Александр Бушков - Заповедник

— Да… появилась какая-то тревога, тоска… даже, пожалуй, страх!

— Аналогично, — кивнул головой техник, — только мне, кроме страха, вдруг сильно расхотелось идти на полянку. Остро захотелось повернуть назад, в Город.

— Вот! — удовлетворенно произнес Кэп. — А у меня возникло чувство точь-в-точь как тогда, в «глазе» циклона: я был одновременно и на тропке, и вместе с тем в рубке своего крейсера. Это было очень кратковременно, секунды, может быть, но очень отчетливо… Ну и стало страшно. Почему — не знаю! Все как тогда.

— Значит, на всех так подействовал этот мрак-туман? — задал вопрос Док.

— Ребята, вы разве еще не поняли, что это не мрак-туман, как ты говоришь, подействовал, это другое, совсем другое! Мы в тот момент шагнули в какой-то другой мир, в котором все почти так, как в нашем… но различия-то есть! Начиная с этой лесной избушки, которой отродясь не было на нашей поляне. На поляне нашего мира, я имею в виду… Вот такие мои совсем не светлые мысли, ребята!

— Правда… и Дед с карабином! Я только сейчас врубился! Здесь же заповедник, и никаких ружей ни у кого быть не может… и охотничьих собак — тоже, — растерянно пробормотал Текс, опускаясь на траву.

— Ну, пацаны, а вот вам напоследок еще одна загадка, — и Кэп протянул нам довольно увесистую большую, белую монету, — это я в шкафчике у деда позаимствовал. Там таких много лежит. Серебряная!

Док взял и стал ее разглядывать. На аверсе было чеканное изображение головы мужчины в профиль. Холеное, породистое. Абсолютно незнакомое, ни с кем не ассоциирующееся. Внизу — цифра 10 и слово «червонцев».

Над ухом у Дока уже сопел Текс.

— Ты на обороте, на обороте глянь, — прошептал он.

Да, на реверсе монеты красовался набивший оскомину двуглавый орел, а вот надпись — «Росийска парламентир дэржава» — озадачивала не меньше, чем незнакомая морда на аверсе монеты. Значился там и год — 1967.

— Мы — в — другом — мире! — четко, раздельно и безапелляционно заявил Кэп, и мы ошалело уставились друг на друга…

Док отошел в сторону и устало опустился на поваленный ствол дерева… Вскоре уже все трое, пригорюнившись, сидели рядышком и молчали…

— Послушайте, пацаны, — сказал Текс после недолгого молчания, — а что мы распереживались-то? Ну, сосны нет, ну, камня нет, подумаешь! Вы что, начитались сказок про Эмбер, или книжки… этого, как его… ну, где наш военный попал в парамир и стал королем… не помню автора, черт… склероз!

— Бушкова ты имеешь в виду, — вставил Док, — и его Сварога?

— Во, во… его самого, — обрадовался Текс, — там в книжках все просто: раз — и в другом мире, два — и в третьем… Неужто вы верите в подобную ерунду, а? Где книжки и где мы? Ерунда все это! Что стоит нам прямо сейчас подняться и дойти до города. Полчаса до большой тропы, часок до места, откуда город виден с гор… И все сразу разъяснится? А?

— Это хорошо, если разъяснится, а если… — начал было Кэп, но Текс вскочил и, перебивая его, азартно предложил:

— Все, айда побыстрее, пацаны, побежали, чего тянуть-то?

— Нет, пошли в избушку, вещи забрать надо…

— …и с Дедом бы поговорить не мешало, — впервые открыл рот Док. — Старикан наверняка должен знать, где он живет. Особенно после того, что я видел…

— И в самом деле, расскажи, — попросил Кэп, — а то действительно заспешили, заторопились…

И Док коротенько поведал историю чудесного излечения волка.

— Да… — протянул удивленно Текс, — впечатляет!

— Ничего удивительного. Я такое видел на Камчатке! Там подобные фокусы показывали карякские шаманы!.. Ладно… пошли в избушку! — подумав пару секунд, опять скомандовал Кэп. И друзья, как было и в прошлый раз, подались через поляну к избушке. Только в этот раз Шарик их не пугал. Его вообще нигде не было видно. Подошли к дверям, зашли.

Дед уже был в избе и сидел за пустым грубо сколоченным столиком. Глянул на нас из-под кустистых бровей, улыбнулся:

— От хорошо, что явились, вечерять будем. Каша-то ишшо не остыла!

Однако все трое неподвижно стояли у двери и молча смотрели на него.

— Чо стоите-то, как засватанные? — Дед еще раз внимательно оглядел нас. Его улыбка незаметно угасла, глаза остро и колюче блеснули:

— Догадались? — И от этих слов, от тона, каким это было сказано, у всех холодок по спине прошел! Друзья поняли, что все их догадки — не выдумка. Они поняли, что худшее, несмотря на всю невероятность подобного, произошло! И именно с ними!

— Давай, дедушка, выкладывай! — решительно шагнул к столику Кэп. — Куда и во что нас угораздило вляпаться! Все рассказывай!

— Ну, коль так… садись, робятки, — и жестом показал на нары, — разговор у нас долгим окажется…

— А ты, дедушка, здесь кем будешь? — простодушно спросил Текс. — Не лешим ли местным случайно?

— Цыц, несмышленый! Язык-то прикуси! — нахмурился Дед. — Негоже к ночи тако говорить! Цыц!

— Так где она, ночь-то? — подозрительно спокойно спросил Кэп. — Серость кругом одна.

— Когда надо, тогда ночь и будет, — буркнул недовольно Дед. — Значится, так… Когда вы, робяты, пришли в наш лес втроем, я шибко удивился. Приходили и раньше… но по одному. Я даже поначалу подумал, что вы наши, из Трущоб — они-то всегда ходят по трое и даже поболе, а потом понял — нет, эти из Замирья припожаловали.

Мы переглянулись.

— А что такое Трущобы, дедушка? — не утерпел Текс. Дед недовольно пожевал губами и сказал:

— Так это город разрушенный, что на реке стоит. Потому и понял, что вы из Замирья. Уж больно чистенькие, да и речь другая… Ладноть, не сбивайте меня, говорить-то я не мастак, вот и получилось у меня все с конца… Начну, однако, с начала: давно, лет с полсотни уже минуло, возле города на реке бомбу взорвали. Шибко сильная бомба была.

— Атомная? — опять бесстрастно спросил Кэп. — То есть у вас случилась атомная война? А из-за чего? Кто начал?

— Во, во, так она и звалась — атомна! А кто и почему начал, я не знаю, а было это… кажись, в 1962 году. Этих бомб много взорвали в других местах. Поубивали людей — у-у-у — мильены! Вот тогда стало холодно и совсем плохо. Лет пять неба было не видать. Ишшо много людей поумирало. Совсем пусто стало. Потом небо помаленьку начало открываться…

— Это как сейчас? Все такое же серое было? — опять не удержался от вопроса Текс.

— Не, такое серое становится иногда… может, раз-два, редко три в году. Как становится все серым, значит, жди гостей из Замирья… Чаще такие, как вы, приходят…

— А как нам назад вернуться, дедушка?.. К себе, в это, как его… Замирье? — нетерпеливо перебил Деда все тот же неугомонный Текс.