Цифраторий (СИ) - Кайманов Степан

Илон ясно видел черты их лиц, резкие скулы и впавшие щеки, рты и глаза — почти человеческие. Почти… Он невольно вспомнил про изверга Дэна и подумал, что тот бы умер от счастья при виде этих существ, словно порожденных стихией огня.

Улитки остывали, тускнели, сбрасывая с себя языки пламени, словно осенние листья. Теперь они походили на огромные леденцы — прозрачные, гладкие, цвета нуги.

Они замерли разом и поклонились.

— Не бойся, — услышал Илон голос Сары.

— Не бойся, — сказал и он, когда их с Джу обняло пламя.

Жар. Неистовый, нестерпимый, запредельный жар. Прожигающий все тело. Перед глазами красно-желтое марево, где бешено пляшут знакомые планеты внутри огромного пузыря. И что-то странное происходит в груди, повсюду, в каждой клетке — словно кто-то скребет ложкой под кожей, зачем-то снимая мышцы с костей, а затем лепит и лепит нечто незнакомое, инородное и чуждое, напоминающее густой мед или горячий шоколад.

Илон потерялся в пламени. Оно поглотило его. Он больше не чувствовал ладони Джу, ощущая лишь дикий жар и едва уловимое движение. Как если бы бродил в полусне или в бреду. Жар пробрался не только в плоть, но и в память, в мысли.

Где он сейчас? Жив или мертв? Кого в нем осталось больше — себя или огненной улитки? А если вдруг остаток жизни ему придется провести вот так — за стеной пламени, повиснув между сном и явью, внутри раскаленной добела плазмы, то это будет сущий ад. Лучше бы его «я» стерли совсем, как кривую линию на листе бумаге…

Огонь на мгновение обнажил край сознания, словно утратив бдительность, и тут же обратил его в пепел. Казалось, теперь навсегда.

Цвет мира — золотисто-оранжевый. Цвет застывшего пламени.

Илон глубоко вдохнул, словно всплывая со дна глубокого озера, где пришлось надолго задерживать дыхание, и поежился от легкого озноба. После изнурительных мытарств в огненном котле на новом месте вдруг сделалось зябко. Зябко и… свободно. Он пошевелил руками и понял, что их больше не держат наручники. Над головой висел багряный купольный потолок, где мерцали желтые круги, большие и мелкие, один в другом, соединенные в восьмерки и в вычурные фигуры, напоминающие цветочные венчики.

Рядом что-то шевельнулось, шумно вздохнуло, и Илон повернул голову на звук. Это была Джу. Она лежала в паре шагов от него, выбравшись из своего огненного озера лишь на несколько секунд позже.

— Ты меня помнишь? — спросил он.

Джу приподнялась на локтях и кивнула, бросая изумленный взор по сторонам. Илон заметил, что от каждого ее движения пол, выглядевший так же, как и потолок, как и стены, слегка вздрагивал, ненадолго покрываясь золотистой вязью. Тончайшая паутинка разбегалась, словно живая, и быстро гасла.

Таким было их волнительное пробуждение после побега из пылающей бездны. Они очнулись, ощущая себя сами собой, удивленные и невредимые, принимая судьбу такой, какая она есть.

Илон пощупал губы, потом нос. С лица немного спала боль, но тюбик с хэлсидами сейчас бы точно не помешал.

Он поднялся, окинул взглядом чрево золотисто-оранжевого корабля. Места было много, но ни интерфейса, никакого намека на приборную панель отыскать так и не удалось. Сара и Эдвард тоже пробудились в хвосте, шаря чумными глазами по диковинным стенам.

— Эдвард, ты все еще хочешь меня задушить? — спросил Илон.

Шэлл злобно молчал, надувшись, как пузырь.

— Чудно, — удовлетворенно произнес Илон. — Значит, ты — это ты. А я — это я. Сара, — он поболтал свободными руками. — Спасибо, что наконец-то их сняла.

— С чего ты взял, что это была я, — недовольно пробурчала она. — И даже если это была я, то совершенно не помню, чтобы тебя освобождала.

— Что ж, похоже, Сара — тоже Сара, — заключил Илон со вздохом.

Ему захотелось пить. Он, сам не ведая почему, шагнул к стенке и коснулся символа, который напоминал песочные часы, заключенные в круг. Часть поверхности справа от знака просела, освобождая сферический сосуд размером с яблоко, куда сверху уже лилась влага. Это походило на эффект от боевых стимуляторов. Только никто ему ничего не шептал. Он просто знал, где найти воду и что нажать, чтобы ее получить. Словно родился с этими знаниями или получил их очень давно.

