Леонард Карпентер - Конан Полководец

— Нет, девочка, это исключено. Я убил Бальдра, отца Калиссы, и жениться после этого на его дочери… — Горькая улыбка скривила губы киммерийца. — Кроме того, когда я стану настоящим правителем, я буду хозяином своей собственной судьбы, также как и судьбы провинции, а не марионеткой в руках хитрых придворных, — Свободной рукой Конан снова крепко обнял ее. — Нет, Лидия, мой выбор — это ты. Ты девушка веселая, прямая и искренняя. А ведь странно подумать — когда ты ночами лежала в постели, строя планы насчет Фавиана, твоя самая лучшая перспектива лежала, похрапывая, рядом с тобой! — И они оба снова весело рассмеялись.

Тем временем колонна уже миновала холмы и двинулась по широкой долине. На горизонте уже замаячили высокие городские стены Динандара. К счастью, никаких зловещих черных клубов дыма над ним не висело, а лишь как обычно в небо поднимались тонкие струйки веселых уютных дымков, исходивших из дубилен, пекарен и кузниц. Никакие чужеземные полчища не осаждали город, лишь крестьяне из окрестных деревень отрывались от своих трудов на полях и выходили к дороге, чтобы поприветствовать возвращавшихся домой героев.

Город становился все ближе и ближе, и вот наконец, стали отчетливо видны главные ворота. Они были закрыты, но наверху, на широком прогулочном парапете толпилось множество народа, среди которого была и группа старших офицеров. Значит, гонцы, которых послал Конан, известили горожан о его прибытии.

Он услышал, как командиры войск Сигмарка и Оттислава приказали своим отрядам остановиться. Солдаты сошли с дороги и расположились на краю поля, находясь от стен Динандара на расстоянии полета стрелы.

А Конан продолжал вести свою армию к воротам города. Приблизившись к ним, он поднял руку, дав знак остановиться, но в этот момент массивные бревенчатые ворота широко распахнулись, и воздух огласили громкие приветственные крики горожан, запели трубы, и весь город, казалось, наполнился ликованием.

— Смотри, девочка моя, как нас встречают! — Конан торжествующе посмотрел на Лидию, затем снова поднял руку, дав на этот раз сигнал двигаться. Но он не услышал позади себя топота ног и копыт, бряцания оружия и позвякивания доспехов и, остановив колесницу, оглянулся.

Согласно какому-то заранее подготовленному плану, армия Динандара неподвижно оставалась на своих местах, но затем все воины, как один, вытащили мечи и высоко подняли их, скандируя:

— Ко-нан! Ко-нан!

Затем они загрохотали мечами по своим панцирям, добавив металлический звон к реву голосов.

— Да храни вас Кром, собаки! Улла тоже с вами! — крикнул Конан, испытывая невероятную легкость от того, что не был больше обременен грузом обязательств со времени своего заточения в Динандарской тюрьме. — Ты слышала, девочка? Ты знаешь, что это значит? — Он повернул сияющее лицо к Лидии, затем крепко прижал ее к своей груди. — Они салютовали мне открыто, называя меня по имени! Теперь нам нечего бояться в Динандаре! — Он снова поднял руку, на этот раз колонна маршем прошла за ним через городские ворота.

Это было впечатляющее зрелище, гораздо более грандиозное, чем возвращение домой Бальдра накануне его смерти. Страх перед распространявшимся культом змеи, подкрепленный самыми невероятными слухами, в последнее время усилился, и весть о полной и окончательной победе над ним стала источником великой радости. К тому же это был первый праздник за время нового правительства, чей приход к власти вселил в души людей большие надежды.

Когда войска вошли в город, праздник был уже в самом разгаре. Повсюду вино лилось рекой, улицы были заполнены пьяными горожанами, одни из которых вопили непристойные песни, другие танцевали, совершая самые немыслимые движения, а третьи просто шатались по городу, обезумев от радости победы и свободы.

Но слезы радости нередко смешивались со слезами скорби по погибшим. Вдовы оплакивали тех, кто не вернулся, жены шли за обозом с ранеными, с громким плачем простирая руки к своим покалеченным мужьям.

Но веселье и радость все же преобладали. Солдатам кидали цветы, совали в руки гроздья винограда и фляги с вином, целовали и обнимали их, а некоторых просто вытаскивали из рядов и уволакивали в шумную кутерьму празднеств. Офицеры Конана не были сегодня так строги к дисциплине, как во время похода, и дезертирство из рядов триумфально марширующей колонны непрерывно росло. В конце концов за колесницей уже ехало лишь несколько повозок да небольшая группа всадников, которые хотели сначала отвести коней в стойла и только потом присоединиться к неистовому карнавалу.

Конан, получив в руки огромную флягу с вином, усердно прикладывался к ней, передавая после каждого мощного глотка Лидии, которая старалась не отставать от него. Однако несмотря на приятное расслабление, он все же чутким ухом уловил разговор офицеров, ехавших позади него.

— Что ты сказал, парень? — обернувшись, крикнул он ближайшему из них. — Что там насчет Сигмарка и Оттислава?

— О, милорд, — почти прокричал в ответ молодой офицер, стараясь, чтобы его слова долетели до Конана сквозь шум орущей толпы. — Мне сказали, что бароны не пошли к своим границам, а разбили лагерь чуть ли не под самыми нашими стенами!

— Вот оно что! — прокричал Конан. — Но ведь ворота для них закрыты, не так ли?

— Да, милорд. Стража получила приказ не впускать никаких чужеземных военных.

— Хорошо. Они наверное собираются уйти утром, — Конан повернулся к Лидии. — Когда придем в замок, я сразу вышлю свежие силы к этим мошенникам, хотя никакой угрозы они для нас не представляют, — не полезут же они на стены!

— На стены-то не полезут, — отозвалась она. — Но кто-нибудь может открыть им ворота.

Проехав через деревянный мост, колесница уже приближалась к замку, ворота которого стояли открытыми. Даже внутренний двор имел праздничный вид — там стояло множество горшков с деревьями и ваз с цветами. Во дворе тоже было много людей, но шум и суматоха здесь были значительно меньшими, так как бдительная стража неусыпно поддерживала порядок. Въехав во двор, всадники повернули в сторону конюшен, а Конан направил колесницу к ступенькам главного входа.

В тот же миг навстречу ему из дверей вышла группа людей: маршал Дарвальд, одетый в новые красивые доспехи командира Красных Драконов; старый седой Лотиан в праздничном придворном наряде; вооруженный мечом жрец Уллы, сопровождаемый другими мятежниками в ярких Формах Совета по реформам, и наконец, высокая стройная женщина, одетая как большинство горожанок, праздновавших сегодня победу. Конан не сразу узнал ее, и лишь увидев на ее груди шестиконечный амулет, понял, что эта бледная исхудавшая женщина — ни кто иная, как Калисса.