Сергей Малицкий - Очертание тьмы

– Веревку! Тряпки! Он обезумел! – начал было орать удерживающий голову стражника Дойтен, но Юайс, который присел, положив руки на грудь умирающему, крикнул усмирителю в лицо:

– Нет!

– Что «нет»?! – закричал в ответ Дойтен.

– Не нужно ничего, – отчеканил Юайс, который и сам сравнялся бледностью с побелевшим стражником. – Не умирает, он уже мертв. Посмотри на его горло. И четверти этой раны хватило бы, чтобы убить человека. Я уж не говорю о ноге… Вот только крови мало почему-то…

– Мертв? – отскочил в сторону Дойтен. – Как это – мертв?

– Вот так… – прошептал в тишине Юайс.

Лишенный ноги стражник, едва Дойтен отошел от него, ухватился рукой за угол будки, перевернулся и пополз к воротам в ограде. Растерзанная шея его подломилась, и голова повисла на остатках плоти где-то под грудью.

– Нэйф благословенный! – в ужасе завыл трактирщик.

– Как это прекратить? – пролепетал Дойтен.

– Сейчас, – сказал Юайс. – Держите факел над ним.

Дойтен подхватил факел у одного из сыновей трактирщика, что застыли столбами за спиной собственного папаши, а Юайс вытянул из ножен странный, чуть изогнутый меч с длинной рукоятью. Погладил вспыхивающее серебром лезвие, рассек край собственной ладони, смочил острие кровью и, подойдя к почти доползшему до ворот Цаю, прошептал что-то и вонзил меч ему под лопатку, тут же отойдя на пару шагов. Причудливая рукоять задрожала, на спине стражника проступило алое пятно, которое медленно втянуло в себя огненные щупальца, переползло на меч, мгновенно нагрело его, заставив зашипеть плоть вокруг клинка, и угасло на рукояти. Цай обратился в бездыханное тело тут же, едва свечение покинуло его тело.

– Вот так, – проговорил в наступившей тишине Юайс, прихватывая рукоять меча рукавом котто и выдергивая его из тела. – Не своей волей этот мертвец пытался ползти. Думаю, что всем видевшим это лучше пока помалкивать.

– Всем ясно? – рявкнул побледневший Дойтен.

Ответом было молчание. Свидетели словно окаменели.

– Юайс! – спросил Клокс, который потерял где-то валенец и теперь пытался приладить вторую ногу, уже вымазанную в глине, в половинную обувку. – Когда ты успел надеть сапоги?

– Сразу же, – ответил Юайс, убирая меч в ножны. – Почему этот стражник спал за пределами города?

– А кто его знает? – ежась от холода и от испуга, подал прерывающийся голос один из сыновей трактирщика, чернявый подросток. – Вроде он раньше и сидел в ней. Это что, магия была?

– Бургомистр сказал, что будка больше не нужна, тем более что на ночь все ворота запираются, в город можно войти только по тракту, – добавил второй, белобрысый, как и его отец. – Может быть, Цая ноги сами в нее привели?

– Не помню, чтобы он мог ходить, нажравшись, – буркнул Дойтен. – Однако ползти без ноги, да еще мертвяком, смог. Интересно только – куда.

– Известно куда, – пролепетал трактирщик, – в мертвецкую. Они все туда… приходили. Говорят…

– А ну-ка, – попросил Юайс Дойтена, – толкни-ка ворота.

Дойтен обернулся, поднял факел, шагнул к воротам и толкнул створки. Они со скрипом разошлись. За воротами во тьме, почти без единого огонька, лежал город.

– Запираются, говоришь? – посмотрел на светловолосого сына трактирщика Юайс.

– Уважаемый! – повернулся судья к усачу, который вместе с седовласым едоком собрался возвращаться на постоялый двор. – У тебя есть комната?

– Есть, – буркнул усатый. – Там же, где и у вашего почтения. По соседству. Под самым коньком моя каморка. Но какой я «уважаемый»? Бас мое имя. Травник я. По осени в этих краях селяне целебной ягодой торгуют. Если что, к вашим услугам.

– А чего ж ты, Бас, спал за столом? – не понял судья.

– Слух тонкий, – объяснил травник. – Дождь по крыше шумит, заснуть не дает.

– Услышал, что ли, пакость эту? – спросил судья.

– Услышал, – кивнул травник. – Он ведь сначала загрыз бедолагу, потом только зарычал.

– Причем бедолага даже не пикнул, – заметил Юайс и нашел взглядом Гаоту, которая замерла тенью в двух шагах от судьи. – Ты как?

– Испугалась… – прошелестела она. – Очень…

– А чем воняет от него, Бас? – поинтересовался судья. – Знакомое что-то? Усы-то тебе нюхать не мешают?

– Они у меня как у кота, – проговорил Бас. – Дрянью от бедолаги пахнет. С десяти шагов чую. Насчет ворожбы не скажу, но поверх вина с сонной травой влита в него смесь из мускуса, горелого жира и пьяного меда. Да еще сапоги обмазаны свиным дерьмом.

– Это что за питье такое? – удивился судья.

– Это не питье, – пробормотал Юайс. – У егерей это так и называется – дрянь.

– Дрянь? – не понял судья.

– Дрянь, – развел руками травник и двинулся обратно в трактир.

– Дрянь, – кивнул седовласый в котто, вздохнул и тоже пошел прочь. Юайс смотрел им вслед так, словно видел в темноте. Сыновья трактирщика остались с отцом.

– Жена у Цая – стерва, – буркнул трактирщик, выколачивая дрожащей рукой воду из трубки. – От нее он в этой будке прятался. Я его частенько тут видел. Она била муженька. За дело, конечно, за пьянство, но уж лучше б била и дальше…

– Ну и где эти егеря? – поинтересовался Дойтен. – Магия, конечно, по нашей части, с этим еще разбираться и разбираться, но зверь-то – их? Ушел с добычей. Большой зверь и сильный. Ногу вырвал. Не откусил, а вырвал. Не, это не волк…

– Медведь? – спросил Клокс.

– Может быть, – пожал плечами Дойтен. – Топтать надо было меньше. Но когти вроде есть. Вот, на будке в том числе.

– Транк. – Клокс посмотрел на трактирщика, который переминался с ноги на ногу. – Давай-ка, старина, под крышу, да держи дверь открытой. Мы скоро. И пошли кого-нибудь к городской страже. Только не в одиночку. Неужто и в самом деле… Дрянь, раздери меня на части… И найдите там по дороге мою обувку!

Из‑за частокола из города донесся пронзительный и заунывный звук снокского рожка.

– Это из замка, – обернулся чернявый сын трактирщика. – Как герцог прибыл, каждую ночь отмечают. Полночь!

– Разума можно лишиться под такие песни, – поежился Дойтен. – Повеселее у них ничего не было?

– Дай-ка.

Клокс забрал у Дойтена факел и, забыв о том, что он в одном валенце, подошел к будке. Морщась от запаха растерзанной плоти, судья поднес факел к ободранному углу будки.

– Кажется, и это наша работа, – сплюнул Дойтен. – Удружил ты нам, Цай, нечего сказать. Плакал мой долг. Но к вдове сходить придется… хотя что толку? Оборотень, скорее всего. Слышал я об этой дряни. Приманка оборотня. Причем дикого.

– Или медведь, – не согласился Клокс.