Илон достал красный бокал. Тот оказался тонким, невесомым, будто был создан из бутона розы. Илон поводил над ним носом и опустил в него кончик языка. Вода как вода — прозрачная, свежая и прохладная. Он сделал осторожный глоток и, не обнаружив угрозы, опустошил весь бокал.

Эй, Ма. Ты здесь? Проснись! Отзовись!

Да, Илон?

Ты — жива! Жива!

Он был ужасно рад вновь услышать ее знакомый голос с легким металлическим отзвуком — голос прежнего мира, где были не только боль, унижения и страдания, но и счастье, простое человеческое счастье. Нежные ласки Мэй, чарующий запах крепкого утреннего кофе и веселый живой смайлик на футболке.

Хочу уточнить, что выражение «жива» применять по отношению ко мне некорректно, так как я могу лишь выйти из строя, но не умереть.

Как же я скучал по твоему занудству!

Также хочу сообщить, что не могу установить соединение с нейросом.

Не переживай. Мы с тобой в глубоком космосе. В очень глубоком.

И куда мы следуем?

Сам пока не знаю.

А действительно, куда? Илон заглянул в щель иллюминатора: среди звезд длинным серым ожерельем болтались астероиды. Единственный иллюминатор был длинным, но узким — прозрачная полоска, глубоко утопленная в нос корабля.

Рядом встала Сара, Илон добродушно протянул ей бокал, и она тоже набрала воды. Пьюр выглядела утомленной и сейчас лишь отдаленно напоминала супругу Эдварда; на фоне ярких, красно-желтых стен лицо ее казалось белее мела; тусклые прищуренные глаза смотрели в иллюминатор. Илон заметил, как мелко подрагивает ее ладонь. Посмотрел на свою и, убедившись, что ее не трясет, спросил:

— Тебе плохо?

Невинный вопрос по какой-то необъяснимой причине задел Сару, и ее взгляд вдруг сверкнул так враждебно, что Илон поклялся больше никогда не интересоваться самочувствием пьюра. Правда, он тоже был хорош: они только что пережили инопланетный фьюжин, а, как ни крути, ритуал в отсеке напоминал именно его, и теперь на автопилоте неслись на чужом корабле неизвестно куда и зачем. Поэтому вопрос, надо признать, был не очень уместным.

— Как думаешь, где мы?

— Пояс Койпера, — предположила Сара.

— Фига себе…

Кончиком пальца Илон вывел на поверхности стены сердечко, от которого во все стороны разбежались мелкие желтые кружочки. Он дождался, пока Сара утолит жажду, и снова спросил.

— Когда произошел первый контакт, они тоже молчали, как сейчас?

— Нет. Все было иначе. Они показали мне, чего хотят и что произойдет, если мы не выполним условия. Предъявили ультиматум и исчезли.

— Вы тоже их не слышите?

— Ничего я не слышу, — пробубнил Эдвард и, приблизившись, прилип к узкой полоске иллюминатора. — Милосердная Шэлла, камни летают прямо по небу! — обалдел он, крепко сжимая треугольник медной подвески на груди.

От старых привычек было сложно отказаться, даже после четкого понимания того, что никакой богини Шэллы нет и никогда не было.

— Это астероиды, — пояснила Сара.

Взгляд Эдварда сполз с иллюминатора на стену, где под крепкой ладонью распускалось золотистое кружево. Илон примерил на себя лик беглого шэлла и подумал, как от такого доселе невиданного чуда, наверное, взрывается мозг. Просто громыхает, словно праздничный салют. Эдвард выглядел обеспокоенным, но больше не излучал угрозу. Держался стойко, несмотря ни на что.

Подошла Джу, взяла пустой бокал. Она выглядела свежее остальных, словно летала на подобных кашалотах каждый день. Очевидно, оставила все страхи и переживания там, в отсеке Спэйс Нидл, подумал Илон.

— Какой легкий, — подивилась Джу, держа инопланетный сосуд на ладони.

— С тобой они тоже не говорят? — поинтересовался Илон.

Джу покачала головой, наполняя бокал. Все четверо стояли и молча глазели, как за бортом среди россыпи звезд перекатываются огромные серые астероиды. И как корабль ловко огибает их, следуя одной лишь ему известной тропой. Было тихо, прохладно и спокойно. Только Илон не находил себе места. Он не мог объяснить нахлынувшую тревогу. Многое не давало ему покоя, вызывая любопытство и настороженность. Причуда на причуде. Какие-то улиточные заморочки, непостижимые человеческим разумом. Теряясь в догадках, он бездумно начертил на стене неприличное слово, наблюдая, как из-под пальца разбегаются мелкие золотистые символы, словно желтые букашки.