Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

Кай появляется как всегда, стоит о нем вспомнить. Не застав ребенка, пытающегося накормить его оборотня курицей, думает, что Хаски вел себя хорошо и треплет по макушке. Конечно, Хаски и так вел себя хорошо, но если бы не боялся снова на пустяки истратить лимит, то превратился бы в человека и предложил бы мелкой самой сожрать куриную кость.

— С Гидрой глухо, — сообщает Кай, покидая двор. — Попробуем отыскать Дроида.

Хаски чувствует облегчение. Сложно сказать, почему он так плохо ладит с Гидрой, просто есть люди, которые раздражают. По идее, Хаски сначала бесили все в команде, но к девушке это отношение осталось. Если его спрашивали, то он отвечал, что это из-за ее непонятных трепетных чувств к капитану противника. Но Хаски и сам понимал, что дело было не только в этом, просто Гидра пыталась править его поведение на основании того, что она девушка, и при ней он не должен материться и ходить голым, Хаски не был согласен. Он считал, что, не претендуя на нее, он может вести себя, как захочет.

И все же, в этом облике играть сложно. Нельзя спросить, куда они направляются и почему не получилось с Гидрой, не мертва ли она уже теперь, на начало игры. Да и Кай говорит меньше, потому что люди могут принять его за сумасшедшего, если он будет общаться с собакой.

Приход выглядит богатым, несмотря на расположение где-то в глухом лесу. Стены кое-где покрыты плющом, но в целом он похож на обитаемый, к тому же отгорожен действующим кругом от нечисти. Остановившись у границ этого круга, почти вплотную к нему, Кай зовет:

— Кто-нибудь есть?

Ему не нравится ни это место, ни круг. Кажется, за его пределами стоять опасно, да и Хаски выглядит настороженным, дышит глубоко, осматриваясь по сторонам, а сказать ничего не может. Даже если в круг войдет Кай, спрятавшись от того, что ждет в лесу, Хаски, как оборотень, его границ переступить не сможет.

Проходит несколько минут, прежде чем приоткрывается массивная дверь. Настороженный вид старика Каю тоже не нравится, вся ситуация заставляет быть серьезнее.

— Я из восточного прихода, — представляется Кай. — В вашем должен быть священник, тоже из охотников. Я ищу его. Могу я с ним поговорить?

Старик, показавший из-за двери только глаз, внимательно смотрит еще какое-то время, прежде чем глухо приказать:

— Снимай рясу, расстегивай рубашку.

Хаски, который до этого со всей серьезностью осматривался, прислушивался, переключает все внимание на хозяина прихода, переводит взгляд на Кая и едва не подскакивает, увидев, что тот скидывает рясу, торопясь. Так же спешно расстегивает ворот рубашки и оттягивает его. С правой стороны, где-то от ключиц и до шеи — вытатуирован крест. Не обычный перекрест двух палок, а с узором, со словами на латыни, но татуировка уже выцветшая почти до синего.

Дверь открывается полностью, старик оказывается священником, угрюмым, со шрамом на левой половине лица.

— Можешь войти, — разрешает он. Кай собирается снова надеть рясу и пройти в круг, но в ее мешковатое сукно зубами вцепляется Хаски, не пускает.

— Только не сейчас, — вполголоса просит Кай. Их потасовкой он старается не нарушить круга. — Хаски, давай потом. Все будет в порядке, верь мне.

Когда Хаски уверен, что дальше идти опасно, он реагирует по-другому. Сейчас ему просто не нравится ни этот круг, ни то, что он не сможет быть рядом. Можно сказать, Хаски просто капризничает, и Каю не до этого сейчас. Отбросив рясу, он быстро перешагивает линию, оказавшись там, где Хаски не достанет. Оборотень переключается на беспокойный лай.

Старик закрывает за спиной Кая массивную дверь, внутренности прихода без дневного света утопают в полумраке, и все же нет ощущения, что здесь пусто.

— Оставь оружие, — командует старик, заметив кобуру с пистолетом на боку Кая.

— Зачем?

Кай помнит процедуру. Попросить показать татуировку — нормальная практика. Нечисть не сможет даже нарисовать на себе такую. Но охотники всегда ходили с оружием, потому что нигде не могли чувствовать себя в безопасности, и их никогда не просили оставлять его у входа. Старик шамкает беззубым ртом, пока наконец не произносит:

— Вдруг у вас счеты?

— Нет, мы друзья, — Кай собирается пройти дальше без разговоров, но священник ловит его за руку выше локтя, снова шамкает:

— Пока пушку не оставишь, дальше не пройдешь. А то шляются тут всякие…

— Старый параноик, — ворчит Кай, достав пистолет из кобуры, но движение оставить его на столике у двери меняет направление, дуло оказывается у подбородка старика. Пальцы на локте, ослабившие было хватку, вцепляются сильнее, до синяков.

— Кем ты набил приход, старик? — спрашивает Кай, как бы в шутку. С улицы воет Хаски, теперь, кажется, понявший, куда попал его капитан.

Ему вторят рычанием — из коридоров, из комнат послушников, тихо только в досками забитом главном зале. Кай узнает по этому звуку — не вампиры и не оборотни, среднее, мерзкое. Упыри, что чаще всего питаются мертвыми на кладбищах, предпочитая не связываться с живыми, потому что любой крепкий деревенский мужик может проломить им череп, а тут что-то осмелели.

— Опусти пушку. Я-то тебе вряд ли что-то сделать смогу.

Вот в этом Кай не уверен, потому что жилистый старик тоже явно из бывших охотников, которым везет дожить до пенсии. И поэтому первым делом Кай прикладывает старика рукояткой в затылок, левой достает из-за пояса нож, повернувшись к коридору. Упыри уже выползают из комнат, не меньше дюжины тех, кто отважился принять бой первым и заставить потратить на себя патроны.

Оставшись у круга, насторожившийся Хаски слышит выстрелы. Начерченная линия — как стена, за которую не сунуться. Хаски поздно заметил, что следы идут не по периметру прихода, а внутрь, и на месте входа линия стерта, а потом дорисована. Меньше всего ему хочется сливать игру сейчас, еще больше раздражает, как отреагируют на это остальные в команде. «Отпустил Кая одного? Серьезно? Капитана и одного. Человека, к которому липнут неприятности?».

Четверых Кай снимает выстрелами, следующего, бросившегося на него, вспарывает ножом, рычания больше не слышно, и упыри, сами запертые в этом месте, притаились, надеясь, что их не пойдут добивать. Пользуясь заминкой, Кай дополняет обойму серебряными пулями, оборачивается к держащемуся за голову священнику.

Он отвлекается, потому что один из упырей быстро пробегает коридор из одной комнаты в другую, из ближней к Каю в более дальнюю.

— Тебе не понять, — хрипит священник, цепляясь за стену и пытаясь встать. — Молодая трава — сорная трава, жить не хочет, приключений ищет. Старикам умирать не хочется, старики народ слабовольный и…