеюще. — Эх, надо ж было мне, дурню, пообещать жабе! А еще на Таргитая: дурак, дурак... Но слово не воробей, надо идти. А ты чо там пыхтишь? Мы ж договаривались на голову не гадить... А то уже что-то горячее бежит по спине... Как думаешь, что?

Её колени бессильно разжались. Мрак осторожно снял её с шеи, и, всё ещё держа на руках, в задумчивости осмотрелся, не зная, куда посадить: ни пенька чистого, ни валежины без лишайника или кусачих муравьев.

Она обречённо лежала в его руках, как в колыбели. Зеленые глаза были полны страха и безнадёжности. Даже не пыталась сопротивляться, ибо в руках, что держат её, теперь чувствуется крепость толстых древесных корней. Голосок её был тихим, как у мышонка:

— Мне была предсказана смерть от руки героя... Простого мужика я бы уже удавила..

— А мне от женской, — ответил он. — Может, от мавкячей? Ладно, прощай, зеленоглазка...

Он бережно опустил её ноги на землю. Она выпрямилась, глаза неверяще обшаривали его хмурое лицо.

— Ты... отпускаешь?

— Да, — сказал он с сожалением. — Мне надо в город. Барбус, так Барбус. Лишь бы побольше.

Он тяжело сделал шаг к главной дороге. Ее голосок, прерывающийся от удивления и негодования, как стрела, кольнул в спину:

— Но почему... почему ты целый день позволял сидеть на своей шее?

Мрак пощупал шею, что еще хранит её тепло и запах, улыбка его была грустной.

— Не знаю. Наверное, мне самому понравилось.

— Почему?

— Не знаю. У меня еще никто не сидел на шее.

Деревья двигались навстречу, а когда расступились, начал расти и раздвигаться в стороны простор ухоженных полей. Справа заливной луг, медленно двигается стадо тучных коров, а дальше ровными рядами вставали белостенные хаты, крытые соломой. Мрак шагнул из тени под солнечные лучи, но едва сделал два шага, сзади зашелестело, тонкий голосок крикнул:

— Удачи тебе, герой!

Он оглянулся, мавка высунула голову из кустов, глаза зеленее молодых листочков. Он помахал ей рукой, жаба зашевелилась в мешке и что-то проворчала.

— Я просто чужеземец, — крикнул он.

— Герой, — прокричала она упёрто. — К тому же от тебя странный запах... люди его не чуют, но меня он тревожил... Очень! Я даже ноги сдвинуть как следует не могла... Кто ты?

Он засмеялся:

— Если я обернусь тем, кто я есть, под тобой будет лужа побольше того пруда, малышка. И заикой станешь!

И, не оборачиваясь, зашагал к далёким хаткам. Успел подумать, что хорошо, что не обернулся волком, когда она сидела на его плечах. Бедная мавка окочурилась бы с перепуга. Вон жаба покрепче, и то пугается.

В мешке шевельнулось, потом требовательно задёргалось, заскреблось. Хрюндя словно услышала его мысли, карабкалась наверх. Он помогать не стал, она сама вылезла, взобралась на плечо, но там так топталась и пыталась слезть, даже делала вид, что вот-вот прыгнет и, конечно же, разобьется в лепешку насмерть, пусть ему будет стыдно, что он снял и опустил на теплую, прогретую солнечными лучами землю.

Жаба сразу же шмыгнула за куст, там присела, выгнула спинку. Вид у неё был в это время уморительно серьёзный и сосредоточенный. А потом он неспешно спускался по тропинке, а Хрюндя неутомимо шныряла по кустам, он слышал, как гремят камни, жаба с охотничьей страстью переворачивала валуны, её узкий язык молниеносно хватал нежнейшее лакомство: мокриц и сороконожек, не успевших убежать от прямого солнечного света. Мрак покрикивал, старался не упускать жабу из виду, а она тоже хитрила, подпрыгивала над кустами, вот я, не потерялась, а сама старалась пробежать так, чтобы между нею и Мраком оставались кусты, тогда можно незаметно ухватить гроздь незнакомых ягод.

Однажды раздался истошный визг. Хрюндя неслась к нему с раскрытой пастью, по морде катились крупные слёзы, в глазах стояла горькая обида.

— Что стряслось? — спросил Мрак раздраженно.

Он присел, Хрюндя покарабкалась к нему на колени. Пасть держала широко раскрытой, язык высунула. Мрак отшатнулся, язык был черный, а во рту стало сине-черным. Слышался сильный кислый привкус.

— Ах, ты ж дурёха...

Он ухватил ее поперёк, Хрюндя завизжала, её лапы бешено замолотили ему в грудь. Мрак со злостью сдавил так, что пискнула, как воробей в лапах кошки, бегом помчался вниз по косогору. Ноздри жадно ловили запахи, Хрюндя наконец высвободила морду и орала сиплым голосом. Мрак придавил сильнее, ноги скользили по крутизне, а руки заняты, не ухватишься за ветви, камешки катились впереди, подпрыгивали, исчезали то ли в зелени, то ли за обрывом.

В одном месте деревья стояли гуще, трава там зеленее, и Мрак вломился с разбега, уже чувствовал воздух влажнее, запах сырости и близкой воды.

Хрюндя высвободилась, брякнулась на землю. Мрак ухватил её за лапу, подтащил к крохотному родничку. Хрюндя скулила, слезы бежали безостановочно. Мрак одной рукой держал её за холку, другой зачерпнул воду, плеснул в распахнутую пасть.