Майкл Стэкпол - Конан-варвар

— И…?

Сверху послышался далекий бой барабанов.

— Уже началось. Давай, пошевеливаться.

— Конан, что нам предстоит?

Киммериец повернул к вору напряженное лицо:

— Надеюсь на твой запас кристаллов.

С этими словами он погрузился в темноту.

Взгляд Марики выражал одновременно ненависть и восторг. Скованная по рукам и ногам длинными цепями Тамара стояла перед нею в платье Маливы. Гордой осанкой девушка напоминала ведьме ее мать.

— Полагаю, что ты готова.

— Разве ты не будешь меня одурманивать снова? — стрельнула глазами монахиня. — В конце концов, я могла бы попытаться убежать.

— Некоторые меры предосторожности доставила бы мне удовольствие, — на правой руке колдуньи сверкнули стигийские когти, — но я не хочу видеть мать в столь немощном теле. Хитрая девочка ведь рассчитывает, что, таким образом, ритуал может сорваться?

Тамара не ответила.

— Вынуждена тебя огорчить. Этой ночью все пройдет гладко, — Марика подошла к окну тронного зала и кивнула на двор: — Воины торопятся вывесить знамена моего отца. Пора уж. И поверь мне, малышка, казнят любого, кто хоть ненароком упомянет твоего киммерийца. Варвар, конечно, мог избежать смерти, но никак не успеет придти к тебе на помощь.

— Я забочусь не о спасении. Мне будет довольно, если он убьет твоего отца и разобьет маску, — Тамара мстительно улыбнулась. — Обязательно убьет. Без вмешательства дочери Халар Зим умер бы еще в Шайпуре.

— Ничто не остановит моего отца! — вызывающим тоном Марика погасила искру сомнения в душе.

Она сняла с подставки киммерийский меч, собираясь взмахнуть им торжествующе. Однако, едва коснувшись прохладного металла, колдунья почувствовала, что огонек тревоги вновь зарождается в груди. Связь между Конаном и лезвием очевидна. Причастен ли он к созданию клинка? На гладкой металлической поверхности ведьма искала подтверждение своим мыслям и ничего не видела. Даже отражения ее правой руки.

«Неужели варвар так близко?» — Марика фыркнула и отвернулась.

— Ты, наверное, не подозреваешь, что я встречалась с твоим дикарем, когда он был мальчишкой, и забрала у него этот меч?

— Похоже, ты не заслуживала внимания, раз Конан ничего о тебе не говорил, — верхняя губа монахини изогнулась в насмешке.

— О, я попробовала его на вкус раньше тебя, — Марика облизнулась. — Говорят, что киммерийская сталь острее и тверже прочих. Что когда ей режут, боль близка к удовольствию. Тебе должно понравиться. Молчишь? — колдунья горячо задышала в ухо Тамары: — После обряда киммериец станет моим… моим супругом. Я познаю его, как познавала ты. Мне достанется все, а маленькая, глупая девочка исчезнет навсегда из мировой истории.

— Я тебя убью, — низким голосом произнесла пленница.

— Ты не получишь даже малейшего шанса.

— Не я, так твоя мать.

Сыпля проклятия, Марика бросилась к дверям палаты.

— Бейте в барабаны! Встречайте свою богиню! — кричала она солдатам и прислуге, заполнявшим коридор. — На того, кто не проявит усердия, обрушатся мой гнев и страшная кара!

Через двадцать ярдов туннель стал более пологим. Напарники на бегу высматривали какие-нибудь параллельные ответвления, но тщетно. В конце концов, они попали в цилиндрическую пещеру с глубоким бассейном посередине. Водоем покрывала решетка, прутья которой напоминали извивающиеся щупальца. С теряющейся во мраке высоты свисали на цепях железные клетки. Каменные ступени в сочетании с подъемными мостами образовывали двойную спираль, очевидно ведущую к логову господ Хор Калба.

Оценив обстановку с первого взгляда, киммериец сосредоточил внимание на высоком мужчине, покинувшем каменное кресло. Цепи, намотанные вокруг этого подобия трона, напомнили Конану об оковах его отца. «Это же Ахоун, последний из псов Халар Зима». Как только Конан и Эла Шан бросились к лестнице, Ахоун отрезал им путь, разведя цепями мосты.

— Прикончить их немедленно! — приказал великан, указывая на нарушителей спокойствия.

Полуголые люди в кожаных ремнях не заставили себя ждать. Своим обликом и местоположением они походили на палачей, а не на воинов. Свора, вооруженная кнутами и железными палками для клеймения, помчалась вдоль решетки. Но привыкшие к рабской покорности их жертв тюремщики не понимали, какую опасность могут представлять некоторые представители человеческой породы.

Эла Шан, развернувшись на ступеньках, взмахнул руками. В нападавших полетели стальные шипы и метательные лезвия. Один из палачей с распоротым горлом упал на решетку. В горячке он попытался встать, но вынырнувшее серое щупальце обвилось вокруг него и утянуло под воду.

Конан взревел. Его меч описал дугу, развалившую атакующего человека от плеч до бедер. Падение изуродованного трупа помешало атаке другого противника. Третий тюремщик замахнулся клеймом. Варвар уклонился, шутя, и отрубил ему руку по локоть. Поймав железную палку, Конан ткнул ее раскаленным концом в лицо поднявшегося врага. Мужчина отпрянул назад прямо на прутья решетки. Он балансировал лишь пару мгновений прежде, чем исчезнуть в глубине.

Ахоун двинулся к победоносному Конану, помахивая тяжелой палицей в такт доносящемуся сверху грохоту барабанов.

— Хватит тебе, киммериец, доставлять беспокойство моему повелителю.

Если б не предупреждение Элы Шана, то Конан наверняка угодил бы в западню. Звук брошенного на решетку ножа заставил его обернуться и очень своевременно, потому что в воздух взметнулось щупальце. Варвар успел увернуться и даже рубануть по нему мечом. Но для сидящей в воде твари укороченная на шесть дюймов конечность представлялась пустяковой царапиной.

Смех Ахоуна прокатился по пещере.

— Моя ручная зверушка не даст в обиду хозяина.

Конан прыгал взад-вперед, поскольку чудовище не оставляло попыток захватить добычу.

— Трус!

— Умный не значит — малодушный, — возразил Ахоун. — Обитатель глубин, возможно, будет добрее к тебе, чем я.

— Конан, приготовься! — маленький вор, держась за цепь левой рукой, соскочил с лестницы.

Когда Эла Шанн раскачивался по пещере, из его правой руки выпала стеклянная колба. Она разбилась вдребезги точно возле центрального отверстия. Тут же показался дым, вода забурлила, и Конан спешно убрался от решетки.

Не в силах помочь своему питомцу Ахоун лишь наблюдал, как медленно гаснет его золотой глаз. Потом он поднял булаву и издал крик боли, которую сейчас, должно быть, испытывала тварь.

Два бойца кинулись друг на друга одновременно, без мысли об элементарной защите. Один наносил удар сверху, а другой снизу. Молниеносное лезвие Конана вскрыло живот великана до самого позвоночника. С фонтаном крови на землю выплеснулся тугой узел внутренностей, и все же смертельная рана Ахоуна не смогла помешать опуститься булаве.