Поль Уинлоу - Конан и карусель богов

Насколько стремительной была атака новоявленных воинов, настолько же стремительным оказалось и бегство. Толпа врезалась в плотный строй офирской конницы и началась невообразимая свалка. Офирцы видели накатывающуюся следом могучую лавину аквилонской конницы; встретить ее удар они могли, лишь сохранив четкий порядок, и потому не нашли ничего лучшего, как безжалостно рубить оказавшихся у них под ногами обезумевших людей. Сабли и ятаганы замелькали в привычной кровавой работе; лишенные доспехов землепашцы гибли десятками и сотнями. И все же офирцы смешались, потеряли строй и, когда на них ударили всадники Конана, не выдержали и стали отступать.

Киммериец легким движением меча отвел нацеленное ему в грудь копье и его ответный удар развалил разряженного офирского всадника надвое. Не помогли ни кольчуга, ни нагрудники; мертвое тело грянулось оземь, а меч Конана уже сокрушал следующего противника. Вслед за киммерийцем по врагу ударили и Черные Драконы; устоять перед этими великолепными воинами не мог никто. Растерянные офирцы подались назад; и прежде, чем кто-либо во вражеском стане успел понять, что происходит, в самой середине вражеского строя возник разрыв.

Конан осадил коня и, поднеся к губам большой рог, хрипло затрубил, созывая своих. Дело было сделано, враг вышел из спячки, повсюду - и справа, и слева - полки трогались с мест, спешили резервные отряды. Вновь появились шемиты-лучники; и Конан скомандовал отход. Он не собирался класть весь свой отряд в этом безнадежном бою. Предпринятая им атака была лишь приманкой, на которую послушно клюнули не слишком искушенные в знании людей Неведомые Боги. Они приказали своим подручным начать общий приступ; они испугались! Испугались самого простого разрыва строя их слуг - и это значило, что Конан прав, и ниточки продолжают путаться.

Отряд Конана бросил коней в галоп, уходя от преследования. Киммериец видел, как аквилонские щитоносцы и копейщики разомкнули ряды, готовясь пропустить скачущую конницу, всадники промчались сквозь строй, и стена щитов вновь была восстановлена.

Конан осадил коня возле королевского стяга. Бледный от волнения Конн подскочил к отцу первым и почтительно придержал его стремя, хотя в этом, естественно, не было никакой нужды.

- Почему ты не взял меня с собой? - голос Конна звенел от обиды.

- Потому что у Аквилонии должен быть король! - прорычал в ответ киммериец.

- Он у нее есть! Это - ты!

- Это - ты, порази меня длань Крома! И не гневи меня подобными глупостями!

Конн опустил голову и мучительно покраснел.

- Теперь ты должен разрешить мне удалиться, - совершенно серьезно продолжал Конан. - Ты король; и ни один твой подданный не вправе покинуть твое общество, не испросив твоего соизволения. Мне пора возвращаться, взмахом руки киммериец указал вниз, где враг подступил уже почти к самым шеренгам аквилонцев.

Накатывающийся со всех сторон девятый вал врагов встретили шелестящим колючим вихрем. Шемиты стреляли на скаку, но лучники Конна искусно укрывались за большими щитами и не тратили стрел даром.

И все же в этот день стрелы не могли остановить атакующих. Неведомые прибегли к испытанному оружию - внушили противникам аквилонцев лживое чувство неуязвимости. И сейчас легионы обреченных слепо лезли навстречу убийственному ливню стрел, собственными телами прокладывая дорогу следующим шеренгам. Земля перед аквилонским строем покрылась мертвыми телами и кровью. Дорого заплатив за последние футы, враги все же дорвались до пеших воинов Конна; свист стрел сменился громовым лязгом оружия и многоголосыми воплями. Враги навалились со всех сторон, сделав ставку на численность.

Со всех направлений густо летели стрелы. Шемиты оправились от понесенного в первой схватке урона и дружно ударили; конные копейщики офирцев не щадили себя; навалились в пешем строю кофитяне; сдавленные с трех сторон, аквилонцы начали медленно, шаг за шагом отступать, все теснее и теснее смыкая ряды.

Просперо с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее; впервые за долгие годы знаменитый полководец попал в такое положение. Разгром казался неминуемым; сколько еще смогут аквилонцы сдерживать такой всесокрушающий натиск? А если подойдут стигийцы, на каждого воина в армии Конна придется уже по пять врагов.

Сын Конана тоже выглядел невесело. Его армия сражалась в полукольце; там, внизу, у подножия холма, ежеминутно и ежесекундно умирали люди, которых он, Конн, присягал защищать и оберегать, присягал разумно править ими; разве заслуживает он короны?

На миг в сердце Конана тоже вполз предательский ледяной холодок, однако киммериец тотчас изгнал его усилием воли. Сейчас... сейчас... пусть втянутся побольше. Киммериец верил в своих аквилонцев. Надо было продержаться эти самые первые, самые трудные минуты: сейчас напор врагов ослабнет, они поневоле дрогнут и откатятся, чтобы атаковать вновь - чтобы снова быть отброшенными.

За передовыми полками аквилонского войска в томительном бездействии стояли резервные отряды. Они ждали. Сейчас, вот сейчас их король взмахнет рукой в латной перчатке - и они, его верные воины, опрокинут этих жалких вояк, что толкутся сейчас перед стеной аквилонских щитов...

Однако Конн, как и его отец, лишь молча смотрел на развертывающуюся битву. Все поле перед ними перегораживала сплошная, густая масса врагов. Их отряды казались неисчислимыми, а из глубины равнины все время подходили все новые и новые полки. Стоя на месте, аквилонская армия оказывалась обреченной; но и атака тоже привела бы к гибели. Конн до крови закусил губу и взглянул на отца. Сам он колебался, не зная, что предпочесть скомандовать ли отход, спасая войско (что было бы, наверное, разумнее), или же, очертя голову, бросить все силы в одну, последнюю отчаянную атаку. Что еще оставалось ему делать?..

Губы Конана сжались в узкую полоску, на скулах вспухли желваки. Куда же должен быть направлен тот один-единственный удар, чтобы наверняка рассечь незримые нити, протянутые к душам противников Аквилонии на этом поле? Вокруг киммерийца, точно изваяния, застыли пятеро воительниц и посланец Крома; последний, похоже, к чему-то прислушивался.

А тем временем первые ряды аквилонского войска продолжали отступать шаг за шагом. Наконечники копий увязали во вражеских телах, мечи застревали в разрубленных черепах, щиты тяжелели от во множестве вонзающихся в них дротиков. Гандерландцы, известные своей стойкостью, вынуждены были медленно отходить, чтобы только не оказаться погребенными под грудами вражеских тел. И шемиты, и офирцы, и кофитяне, казалось, обезумели, забыв о самосохранении. Люди с размаху бросались на копья, лошади собой пробивали частоколы копей и гибли, всадники падали в самую гущу пеших воинов Конна, но, пронзенные со всех сторон мечами, успевали сразить одного или даже двух аквилонцев. Передовые полки Тарантии стояли уже по колено в крови, своей и чужой. По мере возможности командиры пеших полков старались менять воинов первой линии, давая истомленным бойцам время отдохнуть за спинами товарищей, но силы аквилонцев мало-помалу убывали, а враги сражались с возрастающей яростью.