Неправильный самурай (СИ) - Смородинский Георгий Георгиевич

Вот же… Слабо понимая, что происходит, я оглядел циновку, на которой сидел, и почувствовал, как по спине пробежала волна мурашек. Руки были не мои! То есть, конечно, мои, но раньше у меня были другие! Эти слишком тонкие и жилистые, а ладони… Они, вроде бы, похожи, но заметно грубее… или грязнее — хрен поймёшь. Что за…

Поднявшись на ноги, я с удивлением оглядел свои босые ступни. Черт! И ноги тоже не узнаю, да что за приколы?! Не в силах больше терпеть неудобства, я сунул руку под простыню и поправил трусы. Попытался, в смысле, поправить, поскольку там меня ждал очередной, бляха, сюрприз… Нет, хозяйство на ощупь не изменилось, но то, что я поначалу принял за трусы, оказалось бинтами или обмотками. Тот, кто их затягивал, силы не пожалел, и мне понадобилась минута, чтобы эти тряпки хоть немного ослабить.

На улице не переставая вопила испуганная тетка, но врачи почему-то пока не спешили бежать на её истошные крики.

Разобравшись с бинтами и облегченно вздохнув, я пожал плечами и, ещё раз оглядев дом, тоже решил выйти на улицу. В соседней комнате справа от выхода стояла широкая бадья с водой, я заглянул в неё и… в этот раз подвис окончательно.

Из воды на меня смотрел азиат. Натуральный, с высокими скулами, прямым носом и раскосыми, мать его, сука, глазами! На вид — совсем молодой, лицо треугольное, а физиономия такая, что я бы у него точно попросил документы! В смысле, у себя… Да ёп! Не веря своим глазам, я тронул себя за лицо, провёл ладонью по отсутствующим волосам и оскалился. Китаец в воде издевательски оскалился в ответ, и мне вдруг стало совсем грустно. Этот дом, и дура на улице, и эта бадья — всего лишь горячка? Где-то там, в другом мире, врач ввёл мне какой-то препарат, и… Да с хрена ли?! Я потряс головой и ещё раз внимательно оглядел дом. Бамбуковые стены, ширма, ещё один журавль на рисунке, и рядом, на другом, две какие-то мелкие птицы.

На бред это нихрена не похоже! Слишком уж все реально и… Переведя взгляд на кадку, я зачерпнул ладонью воды, поднёс ее ко рту и хмыкнул. Вода как вода… И внешне, и на вкус… Может, я сошёл с ума, но тогда с хрена ли мне эта Япония?! Или Китай?! Я же китайца от японца если и отличу, то с трудом. Может, это вообще Вьетнам или Лаос, но проблема в том, что я не был ни там, ни там! Абхазия, Осетия, Дагестан, Чечня — не вопрос… Съехавший с катушек мозг отправил бы меня туда, где я был, и точно не стал бы показывать эту хрень.

Горящий бэтр, минометный обстрел, карабканье по горам — вот это, в основном, и запомнилось, но… Я наклонился, набрал в ладони воды и с силой провёл ими по лицу. Азиат, мля… Почти мальчик… Хотя у них по роже непонятно — пятнадцать лет или сорок пять…

Ещё раз плеснув на лицо воды, я вздохнул и скосил взгляд на улицу. Травка, забор, два дерева и резные ступени… Может, это какой-нибудь храм? Женщину не видно и уже не слышно, но какого хрена она орала? Мужиков не видела? Но я же плащ не распахивал и членом ее не пугал… Да и не испугать такую, даже если ей покажут десяток. Может быть, у них тут в Китае какой-то праздник? Азиаты ведь шумные и веселые. У них вон одна только реклама чего стоит. Или не у них, а у японцев? Чувствуя, что башка вот-вот лопнет, я ещё раз плеснул на лицо воды и тут вдруг вспомнил, как поздоровался с этой теткой. Может быть, все дело именно в этом? Опершись на края кадки ладонями, я посмотрел на своё изображение, произнёс пару фраз и обреченно вздохнул.

Сука! Это был совсем не русский язык. Китайский или, скорее, даже японский, поскольку фразы звучали так, словно я пытаюсь кого-то ограбить. По-русски тоже получилось сказать, хоть и с усилием. Слова произнеслись на ломаном русском, примерно как если бы с экрана начал бы материться какой-нибудь персонаж аниме.

