Дем Михайлов - Изгой. Кровь и пламя

Подкормка?

– Грибы тоже кушать любят! – заулыбался Тикса, прочитав немой вопрос в моих глазах. – Там дальше яма есть! Глубокая! А в ней всякое оченно для грибов вкусное! И оченно, оченно вонючее!

Значит, все-таки подкормка. Странный способ… не думал, что растения надо удобрять несколько раз во время роста. Но разбираюсь я в этом мало, а углублять свои знания не собираюсь. Мне и без того хлопот достаточно.

Вдоволь насмотревшись на грибницу подгорного народа, я окликнул Тиксу, и мы вместе зашагали вдоль озерной кромки, направляясь к месту, где находился уходящий в скалу сток для постоянно прибывающей воды.

Я буквально наслаждался столь малым сопровождением. Правда, гном Тикса, похоже, не знал такого слова и понятия, как «молчание», но за время наших давних приключений и походов я уже успел к этому привыкнуть и даже немного соскучился по коверкающему слова говорливому коротышке. В последние недели он начисто выпал из моей жизни, скрываясь под землей и рубя камень.

Прямо напротив водопада, на песчаном берегу озера суетились несколько мальчишек, с натугой оттаскивающих от воды несколько темных разлапистых коряг. Туда, где выше по берегу, лежал остальной медленно просыхающий улов древесины – ветки, большие лохмы коры, расщепленные и разломанные остатки бревен – видать, неплохо потрепало о подводные камни.

Неподалеку от них сидело два стража – люди, – разложивших на небольшом обрывке шкуры все необходимое для оснастки стрел. На перья, жилы и древка я внимания не обратил, а вот на каменные наконечники взглянул попристальней, жестом остановив собравшихся было вскочить часовых, приглядывающих за водопадом. Вдруг шурд какой сверзится и при этом останется жив. Да и дикий взбешенный зверь, случайно угодивший в воду и унесенный течением, нам здесь не нужен – много бед может натворить. И неважно – хищник или травоядное, лось или медведь. И тот и другой крайне опасен, особенно если налетит на детей.

Наконечники для стрел привлекли меня своим материалом. Камень. Но не гранит, а явно совсем другой камень. Выглядит хрупким, но края наконечника остры, видно даже невооруженным взглядом.

– Тикса! А ну-ка тюкни пару раз по этому камешку! – один из стражей протянул гному продолговатый обломок очень темного и словно бы слоистого камня.

Тикса отказываться не стал и тут же начал «тюкать». Несколько звонких ударов – и камень рассыпался на тонкие пластины.

Давешний часовой удовлетворенно крякнул и, осторожно подобрав пластинки, прогудел:

– От и ладно. Дальше мы уж сами.

– Охотничьи, – заметил я, глядя на плоский и широкий наконечник у себя на ладони.

– Срезень, – подтвердил страж. – Но если немного иначе привязать, то и человеку влетит промеж ребер. Вернее, шурду поганому. Лишь бы брони на нем не было, да шкур поменьше намотано. За милую душу вспорет!

– Кивнув, я вернул наконечник будущей стрелы и, повернувшись к озеру, задал еще один вопрос:

– Рыба?

– На сегодня уже с избытком наловили, господин, – широко улыбнулся самый молодой стражник. – Это уже почитай не озеро, а садок. Решетка узкая, только мелочь пузатая проскакивает сквозь него. А крупной рыбе деться некуда, вся здесь остается.

– С голоду не дохнет? – поинтересовался я.

То, что рыба не может уйти – это хорошо. Но ведь и они живые твари. Им тоже питаться надо. Хищникам рыбным здесь раздолье, а вот остальным? Не одними же водорослями они живы. А с насекомыми здесь туговато.

– Так вылавливаем же, – пожал плечами мужик. – И на кухню ее сразу, родимую. Так что сильно оголодать не успевают! И жирок не теряют. Хе! Можно бы и засолить, да с солью у нас туговато, господин.

– Понятно, – кивнул я и, коротким жестом попрощавшись, направился к гномьему городку, расположенному выше береговой кромки.

Прошел шагов двадцать и остановился, в полном изумлении изучая две стоявшие рядком каменные статуи.

Изумление было настолько большим, что на несколько минут у меня из головы напрочь вылетели все заботы и дела.

На небольших каменных постаментах стояло две статуи в полный рост, выполненные мастерски, неизвестный скульптор обладал большим талантом. Обе фигуры полностью узнаваемы. На одной обычный человек с ничем не примечательной внешностью. На другой закованный в полный доспех кошмар с десятком застывших каменных щупалец над головой, выстроившихся в неровный веер. В обеих скульптурах был запечатлен не кто иной, как я. Собственной персоной. В камне. Первая статуя, судя по всему, относилась ко времени, когда мы только познакомились и гномы начали осваивать приозерную пещеру. Только тогда я и носил кожаный доспех и обладал нормальной внешностью. Вторая статуя… тут и думать нечего. Нежить в ниргальем доспехе со щупальцами-убийцами за плечами и в черном рваном плаще. Таким я был совсем недавно.

Внизу, на постаменте, уходящем в землю, были выбиты какие-то заковыристые руны, но о чем именно они оповещали, я знать не могу, ибо данным языком не владел. И посему ухватил за плечо ухмыляющегося Тиксу, легко подтащил его к себе и мрачно вопросил:

– Это еще что такое?

– Друг Корне! – радостно отозвался гном и, ткнув пальцем в другую статую, повторил: – Друг Корне Сильный!

– Так и написано?

– Ага! – еще радостней заулыбался Тикса. – Оченно красиво, да?

– Не знаю, что и сказать, – признался я, вглядываясь в темные и узкие смотровые щели глухого шлема. Хорошо хоть не светятся.

– Я говорил – надо наверх поднять! На стену! Пусть все видят!

– Нет уж! – категорично отрезал я. – Как-нибудь перебьемся!

Не знаю, кто скульптор – а я обязательно узнаю! – но пусть эти два образчика искусства продолжают стоять на песчаном берегу подземного озера, мрачно вглядываясь в низвергающуюся с водопада воду. Вдруг чудом уцелевшие и выползшие на берег шурды при виде моих статуй – особенно второй – разом окочурятся от страха. Хоть польза будет.

– Теперь ко мне в гости? – с надеждой осведомился плутоватый гном.

– Пошли, – со вздохом согласился я, отводя взор от статуй.

– Грибная настойка есть! Оченно хорошая!

– Пожалуй, я выпью, – задумчиво отозвался я, все еще не придя в себя после ознакомления с местным творчеством.

– Не иначе как идолопоклонничеством гнусным попахивает, – сварливо проворчал хриплый голос, рядом со статуей остановился худощавый седоволосый старик, с неопределенным выражением синих глаз принявшийся разглядывать скульптуры. Особенно внимательно он смотрел на статую со вздыбившимися над головой щупальцами.

Засмеявшись, я оглядел отца Флатиса, отмечая произошедшие за последние дни изменения. Балахон тщательно отстиран и аккуратно заштопан, седая борода и волосы хорошо расчесаны, кожа лица хоть и не розовая, как у младенца, но и не серая, как у мертвеца. Наш священник пришел в себя после тягот путешествия. Оклемался старче.