Юрий Бахорин - Ущелье смерти

Именно к ним относился и ритуал предсказания. Повторялся он аккуратно один раз в луну, но даже когда речь очередной прорицательницы звучала вполне связно, молодая настоятельница не понимала, зачем это вообще нужно. Прозрение наступило несколько позже.

Тогда в Логове впервые появился Север, и сердце юной гирканки непривычно тревожно забилось, впервые напомнив, что она женщина, молодая и страстная. Она начала якобы случайно попадаться воину на глаза, не на шутку встревоженная обилием соперниц: среди женщин Логова, в ком еще не угасли чувства, Вожак Стаи произвел легкий переполох. Однако вскоре все улеглось. Север оказался одинаково обходителен и вежлив со всеми, но на сближение ни с кем не шел и никому не отдавал предпочтения. Как ни странно, но это вызвало лишь уважение к нему, несмотря на то что нравы, царившие в Логове, были, мягко говоря, достаточно вольными.

Как-то само собой случилось, что после этой неудачи Халима сблизилась с Ханторэком, который тогда казался ей одним из сильных мира сего, и перестала думать о Севере, ибо не любила предаваться несбыточным мечтам.

Ударивший рядом колокол заставил ее вздрогнуть, рассеяв воспоминания. Девушка вздохнула, чувствуя, что силы вновь вернулись, и посмотрела по сторонам. Она и не заметила, как рассвело. Взгляд ее пробежал по верхушкам деревьев, перескочил на дворец и заскользил по стене, пока не остановился на открытом окне Севера. Наверняка он решит проверить спозаранку, как идут дела у послушников, у настоятелей, у стражей. Пожалуй, стоит посидеть на скамье и дождаться, когда он спустится. Обитатели Логова еще только просыпаются и заняты своими делами, а значит, никто не помешает им поговорить.

Халима задумалась, прикидывая, что скажет Северу, но то, что она увидела через мгновение, едва не заставило ее зарычать от ярости. Все ее планы и мысли о Логове и о собственном пути словно ветром сдуло! Вместо Вожака в окне появилась рыжая девка! Халима встала, собираясь уйти, но ноги сами понесли ее вперед. Она притаилась в зарослях кустарника под деревом, осмотрелась и, убедившись, что никого поблизости нет, вновь перевела взгляд на окно. Лучше бы она этого не делала!

Халима почувствовала, как бешено заколотилось сердце, но на этот раз совсем не от недомогания. Она понимала, что должна уйти, но не отрываясь смотрела, как Север обнимает бесстыжую шадизарскую девку… Ее руки и ноги задрожали то ли от ярости, то ли от возбуждения. Чтобы не упасть, она прислонилась к стволу, но взгляда отвести так и не смогла. Вот он склонился над воровкой, их губы встретились… Халима зажмурилась, чувствуя, что еще немного, и она ворвется к ним и учинит дикий скандал. Ей даже не пришло в голову, что она не имеет на это никакого права. Она открыла глаза и увидела, как мужчина, о котором она столько мечтала, уносит эту наглую девицу в глубь комнаты. Нет! Это уже слишком!

На дрожащих ногах она побежала наверх, даже не вполне соображая, что же собирается делать. Как ни странно, она все никак не могла успокоиться. Скорее, даже наоборот — словно издеваясь над ней, память услужливо, раз за разом, прокручивала перед глазами сводящую с ума сцену: вот Север склоняется к любовнице, подхватывает на руки ее трепещущее тело и несет… Куда и что должно произойти дальше, Халима прекрасно представляла, но думать ей об этом не хотелось.

Она толчком распахнула дверь и ворвалась внутрь. Кучулуг замер перед постелью, удивленно глядя на нее, держа в руках набедренную повязку, которую только что собирался надеть. Он видел, что его возлюбленная не в себе, но знать почему, конечно же, не мог. Халима резко захлопнула за собой дверь и решительно задвинула засов, чем повергла гирканца в еще большее изумление. В несколько шагов она оказалась рядом, и вырванная из его рук повязка полетела в сторону, а сам он от неожиданно мощного толчка в грудь повалился навзничь, оторопело глядя, как взлетает подол платья его подруги. В следующее мгновение она с рычанием вскочила на Кучулуга верхом. Он попытался что-то сказать, но Халима приникла к его губам так, что он чуть не задохнулся. Девушка издала протяжный стон, и гирканцу расхотелось задавать вопросы.

Повозка остановилась сразу за воротами. Возница спрыгнул, открыл дверь, и Ханторэк выбрался наружу. Окинув надменным взглядом плац, он невольно вспомнил о том, что принесла ему столь долгая отлучка.

…Отец-настоятель не терпел поездок верхом, не любил путешествовать и в повозке. Когда дела заставляли его сняться с места, он привыкал к неудобствам походной жизни долго и не менее мучительно, чем сухопутный человек привыкает к морской качке. Но впервые нынешней весной, отправившись в очередную поездку, решил впредь не пренебрегать ни одной возможностью выбраться из Логова. Он вдруг открыл для себя аромат власти, настоящей власти, а не того жалкого подобия ее, которым наделяло его звание отца-настоятеля в Логове. Несмотря на свои честолюбие и самомнение, Ханторэк отнюдь не был законченным глупцом, по крайней мере не настолько, чтобы не понимать: его высокое положение, о котором он так красочно распространялся в Шадизаре перед рыжеволосой красавицей, не более чем самообман. Отец-настоятель и мать-настоятельница — это звучало так похоже, что вводило в заблуждение многих. Не избежал его и сам Ханторэк, который лишь недавно разобрался в истинном положении вещей.

Правда, давно уже он чувствовал, что, старательно внушая всем окружающим мысль о своем высоком положении, вынужден на самом деле мириться с тем, что занимает место на нижних ступенях лестницы власти. Тем не менее он умудрился поверить в иллюзию, которую сам же и создал, и довольно долго с удовольствием обманывал себя. Свою роль в этом сыграло и то, что он действительно стоял особняком в иерархии Логова. Не относясь ни к наставникам, ни к настоятельницам, он подчинялся только Разаре, как Халима или Север, и это сыграло с ним злую шутку. Более чем близкие отношения с Халимой, правой рукой матери-настоятельницы, только укрепляли его в этой уверенности. И как обычно случается, прозрение пришло внезапно и, что самое главное, оказалось болезненным. Поведя себя безрассудно, опрометчиво отказавшись от союза с молодой гирканкой, превратившейся из сильного друга в не менее сильного врага, он понял, что сам по себе ничего не представляет и мнение его если и принимается в расчет, то только после мнений Севера и Халимы.

Он начал стремительно сдавать позиции, совершая одну ошибку за другой. Неизвестно, чем бы все для него кончилось, если бы его не ожидала очередная поездка. Он уехал взбешенный, зато в дороге у него было достаточно времени для размышлений, итогом которых стала достойная уважения мысль о том, что он вел себя как последний кретин. К счастью для себя самого, понял он это не слишком поздно. Поразмыслив о случившемся, Ханторэк пришел к выводу, что создавшееся положение нужно срочно менять, если только он не желает по возвращении оказаться не у дел. Для того же, чтобы этого не случилось, он должен по возможности быстро доказать свою полезность. Сделать это он мог только одним способом — хорошо исполнить свою работу.