Тяжело быть злодеем третьесортного романа (СИ) - "Лемор"

Это я что, стал свидетелем легендарного телепатического контакта двух женщин?

Как оказалось, нет. Они просто таинственно молчали, погруженные в свои понятные одним только богам и демонам (или, что вероятнее, другим женщинам) мысли.

— Глава ****** не позволит вырасти молодому **********, — холодно произнесла грубым мужским голосом моя кормилица. Меня, если честно, немного раздражало, что общий смысл фразы терялся. Зажрался, понимаю, но всё равно хотелось бы знать, о чём она конкретно говорит.

— *******, я не знаю, Красная ****? — проскрежетала старуха. Красноволосая кормилица ощутимо напряглась, поняв, что её раскрыли. Уже не казавшаяся биороботом бабулька, продолжая смотреть на луну (и вновь, опустим фактическую слепоту), улыбнулась: — ****** было думать, что я не пойму.

— Ты не сможешь меня *********, тебя ждёт лишь ******.

И вновь глаза моей кормилицы наполнились физическим, вырывающимся из глубин внутренней сущности, желанием убивать. Всегда думал, что глаза состояние души (или саму «душу») если и могут передать, то очень условно, но теперь для меня открылся совершенно новый смысл этой фразы. Играло, впрочем, в первую очередь то, что здесь у всех удивительно выразительные морды, и то, что я в состоянии внетелесности явно воспринимаю что-то, выходящее за рамки восприятия простого человека. Э-эм, учитывая, что у меня в груди бьётся кроме обычного сердца и ещё чисто энергетическое чёрное, которое я не то слил с основным, не то полностью поглотил, причём полагаясь исключительно на пугающую в своей точности интуицию, удивляться дополнительным странностям…

Странновато. Впрочем, на то и человек.

Как бы банально и логично это ни звучало, но то, что я удивляюсь, признак того, что во мне есть жизнь и чувства. Как у человека, тело которого нахрен аннигилировало, у меня есть определённый повод для радости, скажем так.

— Я и не *****, — перевела взгляд с луны на мою кормилицу старуха, едва заметно улыбнувшись. Мерзко так. Её взгляд сосредоточился на моей многострадальной тушке. — Я не *****. Но…

Старуха не успела договорить. Моя кормилица сделала резкий рывок на бабульку, не желая давать ей возможности что-либо сделать, но та неожиданно прытко отпрыгнула, затем отскакнула от стены и оказалась на черепице одного из домов. Перекрашенная кормилица прыгнула за ней, однако был один нюанс, очень всё усложняющий…

Я.

Ей явно приходилось тратить дополнительные усилия на то, чтобы не повредить мне, что здорово замедляло и ограничивало в движениях. Этим-то старуха и пользовалась, вновь ловко избежав по-настоящему железной хватки женщины, перепрыгнув на другое здание (заяц, блин), после чего, не желая больше дёргать тигра за усы, достала из-за пазухи нечто похожее на флейту.

Гадать, что она сделала дальше, не пришлось.

Теперь понятно, для чего были все эти колокола.

Под светом полной луны, словно получая от этого физическое удовольствие, проявляя просто неприлично много эмоций, старуха заиграла на флейте. Заиграла вроде бы негромко, неспешно, словно наоборот пытаясь сделать так, чтобы не привлечь чье-то внимание, но… Я видел, что она не просто играет. В состоянии внетелесности моё восприятие мира объективно обширнее и откровенно ненормальнее, позволяя увидеть или обратить внимание на то, что обычным зрением увидеть было нельзя.

Волны. Энергетические волны начали распространяться по округе. Всё так же неспешно, однако неотвратимо и как-то зловеще. Моя кормилица не позволила старухе полноценно заиграть свою мелодию чистого зла, одним рывком, полыхнув вокруг себя подобием красной ауры, оказалась возле безумной старухи, безжалостно перерезав непонятно откуда взявшимся кинжалом горло, однако было уже поздно — волны расходились, и остановить их было нельзя.

И если нас волны не затронули, ибо мы были под защитой этой красной ауры моей кормилицы, то всё остальное…

Тело старухи, на лице которой застыла улыбка, упало. Моя же кормилица, уже осознавая, что будет дальше, спрятала кинжал, неожиданно погладив меня по голове.

