Андрей Величко - Третья попытка

На берегу в числе прочих деревьев росли пальмы, а это однозначно говорило о том, что зима тут если и бывает, то не очень холодная. Не холоднее, чем в Москве осень.

– Может, картошку посадить? – предложил Павел. – Авось к весне поспеет. И не помешает в глубь острова сходить – вдруг тут водятся козы покрупнее и повкуснее, чем на Мальте?

К сожалению, никаких коз тут не обнаружилось, ни крупных, ни мелких. Единственными млекопитающими были небольшие летучие мыши, гнездившиеся в пещерах на западе острова. Но зато птиц водилось множество, и среди них попадались весьма достойные с гастрономической точки зрения. Если же учесть, что для ловли рыбы и сбора мидий не надо было даже выплывать из лагуны, то становилось ясно, что ничего хоть отдаленно похожего на голод нам не угрожает.

Так как ни в какие дальние путешествия мы до следующей весны не собирались, все корабли были вытащены на берег, а вместо них был быстро надут и собран «Катран». Дальнемагистральные же катамараны подверглись тщательному осмотру. Выяснилось, что даже для «Дельфина», к которому вообще не было никаких претензий, плавание от Крита до Мадейры не прошло бесследно. А «Кашалот» с «Косаткой» нуждались в основательных доделках. Требовалось усилить бушприты, заменить почти весь бегучий такелаж, изменить форму паруса на бизани и доработать узлы крепления корпусов к стальной раме переборки. Этим мы занимались до ноября, который здесь не так уж сильно отличался от июля. Просто средняя температура упала градуса на три и раза в два чаще шли дожди, только и всего. Павел уже жалел, что посадил только кабачки и картошку. По его словам, в такую зиму даже кукуруза и та бы созрела.

Семья аров, оставив ребенка на попечение Ксении, взяла свою неандерталку, которая тащила им припасы и палатку, и отправилась на поиски каких-нибудь более или менее сладких ягод. Именно им это было поручено потому, что неандертальцы – наверное, из-за своей врожденной дальнозоркости – ягодами почти не промышляли. Похоже, боялись сослепу съесть каких-нибудь не таких. А нам нужен был спирт как топливо для генераторов на суше и примусов в море. Какие примусы? Ну как же, у нас на каждом корабле для приготовления горячей пищи имелся большой примус «Очаг» и маленький туристический «Дастан», бывший «Шмель». Ведь с дровами что в море, что в океане довольно напряженно, а бензин лучше оставить для подвесных моторов.

Жилищный вопрос мы быстро решили так же, как на Крите, то есть нарыли землянок. Причем здесь это было даже проще, ибо не требовалась такая уж тщательная теплоизоляция, климат позволял.

Кстати, наши неандертальцы ждали зимы и были очень удивлены, что она все не приходит и не приходит. А это говорило о том, что считать они умеют уж всяко больше, чем до десяти или даже до двадцати. Ары же не очень удивлялись – у них такие зимы иногда случались и на Крите, правда, к их глубокому сожалению, не столь теплые и далеко не каждый год.

– Хорошо, что здесь не оказалось никаких коз и вообще никаких объектов для охоты, кроме птиц, – как-то раз заметила Катя.

– Почему? – удивился я. – Вот сейчас, например, я бы вместо этого гигантского рака с удовольствием отведал бы жаркое из молодого кабанчика.

– Успеешь еще отведать в Америке, – рассмеялась любимая, – а тут дело вот в чем. Неандертальцы наконец-то поверили, что зимы здесь вообще не будет. И, если бы тут водилась хоть какая-нибудь дичь, их было бы нелегко уговорить покинуть остров. А вот ары – так те вообще не понимают, зачем из такого рая надо еще куда-то плыть, но раз Ксения сказала надо – значит, надо.

Кстати, на Мадейре выяснилось, что шесть неандерталок беременны, причем две от Паши и две – от аров. То есть даже Наир, которому, как я предполагал, было лет семнадцать, в недалеком будущем должен был стать отцом. Хорошо хоть срок его подруги позволял выполнять обязанности матроса как минимум до середины июня, а то найти адекватную замену было бы проблематично.

Более того, Катя как-то проговорилась, что Ксения тоже поддалась общему поветрию.

– Так что, Пашу скоро можно будет поздравить? – на всякий случай решил уточнить я. И, как тут же выяснилось, правильно решил, потому как любимая меня ошарашила:

– Да нет, скорее не Пашу, а Опыха.

Я только покачал головой – слов почему-то не находилось.

В первые дни апреля мы начали собираться в дальнюю дорогу. План последнего этапа был прост – курсом на юго-запад спускаемся до пятнадцатого градуса северной широты, а потом поворачиваем строго на запад и плывем этим курсом, пока не упремся в какую-нибудь землю.

Как и в прошлом году, отплытие состоялось первого мая, но настроение было совсем другим. Тогда никто не видел в обозримом будущем финала нашего пути – ведь сколько бы мы ни проплыли, все равно впереди оставалось гораздо больше. А сейчас нам требовалось сделать только последний бросок, и дальше можно будет просто жить, не считая пройденные за день километры. Так что все с трудом дождались заранее назначенной даты отплытия.

Уже через пять дней, когда мы спустились на требуемую широту и взяли курс строго на запад, я вспомнил, как в раннем детстве учился ездить на велосипеде. Его мне купили в октябре, и я до первого снега упорно пытался понять, что же нужно делать, чтобы не падать, но толком мне это так и не удалось. Правда, предельное расстояние между двумя падениями увеличилось с трех метров примерно до тридцати, но ведь другие-то вообще могли ездить сколько угодно без особого напряжения!

Весной я был готов вновь мужественно преодолевать трудности, но, к огромному моему изумлению, ничего подобного не потребовалось. Я просто сел и поехал. И, объехав вокруг дома раз пять, долго не мог понять, что же тут в прошлом году могло не получаться. Ведь ездить на велосипеде – это, оказывается, так просто!

Нечто подобное произошло и сейчас. В прошлом остались первые неуверенные проплывы по бухте на Запятой, регулярные рейсы с нее на Родос и обратно, экспедиции на Крит и прошлогодний дальний путь. Набранный за это время опыт наконец-то привел к переходу количества в качество. Я начал чувствовать и корабль, и океан. Теперь мне не надо было при каждом изменении направления или силы ветра долго соображать, какие фалы и насколько надо подтянуть, а какие отпустить, – я знал это сразу. Причем, кажется, нечто подобное произошло и у Павла, и у Кати.

Почти весь путь мы прошли под всеми парусами, и даже ночью всего лишь брали один риф на гроте, не спуская большого стакселя. Когда на семнадцатый день пути начался шторм, все уже знали, что делать, и нас даже не разбросало по морю, как в первый раз, хотя этот шторм был, пожалуй, посильнее и продолжался на день дольше. Единственное последствие – нас, кажется, снесло немного к югу, а провести измерения мешали облака. Впрочем, я не волновался, ибо промахнуться мимо двух Америк было физически невозможно при любом сносе.