Корона из земли и огня - Лионера Азука

– Вы думали об этом? – спрашиваю я, прогуливаясь по деревенской площади, где король Райнальд и его супруга над чем-то размышляют.

Райнальд хмурится.

– Я больше не желаю быть королем. Я говорил это с самого начала.

Я киваю.

– Тогда займите трон временно, пока… не найдется подходящий кандидат, желающий принять корону. Я беспокоюсь, что в Браннвине может подняться восстание.

С тех пор, как распространилась весть о смерти короля, до нас ежедневно доходили новости из окрестных деревень и в особенности из столицы. Все три королевства стояли на перепутье и были лишены прямого руководства.

Фриска тоже.

– Я подумаю об этом, – отвечает Райнальд. На этом он заканчивает разговор.

Я отправляюсь искать юную фрискийскую королеву. Хотя «искать» – не то слово, поскольку я точно знаю, где она находится. Она ни на секунду не отходит от Леандра. Уже несколько дней ничего не ела и, боюсь, не спала.

Я стучусь в хижину Греты. Мне открывает Фульк. Он тоже выглядит уставшим и изможденным, но, когда мой взгляд падает на Давину, я замираю. Ее глаза потускнели, их обрамляют темно-синие круги. Обычно переливающиеся белые волосы свисают хаотичными прядями. В хижине кисло пахнет рвотой.

Ее внешний вид напоминает мне себя самого. Должно быть, я так же выглядел после смерти Юринны. Но Леандр не умер.

– Так дело не пойдет, – набрасываюсь я на Фулька. – Она не должна так себя вести, пока он еще дышит. Ей нужно что-нибудь поесть и поспать. И ванну принять было бы неплохо.

Мальчик слабо пожимает плечами.

– Я уже это ей несколько дней говорю. Если бы я ничего не знал, то решил бы, что она оглохла. Она ни на кого не обращает внимания.

Я оставляю их, бреду обратно на деревенскую площадь и с облегчением обнаруживаю там Кларис.

– Ты была горничной Давины, не так ли? – она кивает. – Не могла бы ты позаботиться о ней еще раз? Ей нужно… Да, в сущности, ей нужно все.

– Конечно, – отвечает она. – Я уже несколько раз пыталась уговорить ее поесть, но… она смотрела сквозь меня.

– Она на всех так смотрит. И это нужно прекратить.

Совместными усилиями мы выводим Давину из хижины.

Я хотел бы сказать, что она последовала за нами добровольно. Но реальность такова, что нам приходится ее заставить. Я хватаю ее за руки, Фульк берет на себя ноги, и мы выносим ее наружу, пока Кларис занимается свежей одеждой и приведением хижины в порядок.

Давина щурится от солнечного света и закрывает лицо руками.

– Ее все еще рвет? – ворчит Грета, подходя к нам.

Кларис, опорожнив ведро с рвотой, кивает.

– Но, похоже, только желчью.

Грета фыркает.

– Неудивительно, если она ничего не ест.

– Я не голодна, – шепчет Давина так тихо, что даже я, стоя за ней, едва могу ее понять.

– Но ты все-таки обязана поесть, – настаивает Кларис.

Давина слабо, но упрямо качает головой.

– Могу я… вернуться сейчас?

– Конечно же, нет, – рычу я. – Ты вымоешься и что-нибудь съешь. Лишь тогда – и только тогда – я отпущу тебя к нему. А я тем временем посижу с Леандром.

Она поворачивается ко мне и пронзает свирепым взглядом. Я пытаюсь не замечать ее гнев, глядя, как Грета и Кларис ведут Давину через деревню.

Фульк остается и наконец позволяет себе облокотиться о стену хижины и сползти по ней на землю, словно его юное тело покидают все силы.

– Спасибо, – произносит он, не глядя на меня. – Не знаю, сколько еще я смог бы выносить ее взгляд. Она совершенно не в себе.

– Она хоть немного спала? – интересуюсь я.

Фульк мотает головой.

– Иногда она немного дремала. Но всегда, когда она засыпала, ей становилось плохо, и ее рвало.

– Я пойду к Леандру. Ты добудешь себе поесть что-нибудь приличное и ляжешь в нормальную кровать. Если что-то изменится, я тебя найду.

– Но…

Резким жестом я заставляю его замолчать.

