Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий

- Охотиться любите?

- Раньше любил. А нынче здоровье не то.

- Ну, со здоровьем скоро у тебя будет всё в порядке. Приезжай на охоту. Собак своих привози. А ружьишко и у меня найдется. Не простое. Фирмы ««Перде»» с дамасскими стволами.

- Если так, то я с радостью. А Черное море будет там, судя по солнышку? – указал я на предполагаемый юг.

Там, – согласился со мной хозяин. – Только Черное море от полуострова, таким, каким вы его знаете, далече будет, верст на полсотни, а то и более, и всё с понижением рельефа. Бофора турецкого тут еще нет. Не прорвало пока там перемычку. И наш Боспор - Керченский пролив, который, весь в отмелях типа знакомых вам Чушки и Тузлы, которые нынче высокие острова. Пароходом не пройдешь. Кузнецы наши с крымского берега руду железную возят на плоскодонках.

- А почему вы в Крыму не обосновались? – озадачил я Тарабрина давно меня мучившим вопросом.

- Да нет сейчас того Крыма, который ты знаешь. Береговой рельеф совсем другой. Гурзуф, то есть место, где он будет, примерно на середине склона горы, а не на побережье. И к тому же, здесь всё созревает на месяц раньше, чем там, что немаловажно для неолитического хозяйства. Ну, хватит географии. Учиться будем по временам ходить и по весям. Тебе нужно для начала на моём поместье найти маяк.

- Какой маяк?

- Зрительно запоминающийся. Чтобы ты всегда мог такую картинку представить мысленно, чтобы ««окно»» открылось туда, куда нужно, а не в другое место.

И пошли вокруг поместья, как бы прогуливаясь, но на самом деле ища запоминающиеся приметы.

- А фотографию использовать можно? – любопытствую.

- Можно, но не желательно, ибо урбанистический пейзаж имеет свойство меняться, да и природный тоже, хоть и реже.

Зашли ещё на один хозяйственный двор, где меня удивил грузовой автомобиль как из пятидесятых годов. Носатый, с фарами на крыльях. Кузов деревянной будкой с дверцей сбоку.

- Что это? – спросил я, не ждавший такого увидеть.

Настроился уже, что вокруг пастораль неолитическая. А тут такой разрыв шаблона.

- Наш экспедиционный автомобиль, – ответил Тарабрин. – Газ-63. Кузов надвое поделён.

Открыл он дверцу в будке.

- Тут вроде как автобус - четыре места пассажирских и ларь под сиденьем. Сами такое намудрили для удобства. А в остальной будке вёшала для мясных туш, рундуки. Забиваем худобу, разделываем на полти [П О Л Т Ь– половина туши животного разрубленная вдоль хребта.] и в путь. Довозим свежачок прямо к открытию рынка. На обратном пути заезжаем на знакомую мойку и потом чистенькими закупаемся там нужным товаром для здешних общин. Нам советские деньги не солить.

- У вас тут прямо коммунизм, как вас послушать.

- Нет. С идеями господина Маркса наше общество не имеет ничего общего. И с идеями графа Сен-Симона также. Скорее применимы к нам некоторые идеи господина Бакунина и князя Кропоткина. Да и то не все. Но уже тяжеловато нам для прямой демократии. Платон верно ограничил её десятью тысячами человек на одном месте. Скоро будем вводить представительство выборное от общин. А то ездить некоторым старостам уже далече стало.

- Так ты тут разве не власть? – удивился я.

- Надо мне больно взваливать на себя такой гнёт. – Фыркнул Тарабрин. - Скорее, верховный судья.

- Как в Библии: книга судей идет впереди книги царей, - проявил я эрудицию.

- Нет пока у нас таких врагов тут, чтобы царей выбирать, которые в вашей истории возникли как военные вожди. А вот суд... Суд справедливый всегда и всем нужен. Первая инстанция – копный суд общины. А я уже апелляционная и кассационная инстанция в одном лице. Мой приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

- А если убийство?

