Андрей Геласимов - Холод

– Не смейте трогать меня! – задохнулась от ненависти Зина, сбрасывая Филину руку со своего плеча.

– Да кто тебя трогает? Я просто говорю – успокойся. Ничего страшного не произошло. Ну, поспорили парни, выяснили отношения – так бывает. Тебе другого бояться надо.

Зинаида непонимающе уставилась на Филю.

– Мне?

– Тебе. Следователь утром с тобой и с Павликом о чем говорил?

Лицо Зинаиды окаменело.

– Это вас не касается.

– Теперь касается. Еще как касается, родная моя. У нас на совести с тобой не только эти два трупа. В машине ребенок был. И он пропал. Понимаешь? Нету его нигде. А если не найдется – считай, три человека мы погубили. Ребенку – всего шесть лет. Как тебе такая проблема? Уверена, что тебя его синяк все еще беспокоит?

Филя выбросил вперед руку и застыл, указывая на лицо ее сына. Тот наконец вышел из своей комы, переводя взгляд с Фили на Зинаиду.

– Мам, какие трупы? О чем он?

Зина решительно развернулась и, не сказав больше ни слова, ринулась вон из комнаты.

Тёма шагнул следом за ней.

– Мама!

– Пусть идет, – поймал Филя его за рукав. – Или тебе нравилось ее слушать?

– Я не понимаю… Я…

Лицо у Тёмы стало совсем растерянным.

– Да чего понимать? Все хорошо. Мама твоя расстроилась из-за того, что ты в табло получил. Я ее успокоил. Как минимум одну проблему решили. А где герой торжества, кстати?

– Кто?

Тёма был совершенно сбит с толку.

– Ну, Данилов. Я так понимаю, это он одержал верх. – Филя шутовски изобразил боксера, наносящего боковой удар. – Надо поздравить чемпиона. Где он?

– Филиппов, подожди, – вмешалась в их разговор Инга. – Что случилось? Ты можешь нормально сказать? Следователь разве не к Данилову приезжал?

– Нет. Он приезжал не к нему. Но сейчас это неважно. Вы мне скажите, где автор этого шедевра? – Филя показал на заплывший глаз Тёмы. – Хочу пожать ему руку. Теперь эта дерзкая молодежь знает, что наше поколение рано списывать со счетов. Мы еще ох как можем постоять за себя.

Филя снова встал в боксерскую стойку и несколько раз выбросил правую руку вперед.

– Он уехал, – сказала Инга.

– Опять в город? Насчет аварии?

– Нет. Повез Петра с Лилией и с детьми в деревню. У них там дом.

– Так они уехали? – шутовское выражение сползло с Филиного лица. – Из-за меня, что ли?

– Дети испугались драки. Младшие даже плакали, когда Тёма на журнальный столик упал. После этого Лиля сказала, что не хочет больше здесь оставаться.

– А-а, вот откуда стекло, – Филя облегченно вздохнул и опять ухмыльнулся. – У вас тут, выходит, шумно было… Жалко, я всё пропустил…

Он хотел еще что-нибудь съязвить на эту тему, но в следующую секунду мысли его перескочили на другое, и он буквально выбежал из комнаты. Торопливо войдя к себе, он бросился к разобранной постели и начал ворошить одеяло. На кровати ничего не было.

Филя почувствовал, как его пробила испарина, рванул надоевшую куртку и наконец просто стащил ее с себя через голову.

Папка с эскизами лежала на подоконнике. Увидев ее, он даже засмеялся. Все рисунки были на месте. Петр не забрал ничего.

Вернувшийся через полчаса Данилов рассказал, что после деревни он все же заехал в город. Обстановка там за прошедший день осложнилась. Аварийная ситуация перешла на новый уровень. Ни городские службы, ни прибывшие из Москвы большие чины МЧС пока не могли ничего сделать. Силовые структуры тоже не справлялись. Мародерство и грабежи поползли по всему городу. Люди громили торговые точки, запасаясь продуктами, теплыми вещами и вообще всем, что попадало под руку. На одной из окраин в считаные минуты разнесли целый склад с промышленной теплоизоляцией. Защитные плиты из минеральной ваты вывозили на грузовиках.

– Быстро организовался народ, – сказал Данилов, стоя посреди усеянной стеклом гостиной и отхлебывая обжигающий чай из огромной кружки. – Завтра наверняка уже где-нибудь торговать всем этим начнут.

По поводу испорченного дивана и спавшего на нем пса он промолчал. На секунду задержал на нем взгляд, но заговорил о другом.

– Без необходимости на улицу никто не выходит. Остаемся в доме. На внешние сигналы не реагируем. Двери никому не открывать. Я завтра оставлю тут человека – он будет принимать все решения.

– Какие решения? – спросила Зинаида.

– Кого впускать, а кого нет. И кому можно доверить оружие.

Данилов посмотрел на мрачного, глядевшего исподлобья Тёму, но тот ничего не сказал.

Поздно вечером к Филе в комнату проскользнула Рита. Возможно, она просто хотела поговорить, обсудить то, что произошло с ними в городе, или посоветоваться насчет своих явно запутанных отношений с Даниловым и Тёмой, но Филя ничего этого узнать не успел. Прежде чем он о чем-то подумал, взглянув на трогательную пижамку, которая торчала из-под длинного вязаного кардигана, тело его вскочило с кровати, развернуло опешившую Риту на сто восемьдесят градусов и вытолкнуло ее из комнаты.

Стоя у закрытой двери и прислушиваясь к тому, что за ней происходит, Филя подивился реакции своего оказавшегося таким вдруг активным туловища, но возвращать Риту не стал. Он подождал, когда за дверью стихнет ее гневное сопение, и лишь после этого выглянул в коридор.

В доме, очевидно, все уже спали. Свет горел только на первом этаже. Впрочем, это был даже не свет, а его тусклые остатки. Филя натянул брюки и полуголый вышел из комнаты. Постояв на лестнице, он прислушался – в доме царила абсолютная тишина. В батареях и трубах отопления время от времени что-то пощелкивало, но живых, органических звуков Филя не уловил. Всё, что могло думать, злиться, смешить, ненавидеть, пугать, радовать и, главное, разочаровывать, – всё это притихло и спряталось по своим углам.

Филя, осторожно ступая, спустился по лестнице и вошел в гостиную, освещенную только оранжевой спиралью обогревателя. Ковер у дивана по-прежнему был усеян стеклом. Осколки горели и переливались оранжевыми бликами, из-за которых ковер будто расцвел странными живыми цветами. Над этим внезапным великолепием в полутьме дивана лежал покалеченный Филей и Ритой пес. Почуяв присутствие человека, он открыл заблестевший оранжевым глаз, но головы не поднял. Подобно самостоятельному существу этот глаз жил своей жизнью и двигался, следуя за Филиными перемещениями по ковру. Обуться тот не успел, поэтому старался не наступить босыми ногами на сверкающие осколки. В гостиной было заметно прохладней, чем наверху, и по голой филипповской спине уже бежали мурашки.