– Нам достаточно беспокойства за Давину. Беспокоиться еще и о тебе я не хочу.

Он кивает. На его лице отражается облегчение, когда он с трудом поднимается на ноги и, шатаясь, идет через деревню в поисках теплой еды и мягкой постели.

Как и обещал, я сижу с Леандром. Несмотря на широко распахнутое окно, в доме ужасно воняет блевотиной.

Впервые с момента его ранения я рассматриваю его. Дыра в глазнице и выпуклый рубец, доходящий почти до переносицы, выглядят устрашающе. Но больше всего беспокоит, что он до сих пор не пришел в себя.

Я слышал о людях, которые ударялись головой, и никогда больше не просыпались. Они хоть и жили, но чахли внутри – запертые в ловушке спящего тела.

– Ты должен проснуться, слышишь? Давина тебя ждет. И мы тоже ждем, когда ты придешь в себя.

Я говорю с ним, рассказываю о повседневных вещах, происходящих в деревне. Кто с кем поссорился, кто в кого влюбился, чьи коровы дают больше всего молока.

Рассказываю ему о войне против Эсмонда.

– Я отомстил за нее, – говорю я. – Юринна. Знаю, что уже слишком поздно, но в этот раз… я был там и смог отомстить за нее. Видела ли она это, где бы она ни была? – Я потираю грудь, умеряя тупую боль внутри. – Во всяком случае, мне бы этого хотелось. И я желаю мира ей и всей твоей семье. Им пришлось так долго за тобой приглядывать, потому что ты боролся с чем-то ненастоящим. Они следили, чтобы ты каждый раз возвращался к нам. И они послали нам Давину, я уверен в этом. Теперь… они заслужили какого-никакого мира, не находишь? – Я кладу руку ему на плечо. – Тебе я тоже желаю мира и всего счастья, старый друг. Ты… вы оба так доблестно за него сражались. Вы принесли много жертв. Вы месяцами отрицали свои чувства и жили в страхе. Теперь с этим покончено. Но для этого ты должен проснуться, слышишь?

Я молю всех богов о чуде, но Леандр остается неподвижным. Здоровый глаз закрыт, на месте другого – темная дыра, он лежит в постели, не шевеля ни единой мышцей.

– Мы ждем тебя, – говорю я. – Возвращайся, когда будешь готов. Мы все будем здесь.

Давина

Я безвольно позволяю Кларис помочь мне, сидя в чане, полном воды, в доме Ани. Вокруг меня снуют Аня и маленькая Улара. Мне бы хотелось, чтобы они все оставили меня в покое. Я хочу обратно к Леандру, хочу держать его за руку и ждать, когда он придет в себя.

Он должен прийти в себя.

Я вздрагиваю, когда Кларис выливает мне на голову ведро тепловатой воды, а затем начинает намыливать мне волосы.

Она прищелкивает языком, распутывая колтуны.

– Это придется мыть больше одного раза. Что подумает Леандр, когда проснется, а ты будешь выглядеть как пугало?

Грета одобрительно хмыкает.

– Возможно, он вообще не узнал бы тебя в нынешнем виде и продолжил притворяться спящим из-за того, что у его постели сидит призрак.

Я хмурюсь, но не спорю. Я уже несколько дней не смотрелась в зеркало, так что могу лишь догадываться, насколько все на самом деле плохо. От Фулька я требовала прогонять всех, кто хотел меня увидеть. Мне не нужна была их жалость; мне и так было достаточно плохо.

– Вот! – Улара протягивает мне тарелку с бульоном.

Я отворачиваюсь. Хотя бульон выглядит заманчиво, одна только мысль о еде заставляет желудок выворачиваться. Каждый раз, когда Фульк что-то приносил, меня рвало. А когда засыпала, то просыпалась в холодном поту. Поэтому старалась не спать. Мое горло болит несколько дней и горит огнем. Мне больно даже пить воду.

– Ты должна что-нибудь съесть, – решительно говорит Грета.

– Я не могу, – хрипло отзываюсь я.

– Не заставляй меня вливать в тебя бульон насильно, – злобно произносит целительница. – Ты знаешь, что я это сделаю, но нам обеим будет приятней, если ты сама возьмешь ложку и поешь.

Я хмурюсь.

– Меня все равно вырвет. Я ничего в себе удержать не могу.