Филип Пулман - Северное сияние

Его деймон откликнулся басовитым свирепым рыком, и Лире представилось, как его зубы сомкнутся у нее на горле.

Нахмурясь и поджав губы, она смотрела на дядю. А он откачивал воздух из вакуумного контейнера и как будто уже забыл о ней. Щурясь и по-прежнему не разжимая губ, она вышла вместе со своим деймоном и отправилась спать.

Магистр и Библиотекарь были старые друзья и союзники и, когда случались затруднения, наливали себе по бокалу крепкого брантвейна и утешали друг друга. Теперь, проводив лорда Азриэла, они удалились в дом Магистра и там, в кабинете с задернутыми шторами, подбросив дров в камин, стали обсуждать произошедшее. Их деймоны заняли привычные места – на плече и на колене.

– Вы думаете, он как-то узнал о вине? – спросил Библиотекарь.

– Конечно, узнал. Не представляю как, но он знал и нарочно опрокинул графин. Конечно, знал.

– Простите меня, Магистр, но у меня камень с души свалился. Мне с самого начала не по душе был этот план…

– Отравления?

– Да. Убийства.

– Не вам одному, Чарльз. Вопрос стоял так: что хуже – такого рода действия с нашей стороны или последствия бездействия. Что ж, вмешалось Провидение, и этого не произошло. Жалею только, что обременил вашу совесть, поделившись своим планом.

– Нет, нет, – возразил Библиотекарь. – Но мне хотелось бы знать подробности.

Магистр помолчал.

– Да, наверное, надо было рассказать вам. Алетиометр предупреждает об ужасных последствиях в случае, если лорд Азриэл продолжит свои исследования. Помимо прочего, в это будет втянута и девочка, а я хочу оберегать ее, пока возможно.

– Предприятие лорда Азриэла имеет какое-то отношение к этому новому Дисциплинарному Суду Консистории? Или как его там, – к Жертвенному Совету?

– Лорд Азриэл? Нет, нет. Напротив. Да и Жертвенный Совет не вполне подотчетен Суду Консистории. Это скорее частная организация, а руководит ею лицо, не питающее любви к лорду Азриэлу. И оба органа, Чарльз, внушают мне страх.

Библиотекарь молчал. С тех пор как папа Иоанн Кальвин перенес свой престол в Женеву и учредил Дисциплинарный Суд Консистории, власть церкви над всеми областями жизни стала безраздельной. После смерти Иоанна Кальвина само папство было отменено, но на его месте выросла целая сеть судов, коллегий и советов, в совокупности называемая Магистериумом. Органы эти действовали не всегда согласно, порою вспыхивало между ними острое соперничество. Большую часть прошлого века самым могущественным органом церкви была Коллегия Епископов, но в последнее время ее место занял деятельный и грозный Дисциплинарный Суд.

Но под сенью других частей Магистериума, случалось, вырастали независимые организации – одной из них и был Жертвенный Совет, о котором вспомнил Библиотекарь. Слышал он о Совете мало, но то, что слышал, ему не нравилось, пугало его, и он отлично понимал беспокойство Магистра.

– Профессор естественной религии упомянул какое-то имя, – помолчав минуту, сказал Библиотекарь. – Барнард – Стокс? Что за история с Барнардом – Стоксом?

– Это не наша область, Чарльз. Насколько я понимаю, Святая церковь учит, что есть два мира: тот, который мы видим, слышим и осязаем, и другой, неземной – мир рая и ада. Барнард и Стокс были… как бы это выразиться… теологи-отступники, утверждавшие, что существует множество других миров, подобных нашему, – не ад и не рай, а материальные и грешные миры. Они рядом, но невидимы и недоступны. Святая церковь, естественно, осудила эту мерзкую ересь. Барнарда и Стокса заставили замолчать.

Но, к сожалению для Магистериума, есть, по-видимому, серьезные математические доводы в пользу теории иных миров. Сам я с ними не знакомился. Но Кассингтоновский Ученый говорил мне, что доводы вполне убедительны.

– И теперь лорд Азриэл сфотографировал один из этих миров, – сказал Библиотекарь. – А мы финансировали его экспедицию. Понятно.

– Да. Жертвенный Совет и его могущественные покровители сочтут, что Иордан-колледж – рассадник ереси. Я должен как-то балансировать между Советом и Судом Консистории, Чарльз, а девочка тем временем подрастает. Они не забудут о ней. Рано или поздно она все равно была бы вовлечена, но теперь это неизбежно, как бы я ее ни оберегал.

– Но скажите, ради бога, откуда это вам известно – опять алетиометр?

– Да. Лире предстоит сыграть свою роль – и очень важную. Как ни странно, она даже не будет знать об этом. Но ей можно помочь, и, если бы мой план с токаем удался, еще какое-то время она была бы в безопасности. Я хотел бы уберечь ее от экспедиции на Север. И больше всего хотел бы ей это объяснить.

– Она не станет слушать, – сказал Библиотекарь. – Я достаточно ее изучил. Заговоришь с ней о чем-то серьезном – минут пять послушает вполуха и начинает ерзать. А после спросишь ее – совершенно все забыла.

– И если я заговорю с ней о Пыли? Вы думаете, не станет слушать?

Библиотекарь утвердительно хмыкнул.

– С какой стати ей слушать? – сказал он. – Из-за чего здоровому легкомысленному ребенку интересоваться глубоко теологической загадкой?

– Из-за того, что ее ожидает. Среди прочего – великое предательство.

– Кто же ее предаст?

– Нет, нет, в том-то и самое горькое: предаст она, и это будет ужасным ударом. Она, конечно, не должна об этом знать, но не вижу причин, почему ей не знать о Пыли. И возможно, вы ошибаетесь, Чарльз: она может заинтересоваться Пылью, если ей доходчиво объяснить. И это может ей помочь в дальнейшем. И наверное, мне будет не так тревожно за нее.

– Такова уж стариковская доля, – сказал Библиотекарь, – тревожиться за молодых. А удел молодых – презирать стариковские тревоги.

Они посидели еще немного и распрощались; час был поздний, и оба были стары и встревоженны.

Среди всех колледжей Оксфорда Иордан-колледж был самым величественным и богатым. Возможно, и самым большим, но в точности этого никто не знал. Здания, сгруппированные в три неправильных четырехугольника, относились к самым разным эпохам, от раннего Средневековья до середины восемнадцатого века. Строился он не по плану, прирастал постепенно, прошлое повсюду переплеталось с настоящим, и в целом Колледж производил впечатление неряшливого великолепия. Что-то где-то постоянно приходило в ветхость, и вот уже пять поколений семейства Парслоу, каменщики и кровельщики, круглый год занимались ремонтом Колледжа. Нынешний мистер Парслоу обучал своему ремеслу сына. С тремя подмастерьями, как трудолюбивые термиты, они сновали по лесам, возведенным возле угла Библиотеки, или по крыше Церкви, втаскивали наверх свежие каменные блоки, рулоны блестящего листового свинца или деревянные балки.