— Потерпи, молодой глава. Сейчас ***** ******…

Произнеся это, она уже в открытую покрыла нас буквально полыхающей в моём восприятии красной аурой, физически начавшей влиять на мир. Я буквально кожей ощутил (пусть и вернее сказать, что мои энергетические мозги получили информацию о том, что ощутил), как поднялась в округе температура.

Черепица же под ногами задрожала. Совсем немного.

Колокола…

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Со всех сторон начал раздаваться звон десятков колоколов. Звуки словно слились в один, привлекая, мягко скажем, лишнее внимание. Начали раздаваться крики ругани и брани, замелькали тени. Не давая опомниться, действуя до пугающего слаженно, словно тараканы, отовсюду начали мелькать вспышки энергий и топот, кто-то уже поднялся на черепицу и уверенно к нам бежал. Словно этого мало, забили барабаны.

Бум.

Бум.

Бум.

Красноволосая же похитительница-спасительница местных чертей, выползавших из своих укрытий, ждать не собиралась. Видимо, посчитав, что сокрытие — для слабаков, что возможность у нас только одна и этот список логичных и не очень причин можно продолжать долго, решила играть по-крупному, сделав рывок, после которого поскакала буквально в небо, отскакивая от, насколько я понимаю, встречного ветерка, не осознавая того, что моё восприятие мира в очередной раз непроизвольно взяли самым грубым образом. Видя, как в нас летят стрелы, как кто-то делает бесполезные попытки доскакать по небу к нам, падая на двух-трёх «шагах», непроизвольно уставился на полную луну, под нос напевая себе симфонию всех известных мне матов.

Вечность для меня застыла.

Полная луна.

Я мысленно вздохнул.

Да-а-а, прекрасный вид…

Мой мозг на этом всё.

Честно говоря, сама по себе пробежка по небу была недолгой: наверное, от силы минуты две-три. Но, боюсь, эти пару минут отпечатаются в моём сознании навсегда. Каждый отскок, который делала кормилица, казалось, был для нас последним: я видел, как быстро истощается от применения этого приёма её энергия, как медленно мы начинаем спуск и как за нами идёт чума из всё прибывающих и прибывающих злобных чертей, как стрелы начали пролетать прямо возле нас, пытаясь подстрелить мою кормилицу.

…интересно, они там знают, что у неё ценный груз?

Будучи куском сознания, существовавшим где-то рядом со своим телом, который научился двигать метафизической головой на все триста шестьдесят градусов, я наблюдал воистину прекрасный вид. На краю повреждённого суровой реальностью сознания витали мысли, как бы я орал, если бы сейчас вернулся в своё тело.

Но, к счастью, в какой-то момент женщина смогла покинуть долину, оказавшись в густых, ещё более мрачных, лесах. Сквозь деревья иногда просачивался свет луны, впрочем, особо видимости не добавляя, что, как ни странно, совершенно не мешало ей ориентироваться в пространстве. Двигалась моя кормилица странно, но совершенно точно не случайно: иногда она делала неожиданные прыжки, видимо, перепрыгивая через какую-то западню, иногда предпочитала вместо того, чтобы пробежать через сравнительно чистую поляну, пойти в обход…

Мало этого, она уже так не рисковала, частично перестав фонить вокруг этой сверхъестественной энергией, начав действовать более осторожно. Я буквально задницей чувствовал, что нас в покое не оставили и преследование продолжалось, но навыки моей кормилицы превосходили преследователей как бы не на целый порядок — постепенно мы отдалялись от злыдней всё дальше и дальше, а редких крыс, засевших между деревьев, огибали — пожалуй, женщина знала то, как здесь всё устроено, даже слишком хорошо.

К сожалению, я вновь начал рано расслабляться.

Неожиданно в нас едва не влетел мужской силуэт, создававший вокруг себя какие-то тёмно-серые, практически чёрные, эманации. Моя кормилица успела увернуться, и я готов был поставить свою коллекцию башен из спичек (сомневаюсь, что с ней там всё нормально), что в случае попадания этой грёбаной торпеды нам бы было больно, ибо дерево, в которое влетел силуэт, нахрен снесло!