Роман Галкин - Обреченный взвод

– Фигня, Сол, щас перетянем чем-нибудь потуже, и попрешь как ни в чем не бывало, – пытался я успокоить не столько его, сколько себя, присев рядом. – Мне еще в резервации один раз в драке ребра зашибли, так такая же фигня была. Я целый месяц ходил эластичным бинтом перетянутый.

– Как там осталь…ные? – кряхтя и морщась спросил Уиллис.

– Курта сам видишь, – вздохнул я. – Там дальше Логрэй с Раттом лежат..

– И Ратт тоже?

– Ратт живой, – к нам подошел Халиль. – Стонет там лежит.

– Парни, надо Алекса с Куртом похоронить по-человечески. Пусть хоть они… – не договорив, Геркулес закинул пулемет за спину и расчехлил саперную лопатку. Я тоже потянулся за лопаткой, но услышал задохнувшийся вскрик Уиллиса и, обернувшись, увидел его выпученные от боли глаза, глядящие куда-то мне за спину. Туда же был направлен ПТЛМ, который Сол уже успел схватить. Еще ничего не сообразив, я из положения сидя словно лягушка скачком отлетел в сторону, разворачиваясь на лету. Шагах в десяти стоял низкорослый абориген, в облике которого было что-то знакомое. Одной рукой он держал за лямки странный аппарат, состоящий из двух продолговатых баллонов – большого и, прикрепленного к нему маленького. Второй рукой он направлял на нас металлическую трубу на деревянном прикладе, соединенную гибким шлангом с баллонами. На конце трубы курился маленький огонек, словно в газовом резаке.

– Чиф, – улыбнулся абориген, переступив кривыми ножками.

Грохнул короткой очередью пулемет Уиллиса и одновременно, из направленной на нас коротышкой трубы вырвался огненный змей. Пули из ПТЛМа смели огнеметчика, но струя жидкого пламени ударила в ствол дерева прямо над моими ногами, обильно обдав их огненными брызгами.

– А-а-а!.. – как будто тысячи жалящих насекомых одновременно впились в мои нижние конечности. – А-а-а!

Кто-то чем-то сильно врезал по моим ногам. От боли я уже не мог даже кричать, только хрипел и катался по земле.

– Придурок, ты ж бронником ему ноги переломаешь! – орал кому-то Халиль.

Как потом я узнал, Геркулес, увидев мои объятые огнем ноги, схватил первую попавшуюся вещь, чтобы сбить пламя. Этой вещью оказался скинутый Уиллисом броник. Хорошо, Халиль вовремя его окрикнул, и Сегура успел долбануть только один раз, а то перекрошил бы мне все кости, пока сбивал пламя. В конце концов, он ухитрился, поймав поочередно мои ноги, стянуть горящие сапоги, затем придавил меня к земле, сев сверху, и просто содрал уже почти сгоревшие штаны.

Потом я сидел с голыми, обильно покрывшимися волдырями ногами и, раскачиваясь из стороны в сторону, стонал. Сидевший неподалеку Уиллис, морщась, перетягивал себе грудь каким-то тряпьем. Еще чуть дальше, на небольшой полянке, Халиль и Геркулес рубили саперными лопатками корни деревьев, копая могилу для погибших товарищей. Благодаря большой влажности и отсутствию ветра, струя из огнемета не стала причиной лесного пожара. Огонь сполз с сырого ствола и продолжал чадить черным дымом у его подножья.

Вот кто-то хлопнул меня по плечу.

– Олег, – услышал я голос Сола. – Надо до темноты уйти отсюда подальше.

– На вот, одень. Штаны чуток великоваты, но тебе сейчас самое то, – это Халиль поставил передо мной пару стоптанных сапог и положил на них свернутые штаны, и добавил: – Это Курта. Он, наверняка, не был бы против.

Я тупо смотрел на подношения товарища.

– Олег, ты это… – продолжил тот, замявшись. – Ну, короче, помочись себе на ноги.. Говорят, помогает от ожогов…

– Спасибо, Халиль, – я начал подниматься, держась за ствол молодого деревца.

Последующие дни слились для меня в один адский кошмар. Ноги будто бы все еще были объяты пламенем, и я, наверное, давно бы отказался куда-то идти, если бы неподвижное состояние не было еще более невыносимым – ходьба хоть как-то притупляла боль. А по утрам… У меня просто нет слов, чтобы описать те утренние ощущения, когда ткань штанин, присохшая за ночь к язвам ожогов, начинала при движении отрываться вместе с запекшимися коростами… В глазах при этом темнело, слезы и пот катились градом, а язык самостоятельно вспоминал почти забытый мною родной русский язык, со всеми его красочными эпитетами и оборотами.

Но известно, что человек ко всему привыкает. И к боли, если она постоянная, тоже. Через двое суток я, хоть и сквозь пелену боли, начал обращать внимание и на окружающий мир. Мы по прежнему продолжали двигаться на восток. Уиллис шел, сгорбившись, словно старый дед, опираясь на срезанную палку. Его грудь была туго перетянута полосками ткани грязно-песочного цвета, вероятно нарезанными из одежды одного из напавших на нас аборигенов. Вместо ПТЛМа Сол был теперь вооружен автоматом Курта – все ж более легкая ноша.

Халиль с Геркулесом тащили носилки с мастер-сержантом, сделанные из двух жердей, перевязанных снятым с убитых тряпьем. Кроме того, они увешаны подсумками с боеприпасами и флягами с водой, запас которых увеличился за счет трофеев.

Ратт уже пришел в себя, но, хотя никаких серьезных ран кроме ушибов и царапин на нем не было, каждый раз, при попытке подняться, у него начинала кружиться голова, и выворачивало желудок. Вероятно, это была сильная контузия.

На стоянках Халиль кипятил в трофейном котелке воду, замешивал в ней золу из костра и протирал этой жгучей жижей мои ожоги, вызывая очередной всплеск красноречия.

– Лучше б Геркулес тогда отбил мне их бронником Сола, – стонал я. – Или б вообще отрубил саперной лопаткой… уй, мля!

– Не-е, – возражал Геркулес, наблюдая за экзекуцией. – Тогда бы нам тяжело было тащить кроме Ратта еще и тебя.

– Лежи, не дергайся! – усмехнувшись заявлению товарища, сказал мне татарин. – Зола она может и не способствует заживлению, зато дезинфицирует от всякой заразы. А то подхватишь какую-нить гангрену, а у нее запах такой, что идти рядом с тобой будет неприятно.

– Да ладно те. От нас и так уже запах хуже любой гангрены.. Ой, мля! Да аккуратней ты, садюга..

Река, вдоль которой мы шли, становилась все более полноводной. А после того, как в нее влился приток, противоположный берег и вовсе затерялся. Да собственно, берегов-то как таковых и не было. Был лес причудливых деревьев, меж вздыбленных корней которых струились мутные струи воды.