Ну ладно, японец, и что дальше? Домой-то мне теперь как? Удостоверения нет, все документы хрен пойми где, да и пойди с такой-то рожей докажи, что ты Григорий Смирнов, а не Масутацу Ояма[14]. Впрочем, доказать будет нетрудно, память-то у меня осталась. Я даже номер удостоверения помню и дату выдачи, так что — прорвёмся. Главное — добраться до Управления. Ладно…

Я плеснул себе ещё воды на лицо и, выйдя из дома, оказался в небольшом чистом дворе с зелёной лужайкой. По ощущениям — хрен пойми что: пара неровно распиленных брёвен, незнакомые деревья с тонкой листвой, утоптанная дорожка от входа к воротам. Намного интереснее оказалось то, что открывалось за невысоким забором.

Строение, на крыльце которого я стоял, находилось на холме, а внизу раскинулась небольшая азиатская деревушка. Дома старенькие, убогие. Асфальта нет, автомобилей и велосипедов не видно. «Тут кино, что ли, какое снимают?» — подумал я и, повернув голову, озадаченно хмыкнул.

В паре километров от деревни, за рисовыми полями, на фоне гор высился натуральный средневековый замок! О-хре-неть!!! Ради фильма такую дуру отгрохали?! И деревеньку эту?! И ещё три поселка в пределах видимости отсюда?! И жителей переодели аутентично? То ли в кимоно, то ли ещё в какие, очень похожие, тряпки? И баба эта… в шафрановой кашае? Ведь так, вроде, называют одежду буддийских монахов? А что, если… Я остановил взгляд на двух мужиках в соломенных шляпах, которые шли по соседней улице рядом с телегой, и задумчиво почесал подбородок.

А что, если меня закинуло в прошлое? Если в китайца смогло закинуть, то хрен ли тут тогда удивляться? У буддистов же что-то есть о переселении душ? Или у индусов? Да какая, на хрен, разница?! Но раз так, значит, я все-таки мёртв?! Вернее, жив, но китаец! Или японец? Да ёп… Не, так-то тело вроде нормальное, член есть, мозги и навыки сохранились… А точно ли сохранились?

Не откладывая в долгий ящик, я спрыгнул с крыльца на траву, нанёс пару ударов воображаемому противнику, добавил ногой, ушел в кувырок… По ощущениям реакция заметно улучшилась, навыки с рефлексами сохранились, но тело плохо слушалось, да и силы пока было маловато. Необходимы нормальное питание и серьезные тренировки.

— Вон он! — раздавшийся от ворот голос оторвал меня от размышлений, я повернул голову и увидел знакомую тетку.

Следом за ней во двор зашли трое монахов. Двое — чуть старше теперешнего меня, третьему на вид около сорока лет. Все в шафрановых кашаях, головы бриты под ноль. На лицах молодых оторопь и изумление. Ну вот и местный Шаолинь подтянулся…

При виде меня старший из монахов удивленно приподнял брови, затем жестом приказал сопровождающим остановиться и, не отрывая от меня взгляда, что-то неслышное зашептал. Продолжалось это секунд тридцать, не больше, когда он, сложив щепотью пальцы, резко поднял их над головой, словно бы вытряхивая невидимый коврик, затем уронил руки и, как ни в чем ни бывало, пошел ко мне. Остальные осторожно двинулись за ним следом.

Пока эти четверо приближались, я лихорадочно соображал, о чем с ними следует говорить и как себя нужно вести. Я не знаю местных традиций, но уважение к старшим было во все времена — значит, поздороваюсь первым. О себе говорить не буду — проще прикинуться дураком, а там они и сами уже что-то расскажут.

— Здравствуйте! — я кивнул самому старшему и, оглядев остальных, приготовился слушать.

Молодые монахи слегка отстали, женщина вообще плелась позади, с опаской поглядывая в мою сторону. Впрочем, во взгляде взрослого мужика ни страха, ни удивления не было. Только легкая растерянность и любопытство.

— Мы приветствуем тебя в святилище Каннон[15], — остановившись в трёх метрах от меня, спокойно произнёс он. — Мое имя Кенджи, в меру своих скромных сил я приглядываю за святилищем Милосердной. Это Кио, это Мичи, а её зовут Харухи. — Монах поочередно указал на своих спутников и, переведя взгляд на меня, поинтересовался: — Как нам можно обращаться к тебе?

— Я… не знаю, — состроив грустную физиономию, покачал головой я и кивнул на женщину. — Помню только, как проснулся и увидел её.

— Таро! Он во сне называл себя Таро, — кивнув на меня, подсказал тот монах, которого звали Кио. — В те ночи, когда Райдэн-сама[16] особенно гневался.