Екатерина Оленева - Чародейка

- Джайна! - В голосе не было вопроса, - усталое удовлетворение. - Живая? Куда направляешься?

- К королю. Во дворец.

- Дворец в руинах, Чародейка. Король, личная охрана, Крэй, придворные – все погибли.

Когда порежешь палец, нервы обжигает сразу. Когда отрежет руку, говорят, боль не чувствуется: потеря для организма слишком страшна.

- Чархан – мертв?

Произнесено! Вот так сурово и просто, буква за буквой, слово за слово. Вполне обыденно.

Чувство нереальности усиливалось.

Надежда покачала головой.

–Не может быть! Он должен найти способ спастись. Это же Чархан!

Надежда верила в королевскую неуязвимость свято и нерушимо. Она беспокоилась о ком угодно, только не о нем: бессмертном, крылатом, всевластном. Холодном, жестоком и слишком умном, чтобы умереть.

Чархан – мертв? Не укладывалось в голове. Немыслимо! Ещё более невообразимо, чем собственная смерть!

- Здесь какая-то ошибка. Он - не мог умереть!

Оральф смотрел на девушку без всякого выражения. Лишь в глазах мелькали обрывки мыслей, которые Надежда не могла ухватить.

- Идем.

- Куда?

- Убедишься в его смерти.

Надежда опустила голову. Пальцы её сжимались и разжимались.

Что лучше – надеяться понапрасну или все же узнать правду, какой бы страшной та не была?

- Предупреждаю сразу, – хрипло проговорил Оральф, - зрелище не для слабонервных.

Вытащив фляжку, он протянул её Чародейке:

- Пей!

Горло обожгло. Раскаленная лава, заструившись по венам, на миг прогнала леденящий холод.

Пока они шли, Надежда пыталась представить мир без Чархана. Но терпела поражение. Не могла. Не получалось.

Господи! Пусть это будет ошибкой! Пожалуйста, пусть это будет чем угодно – предательством, фарсом, глупым розыгрышем, идиотской шуткой, - но только пусть рыжий король живёт!

Оральф остановился. Надежда огляделась и не удержавшись, охнула.

Местность не то, чтобы изменилось. Само слово «изменилось» казалось по отношению к происшедшему просто кощунственным.

На месте дворца находилась воронка с рваными краями. Обломки стен, черные, покосившиеся, оплавившиеся, искореженные печные трубы, куски битого стекла, полоскающиеся по ветру обрывки занавески– вот все, что осталось от чудного архитектурного детища. Но это было далеко не самое страшное.

В несколько рядов, замотанные в серое дерюжное сукно, наподобие древнегреческих мумий, штабелями, иного слова не подберешь, лежали тела. Оральф медленно двигался между трупами, пока не замер над телом, накрытым ярко-алым покрывалом. Точно флагом.

- Готова?

- Нет, - покачала головой Надежда.

Взгляд скользнул по земле, к окоченевшим труппам двух царских любимцев – барсов, третировавших гостей и лакеев во время королевских трапез. Окоченевшие, обожженные, несчастные бессловесные твари разделили участь королевского двора.

Надежда больше не чувствовала порывов ветра и течения времени. И душа, и тело потеряли чувствительность. Больше всего ей хотелось уйти, сбежать, остаться в неведении. Не видеть самого страшного. Но потом, через несколько дней, когда надежда, её тезка, вновь поднимет голову, ей останется только жалеть о добровольно выбранной неизвестности.

- И никогда не буду готова. Поднимай эту тряпку, Оральф, - почти зло, с усилием проговорила Надя.

Не глядя на девушку, молодой человек опустил материал ровно настолько, чтобы обнажить лицо мертвеца.

Обезображенное ожогами, оно все же хранило черты, потемневшие от копоти, искаженные смертью, словно в испорченном зеркале. Но не узнать тонкий профиль, надменно сложенные губы оказалось невозможным. Изувеченное лицо не обрамляли волосы. Король больше не был рыжим.

Небо закачалось, поплыло. Но не упало. Земля угрожала встать на дыбы, но осталась на месте. Надежда хватала ртом воздух, казалось, сердце вот-вот разорвется. Но, молодое и сильное, оно продолжало биться.

Крупинки снега сыпались с низкого, равнодушного ко всему, неба.

Мир только декорация к нашей жизни. Миру безразлична как наша боль, так и наша радость. Миллионы новых существ родятся после того, как от нас ничего в нем не останется. Миллионы были до нас, и от них к нашему приходу не осталось даже тонкого аромата памяти.

Мы приходим для того, чтобы однажды уйти навсегда от всего, чем дышали, что любили. Никто не избежит смерти.

Тогда, о, Небеса, почему?! Почему так больно?!

Если бы она была рядом, она бы спасла его. Она бы не позволила Чархану умереть. Она нашла бы способ сохранить эту жить. Или умерла бы вместе с ним.

Но её не было. Она боролась за жизнь других. А он – умер.

***

- Джайна!

Чьи-то руки обнимали, звали вернуться из круговорота отчаяния в реальность. Твердое мускулистое тело под меховой дохой, горячие мозолистые ладони, сжимающие тонкие девичьи кисти, словно тиски, удерживали, не давая ускользнуть прочь.

- Джайна!

- Сандар?

- Ты не имеешь право расклеиваться. Ты наш Талисман. – Ладони согревали онемевшие на морозе щеки, стряхивали замерзающие слезинки. – Помнишь, о чем гласит пророчество? Твой выбор определит исход противостояние. Отчаяние – дорога во Тьму. А свет сейчас нужен нам, как никогда.

- Оставь меня, пожалуйста, - озябшие губы с трудом подчинялись воле.

- Джайна, личная трагедия не дает право пренебрегать долгом.

- Иди ты к черту, - почти беззлобно отмахнулась Надежда.

- Девочка моя, мне жаль. Мне тоже больно знать, что наш Крылатый умер. В конце концов, я знал его много дольше твоего. Мы так и не примирились. Между нами столько осталось невысказанного! Если я выживу, я буду скорбеть. Когда настанет время. А сейчас мы с тобой, с ним, - короткий кивок в сторону застывшего Оральфа, - должны сделать все возможное, чтобы это время настало. Нужно совершить все мыслимое и немыслимое, чтобы люди не заламывали руки над погибшими близкими. Нам ведь с тобой не станет легче, если это повторится с кем-то ещё? Короля больше нет. Но тебя, Чародейку, сами боги привели нам, как светлое знамя.

В серых стальных глазах светилось сочувствие, печаль и твердость.

- Я растил Чархана ещё пацаном. Я любил его, не однократно вытаскивал из сотни передряг. Он посчитал, что его счеты с отцом стоят дороже, чем долг мне. Ради блага моей страны я счел правильным продолжить служить тому, кому должен был мстить. Потом я не однократно хоронил ребят, с которыми сражался бок о бок. Вчера ночью мой ненавистный и любимый король был убит. А в лазарете умирает Антрида.

- Что?! – Круглыми от ужаса глазами поглядела на Сандара Надежда. - И ты можешь тут стоять и разговаривать, когда любимая женщина умирает?!