- Убийц изгоняем. Даю ему ножик, открываю окно к динозаврам и вперед, с песней. Живи там, как хочешь. Не обязательно преступника лишать жизни – она богом дана, и не человеку ее отбирать, главное - его надёжно изолировать от общества. Но таких случаев у нас можно по пальцам пересчитать за все сто лет. А законы у нас простые и всем понятные. На десяти заповедях Моисеевых основаны. Даже проще. Вместо расплывчатого ««не укради»» заявлено императивно ««не клал – не бери»».

- А межевые споры? Помню, читал где-то, что до увечий доходили драки крестьян на меже.

- Нет такого. Нет у нас земельного передела как в российской общине. Первые поселенцы распахивают, сколько смогут плугом на двух волах. Хозяйство остается младшему сыну. Старшие сыновья на новое место отселяются и уже там распахивают, сколько смогут на двух волах. Но пока сто деревьев на ветроупорную лесополосу не посадит – его не отселят от отца. А права все только у хозяев, а не захребетников. Так что старается молодёжь выйти в хозяева.

- И насколько далеко так расселились?

- До устья Лабы всю Кубань уже осадили с обоих берегов. На тех местах, где потом станицы возникнут до археологического нашествия в эти земли.

Ничего у меня поначалу не получалось. Вербальное у меня восприятие мира, никак не образное. Профессиональная деформация, однако. Полвека со словом работал и всё что видел, сразу транслировал в слова, а то и в готовые предложения. Может потому из меня и писателя не вышло, что воображения не хватало для сочинительства. Журналист он как акын степной: что вижу, то пою. И не дай бог отсебятину сочинить.

Тарабрин даже сердиться начал на мою бестолковость. Потом подумал и выдал.

- Мозги у тебя старые. Закоснели.

Прозвучало как приговор. А лишаться такого заманчивого и многообещающего дара мне совсем не хотелось. На периферии сознания уже скакали мыслишки о поправке материального положения обобранного властями пенсионера.

- И что делать? – отчаялся я.

- Развивать зрительную память. – Постановил Тарабрин.

- Так не мальчик уже я для таких экзерсисов, - возразил я. – В зафронтовой разведке, где такому зрительному запоминанию специально учат, народ подбирается до тридцати лет. Потом и гормональный аппарат не тот, и реакции организма не те.

- Ну, вот с этого и начнем. Попробуем тебя омолодить для начала. – Обнадёжил меня проводник.

Раскрывать методики обучения проводников я не буду. Лишнее это знание для непосвященных. Повторить не смогут, а набедокурить запросто. Скажу только, что было тяжело. Целую неделю.

В результате общих усилий нашли парочку посильных мне маяков в поместье Тарабрина. И для пешего хода, и для автомобильного. И тройку маяков в различных временах – чисто для тренировки. Под руководством Ивана Степановича скакал я по ним туда и обратно аки архар по горам, пока не освоил необходимый минимум. И, соответственно, некоторую технику безопасности.

А по ночам скрипел зубами от болей в суставах и мышцах от этого курса молодого бойца.

Бабка какая-то, карга старая, на бабу Ягу похожая, приходила по утрам, разминала меня вместо зарядки. Мяла мышцы как заправский спортивный массажист и суставы выворачивала, приговаривая:

- Терпи, Касатик. Бог терпел и нам велел.

И, как результат этих мучений, не только походка моя стала крепче, но и пропала седина. Не был я совсем седой. Так - пёстрый. Соль с перцем, как говорится. Мне даже своё отображение в зеркале импозантным казалось временами. Есть такие люди, что к старости симпатичней становятся. Того же Шона Коннери взять в ««Горце»» по сравнению с ним же в ролях Джеймса Бонда.

Когда мне после всех мучений показали зеркало, то поначалу не поверил, что это я там отражаюсь. Теперь я себе в зеркале не нравлюсь. Хотя, казалось бы, моложе стал выглядеть… ненамного, но все же.

А Тарабрин только посмеивается.

- Приготовься, Митрий, к тому, что у тебя все зубы скоро выпадут, - и лыбится своим оскалом, который только в рекламе зубной пасты показывать. В его-то полторы сотни лет!

Насладившись моим охудением, добавил:

- Правда, потом, новые вырастут. Так что к дантистам не бегай понапрасну. Предупреждаю сразу - будет больно. Но не долго. Где-то дней с десять.