Юрий Мещанов - Единство государства (СИ)

***

Битва была проиграна. Вейкко понял это когда вся Благая рать целиком увязла в жестокой сече, а Дарён увёл единственный запасной отряд против воинов, неожиданно вылезших из леса. Увёл и пропал там. Мудрейший остался без своего самого надёжного и талантливого офицера. Воля богов касаемо удела собранной им Благой рати была ясна. Позар и Светлоба нуждаются в защите оружием. Но встав с оружием в руках на защиту благих богов, ты неминуемо оказываешься в битве. Когда Вейкко увидел, что ряды его воинов почти прорваны он послал в то место обступавших его телохранителей. Два десятка воинов ушли и растворились в железном вихре.

К Вейкко приближались шестеро, пехотинцы Железного войска. Он вынул из ножен трофейный меч, совсем недавно принадлежавший его врагу, приставу Тайной стражи Лавру Крутову. Он достойно сражался, но погиб. Теперь мудрейший храма Юма и Живы может пройти тем же путём. Или попробовать выбросить клинок и молить о пощаде. Но нет, он начал войну не для того, чтобы убегать с поля битвы. У приближавшихся к нему пехотинцев были копья, короткие мечи и топоры.

- Брось меч! - прохрипел один из бойцов.

Мудрейший едва не повиновался команде, но отогнав сковавший тело страх, крепче сжал рукоять. До врагов оставалось меньше десятка шагов. Он никогда не обманывал себя касательно имевшихся у него боевых навыков. Однако тело само вспомнило все уроки, что были преподаны воеводой своему мудрейшему. Вейкко бросился на пехотинцев. Сам не зная как, мудрейший отражал удары и наносил их. Два пехотинца погибли, пытаясь обезоружить его. Это привело в ярость остальных и Вейкко увидел в их глазах свою смерть. Мир для него перестал существовать. "...ять живым", - донеслось до уха мудрейшего из реальности в которой он только что существовал сам и откуда ещё слышался шум битвы. Три острых копья, причиняя немилосердную боль, проткнули кольчугу и вонзились в его тело. Сильнейший удар топора вскрыл грудную клетку и разрубил сердце. Нестерпимая боль вышвырнула разум из тела. Взгляд Вейкко неотрывно приковала к себе Мора.

***

Державный князь, возвышаясь на боевом скакуне, молчаливо оглядывал Михайлов луг, на котором только что закончилась жестокая битва. Часть его воинов заняла лагерь Благой рати и обустраивалась в нём. Другие собирали на поле раненых, пытаясь оказывать помощь тем, кому она ещё могла пригодиться. После шума сражения поле наполнилось неожиданной тишиной. Лишь каркали закружившие в небе вороны, стонали умирающие, да изредка перекрикивались между собой уцелевшие. Было много лучников из Поместного войска. Но стрелки бродили по полю боя не из любопытства и не из сердоболия к раненым. Они собирали стрелы, порой выдёргивая их из ран окоченевших на морозе мертвецов. Больше всего убитых лежало там, где случилась главная схватка. Мёртвые воины в самых разнообразных, порой даже причудливых позах. Ставшие ничейными щиты, шлемы, топоры. Сломанные копья, вытоптанный снег, там и здесь утыканный стрелами. Всё это Лесьяр видел много раз в своей наполненной военными походами молодости.

Державный князь подъехал к тому месту, которое указал один из офицеров Старшей дружины. Слез с коня, почувствовав неприятный укол в груди. Захар Строгов лежал в снегу, широко раскинув руки и ноги. Чуть поодаль от его левой руки лежал щит. Правая рука продолжала крепко сжимать длинное копьё, с которым воевода бросился в бой. Под телом распростёрлась алая ткань плаща. Конь воеводы спокойно стоял рядом, безразлично оглядывая собравшихся людей. Никаких ран не теле Захара Строгова не наблюдалось, ни рубленных, ни колотых. Лишь из правой глазницы железной личины торчала глубоко засевшая в мозгу воеводы стрела, пущенная лучником Храмовой дружины. Вряд ли он бил прицельно. Но бесспорно это был самый удачный выстрел в его жизни. Об успешности которого он тоже скорее всего не знал.

- Как всегда первым шёл, а тут вон как, - в голосе сопровождавшего офицера Лесьяр услышал искреннее сожаление. - Это вина Старшей дружины, моя в том числе.

- В битве рискуют все. А от такого, - Лесьяр указал рукой на торчавшую из глазницы двоюродного брата стрелу, - вообще никто не обережён.

Бесшумно подошёл Лютогост. Державному князю уже сообщили, что его сын в поединке лично убил воеводу дружины храма Юма и Живы. Знал князь и о его ранах. Лесьяр оглядел сына.

- Тебя уже перевязали? Как ты себя чувствуешь?

- Всё хорошо, отец. Я смог его победить!

- Рад, что ты не зря проводил дни и ночи в тренировках. От твоего меча пал достойный противник.

Лесьяр говорил сухо, но в душе благодарил Единого за то, что тот уберёг в сражении Лютогоста. Потерять в столь небольшой битве помимо воеводы Старшей дружины ещё и сына, означало бы понести слишком неоправданные потери. Державный князь сдержал рвавшееся проступить на его лице чувство страха. Но в отместку оно откатилось в глубину и оглушило сознание болезненно ухнувшим ударом сердца. Дыхание перехватило, а перед глазами закружилась метель белых пылинок. Лесьяр опёрся на плечо Лютогоста.

- Что с тобой, отец?

- А... Фуф... Сейчас отпустит, всё в порядке, - ответил державный князь, превозмогая боль, сжавшую грудь изнутри. - Пойдём туда.

Державный князь с сыном направились в сторону, где находился труп мудрейшего Вейкко. Немного придя в себя, Лесьяр Строгов смог отпустить сына и остаток пути пройти самостоятельно. Хоть и продолжала пылить перед глазами белая дурнота. Ставшие кольцом копейщики обступили толпу пленных. Около двух тысяч разоружённых ратников Благой рати понуро стояли под порывами холодного ветра, ожидая своей участи. Все они помнили, что выступление с оружием в руках против Великого Дома согласно Законам мудрости карается смертной казнью. Некоторые с надеждой смотрели на проходящего мимо них державного князя, но Лесьяр Строгов нарочно оставил их без внимания. На время. Пусть поволнуются подольше.

Мудрейший храма Юма и Живы Вейкко лежал на спине около какой-то заснеженной кочки. Кольчуга у него была хороша, но всё же не смогла спасти ему жизнь. В трёх местах спаянные звенья были прорваны жалами копий, оставившими после себя кровавые дыры. Но самую страшную рану причинил топор. Красно-чёрная дыра в грудной клетке, казалась берлогой таинственного зверя, убитого где-то внутри и залившего всю одежду Вейкко своей алой кровью. Руки мудрейшего застыли на груди, окровавленные пальцы сдавливали рану, будто он пытался соединить её края и не дать жизни излиться на снег. Но было ясно, что сделано это было совершенно неосознанно. Когда разум уже умер, а тело ещё не смирилось с данностью. Рядом лежал тот самый клинок, которым Вейкко убил двух бойцов Железного войска. Как сказали Лесьяру, со слов пленных следовало, что этот меч дали мудрейшему после битвы в Орешкином овраге. А принадлежал он погибшему там приставу Тайной стражи Лавру Крутову.