Филип Пулман - Северное сияние

– Нет! – с яростью сказала Лира. – Нет!

– Нет. Конечно, нет. И поэтому им пришлось прятаться на далеком Севере, в темноте, вдали от людей. Поэтому же церкви было удобно, чтобы возглавлял это кто-то вроде твоей матери. Кто усомнится в такой очаровательной женщине, с такими связями, такой милой и разумной? Но, поскольку предприятие было неофициальным и негласным, Магистериум в случае нужды всегда мог от нее отречься.

– Но кто придумал эту идею – отреза́ть?

– Она. Она догадалась, что может быть связь между двумя явлениями, которые происходят в позднем отрочестве: перемена в деймоне и то, что начинает оседать Пыль. Так что, если деймона отрезать от человека, то, возможно, он не будет подвержен Пыли – первородному греху. Вопрос состоял в том, можно ли отделить от человека деймона, не убив человека. Но она много путешествовала и многое повидала. Путешествовала, например, по Африке. Африканцы знают способ, как создать раба, называемого зомби. Он лишен собственной воли; он будет покорно работать день и ночь и не попытается бежать. Он выглядит как мертвец…

– Это человек без деймона!

– Совершенно верно. Так она выяснила, что разделить их можно.

– Да… Тони Коста рассказывал мне про жутких призраков, которые водятся в северных лесах. Наверное, это что-то такое же.

– Правильно. Словом, Жертвенный Совет произрос на этих идеях и на одержимости церковников первородным грехом.

Деймон лорда Азриэла насторожил уши, и лорд Азриэл положил ему на голову ладонь.

– Когда они отреза́ли деймона, происходило кое-что еще, – продолжал он. – И они этого не заметили. Энергия, которая связывает человека с деймоном, колоссальна. Когда делают разрез, вся эта энергия рассеивается в долю секунды. Они не заметили – принимали это за шок, за ненависть, за нравственное возмущение – и приучили себя относиться к этому бесчувственно. Поэтому не поняли, что может дать эта энергия, не подумали о том, как ее обуздать…

Лира не могла усидеть на месте. Она встала, подошла к окну и невидящими глазами уставилась на темную унылую пустыню. До чего они жестоки. Пускай им важно узнать про первородный грех, но то, что они сделали с Тони Макариусом и другими, – чудовищная жестокость. Ничто не может ее оправдать.

– А вы что делали? – сказала она. – Вы тоже резали?

– Меня интересует совсем другое. Я считаю, что Жертвенный Совет пошел недостаточно далеко. Я хочу дойти до самого источника Пыли.

– До источника? Откуда же она берется?

– Из другой вселенной, которую мы видим за Авророй.

Лира обернулась к отцу. Он лежал в кресле, спокойный и грозный, и глаза его горели свирепым огнем, как глаза его деймона. Она не любила его и не могла ему доверять, но невольно восхищалась им, роскошью, которой он окружил себя в этой мрачной пустыне, грандиозностью его замысла.

– Что это за другая вселенная? – спросила она.

– Один из мириадов параллельных миров. Ведьмы веками знали о них, но первые теологи, доказавшие их существование математически, были отлучены от церкви лет пятьдесят назад. Однако же другие миры существуют; отрицать это невозможно.

Но никому не приходило в голову, что можно перейти из одной вселенной в другую. Это противоречило бы фундаментальным законам, думали мы. Так вот, мы ошибались; мы научились видеть, видеть тот мир. Если оттуда проходит свет, то и мы можем пройти. Мы учились его видеть, Лира, как ты училась понимать алетиометр.

Тот мир и все другие вселенные возникли как результат возможности. Допустим, ты бросаешь монету: она может выпасть орлом или решкой, и, пока она не легла, ты не знаешь, что выпадет. Если выпал орел, это значит, что другая возможность не реализовалась. До этого момента оба исхода были равновозможны.

Но в другом мире выпадает решка. И когда это происходит, два мира разъединяются. Этот пример с бросанием монеты я привел для простоты. На самом деле исчезновение возможностей происходит на уровне элементарных частиц, но происходит точно так же: сейчас возможны несколько исходов, а в следующий момент реализуется только один, а остальные исчезают. Только возникли другие миры, где они осуществляются.

И я отправляюсь в тот мир за Авророй, – сказал он, – ибо полагаю, что оттуда происходит вся Пыль во вселенной. Ты видела слайды, которые я показывал Ученым в Комнате Отдыха. Ты видела, что Пыль низвергается в этот мир с Авроры. Ты сама видела тот город. Если свет может преодолеть барьер между вселенными, если Пыль может, если мы можем видеть этот город, тогда мы можем построить мост и перейти туда. Для этого нужен колоссальный взрыв энергии. Но я могу его вызвать. Где-то там – первоисточник всей Пыли, всей смерти, греха, несчастья, разрушительных сил. Что бы ни увидели люди, они хотят это разрушить, Лира. Вот – первородный грех. И я хочу его уничтожить. Смерть должна умереть.

– Поэтому вас заперли здесь?

– Да. Они пришли в ужас. И не без оснований.

Он встал, и встал его деймон, гордый, красивый и хищный. Лира сидела не шелохнувшись. Отец пугал ее, она им бесконечно восхищалась и думала, что он сумасшедший. Но ей ли об этом судить?

– Отправляйся спать, – сказал он. – Торольд тебя проводит.

Он повернулся к двери.

– Вы забыли алетиометр, – сказала она.

– Ах да. Но он мне больше не нужен. Тем более что без книг я все равно не смог бы им пользоваться. Знаешь, по-моему, Магистр Иордана дал его тебе. Он в самом деле просил отдать его мне?

– Ну да! – сказала она. Но потом задумалась и сообразила, что Магистр, действительно, не просил об этом; она сама так решила – иначе зачем же ей дали? – Нет, – сказала она. – Не знаю. Я подумала…

– В общем, он мне не нужен. Он твой, Лира.

– Но…

– Спокойной ночи, детка.

Растерянная, не в силах вымолвить ни слова, хотя в голове роилось множество важных вопросов, она взяла алетиометр и завернула его в черный бархат. Потом села у камина, а отец вышел из комнаты.

Проснулась она оттого, что кто-то тряс ее за руку; тут же проснулся и зарычал Пантелеймон, и она узнала Торольда. В дрожащей руке он держал гарную лампу.

– Мисс… мисс… скорей вставайте. Я не знаю, что делать. Он не оставил распоряжений. Мне кажется, он сошел с ума, мисс.

– Что? Что случилось?

– Лорд Азриэл, мисс. С тех пор, как вы легли спать, он как в бреду. Я никогда не видел его в таком исступлении. Он нагрузил сани приборами и батареями, запряг собак и уехал. Но он увез мальчика, мисс!