Александр Кулькин - Когда наша не попадала

– Команда ясна и задачи понятны! И виден рубеж огне… Это не то! В общем, за работу, товарищи!

Все дружно выразили бурную радость и повалились досыпать. А что волноваться-то, по своей Реке идём, вывезет матушка!

Сказать, что это понравилось Спесю, значит погрешить против истины. От рёва оскорбленного в лучших чувствах атамана даже волны разгладились.

– Падъё-ё-ём!!!!

– Куда? – меланхолично поинтересовался прожевавший мясо Эйрик.

– Что куда? – медленно повернулся к нему Спесь Фёдорович.

– Куда пойдём?

– Кто куда!!! А ты в… – замялся капитан, подбирая слово. – О! В трюм!

– А зачем? – уже отвязанный скальд потянулся, сбрасывая с себя вервьё.

– Хочешь дальше? Послать могу, ибо я здесь первый после князя и слово моё – закон!

– Не надо дальше, я уже пошёл в трюм.

– Молодец! Вечером разрешу спеть, люблю, грешным делом, раками полакомиться. Так-с-с, а остальные… Всем заняться делом!

– Э-э-э, батько… А каким?

Спесь вновь начал злиться:

– Что я слышу?! Первый день на лодье, что ли? Сами найдёте! А то отправлю всех на клотик, компрессию искать!

Ивашка толкнул в бок Геллера:

– А что это? Или кто? «Клотик», «компрессия»…

– Не обращай внимания, – добродушно ответил богатырь, – мы столько времени по миру гуляем, разных слов нахватались. Считай, что это как «бабай» для ребёнков.

Из-под палубы донесся дикий вопль, и пролетающий мимо гусь камнем рухнул в воду.

– Редкая птица долетит до середины Реки, – задумчиво отреагировал Спесь, но потом возмутился. – Сейчас ещё не вечер, а он уже запел!! Оказать утопающему первую помощь! А этого певуна достать пред мои очи! Я ему веслом рот заткну!!

Гусю кинули пустую баклажку, захочет спастись, сообразит, что с ней делать. А скальд уже вылазил из люка, почему-то спиной вперёд, поминутно поминая Локи, Тора и прочих. За ним из темноты люка выползала какая-то штуковина, явно неживая. Запнувшись на выходе Эйрик шлепнулся на палубу и, не вставая, стремительно ретировался за враз сомкнувшийся строй. Попав на свет, штуковина засверкала полированной бронзой и оказалась в руках невысокого и худого мужика в когда-то белом одеянии. Странная одежда была вышита понизу какими-то узорами и притом оставляла одно плечо голым.

– Тю, я-то думал, – разочарованно протянул Спесь. – А этого знаю, грек какой-то. При дворе у князя видел. И что им дома не сидится, вечно хвастают, «в Греции всё есть», а сами по миру шландают.

Грек осторожно поставил свою штуковину на палубу и гордо заявил:

– Моя есмь механикус гений! Моя не говорит варвар! Толмач нужен!

Атаман прищурился на Ивашку, и тот горячо стал отпираться:

– Не знаю я греческого! Это я ещё не успел выучить!!

– Да я не об этом, – Спесь успокаивался быстро. – Ты в грамоте посмотри, что про него написано.

Волхв быстро развернул свиток и погрузился в изучение:

– А-а-а, вот оно, наверное. Но, батька, выражаться ты же не велишь!

– И правильно, мал ещё! Тем более что говорить матом в походе только я могу. Ну-ка дай-ка сюда. И пальцем покажи, где написано.

Ивашка торопливо передал свиток атаману и ткнул в нужную строчку.

– Астробл… – Спесь неосторожно прочитал вслух начало, но тут же замолчал. Потом дочитав абзац, покрутил головой. – Говорил я князюшке, что энти навуки до добра никого не доводили. Такие словеса о хорошем не пишут!

– А с механикусом что делать будем? Как бы нам понять, что за механика у него, может, что-нибудь полезное.

– Эх, молодежь… Смотри и учись! Методика быстрого обучения языкам по методу Атамана.

Спесь Федорович повернулся к команде и величественно произнёс:

– Человек сей князем посланный, причём далеко. Так что относиться к нему с почтением и словес его странных не слышать. А то попутаем всё по скудоумию нашенскому, обида будет.

Геллер почесал в затылке и негромко спросил:

– Значится, и не кормить его?

– Цыть! – сделал грозный вид капитан. – А как ты поймёшь, что он хочет? Вот заговорит по-человечески, тогда и накормим.

Отвернувшись, чтобы спрятать улыбку, юный волхв проводил взглядом бодро плывущего к берегу гуся. Одним крылом тот обнял баклажку, вторым грёб и при этом ещё отбивался лапами от наглой рыбной мелочи. За его спиной фальцетом взревел грек:

– Моя всё понимай!! Моя кушать хочет, моя пить хочет! У моя голова жутко болит!

– Вот и хорошо. Без толмача обошлись. Всё тебе будет, только расскажи про свою хреновину, и названия её вслух не произноси!

Грек нагнулся и с кряхтением приподнял сверкающую штуковину:

– Это величие духа и гениальности моей. Это машина сама находит то место в море, где корабль сей в данный миг находится! Звезды указывают путь по гладкому морю, и даже средь бела дня можно глянуть и сказать, сколько куда плыть осталось.

Ватажники разочарованно переглянулись, и рыжий, как огонь, Лисовин озвучил всеобщее мнение:

– А зачем?

– Как зачем? – растерялся механикус.

– Зачем нам знать, сколько ещё плыть осталось? Всё равно, куда ни плыви, обязательно в берег уткнёшься. И обязательно ночью, и опять драться надо…

– Так это же… Надо знать! Всегда надо знать!

– Во многом знании много печали. А умножающие знания умножают… хм. А кто это нам наперерез гребёт? Механикус, спроси-ка у своей, ни в порядочном обществе будет сказано, машинерии.

– Моя не пифий!! Механикус не гадать, механикус – знать!

– Атаман, да ну эту железяку, – рассудительно ответил Геллер, отодвигаясь от брызжущего слюной грека. – Даже гусю понятно, вон как загребать начал, что это отморозки плывут.

– Рановато, вроде, – задумчиво протянул Спесь. – Они же только по осени в тёплые края собираются… А где наш скальд? Пусть посмотрит, можа, дружков увидит.

– Дядя, – потянул за рукав Володимира Ивашка. – А «отморозки» кто?

– Да нурги это, они про себя хвастают, что-де «викинги», а на самом-то деле истинные отморозки. У себя в Нурвегии совсем мозги отморозили зимой, потому что печки класть не умеют.

– Так вооружаться надо! – растерялся волхв. – Они же, чуть что, за топоры хватаются.

– Не мельтеши, – добродушно проворчал Геллер. – Всегда сначала они за баклажку с хмельным хватаются, а потом поют. И так поют, что ты первый за топор схватишься… А вообще, чего нам бояться, мы-то дома! Пускай недобрые гости боятся!

На носу, который Спесь упорно называл баком, спорили атаман и скальд:

– Да ни, батько, у того парус новый был, и рожа его на нём нарисована, а у этого совсем драный, и цвет непонятный…

– Ты лучше смотри, что у них за харя вырезана?