Иван Белов - Ненависть

Руди посмотрел ему в глаза. Оставшуюся дорогу дед предпочел помалкивать, изредка понукая неторопливо плетущуюся, тощую лошадь.

Рудольф думал, что распрощался с этим безликим городом навсегда. С развалюхами, лужами нечистот, и жителями с обреченными взглядами. Странно, больше это убожество не вызывало надменной брезгливости. Только странную, щемящую в сердце тоску.

Приветливо забелело здание центра, резко контрастируя с окружающей нищетой. У стеклянных дверей скучали двое охранников, в черной, обвисшей форме, с наручниками, резиновыми дубинками и баллончиками перцового газа на поясе. Ничего, будет вам развлекуха ребятки.

Руди спрыгнул с телеги и коротко приказал, копируя стиль Дирлевангера:

— Чего вылупились? Каталку сюда!

Охранники спорить не стали, явно шокированные появлением странного, вооруженного парня с пустыми глазами. Скрылись внутри и вернулись с медицинской каталкой. Переложили Стрелка и сноровисто покатили по бетонному пандусу. За дверью огромный, светлый холл, сверкающей белизной. Пусто и тихо. Молоденькая, симпатичная медсестричка за стойкой регистрации вытаращила глаза.

— Вы куда? Вы к кому?

— Где операционная? — Руди зашлепал по полу, оставляя куски грязи налипшей к подошвам.

— Дальше по коридору, — растерялась сестренка, опомнилась, выскочила, и перекрыла дорогу тщедушным тельцем. — Ой, вам нельзя туда, подождите!

— Милочка, мне можно все, — Руди мягко отстранил девушку, пытаясь быть максимально вежливым.

Открылась дверь, на шум появился доктор, немец лет сорока, откормленный, мордатый, раздутый от собственного величия.

— Инга, что происходит? — голос неприятненький, мерзкий, как у старой девы, заставшей племянника за просмотром порнушки.

— Рвется в операционную! Не могу удержать!

— У меня тяжелораненный, — растерялся Рудольф. — Помощь нужна.

Врач мельком глянул на каталку, скривился и повелительно рявкнул:

— Богадельня для недочеловеков дальше по улице. Пошел вон мразь унтерменшская.

Прежний Руди вернулся. Убогий мусорщик, с детства приученный повиноваться людям с германской кровью. Перед ним немец, сверхчеловек, чистокровный ариец, владыка мира. Бог. Подчинись, рассыпаясь в поклонах. Новый Руди, рожденный под волчий вой и пение пуль ударил зачехленной винтовкой в лоснящуюся, жирную харю. Мокро хрустнуло, падаль опрокинулась на пол. На белый халат хлынула нереально алая кровь. Врач потрогал свезенный в сторону нос и истошно завыл. Привык корчить хозяина жизни, ни разу толком не били. Изо рта тянулись зубное крошево и кровавые слюни.

— Добро пожаловать во взрослый мир мразь, — рыкнул новый Руди и улыбнулся сестре. — Будь добра, проводи нас в операционную. Пожалуйста.

— Идите за мной. — побелевшая под цвет стен медсестра упорхнула по коридору, таращась на корчащегося врача.

Каталка мягко катила по плитке. Охранники втянули головы в плечи. Скорее всего, к вечеру оба будут уволены, зато довольны, здоровы и живы, попивая дома чаек, и хвастаясь перед женами умением избегать конфликтов с агрессивно настроенным психопатом.

Свернули направо, тупик окончился распашной, непрозрачной дверью, куда вся процессия тут же вторглась без приглашения. За ней небольшая, сверкающая чистотой операционная, залитая ярким, электрическим светом. Вход один, на окнах решетки, отлично.

Навстречу выскочил лысый коротышка предпенсионного возраста, с пышными усами, облаченный в белый халат и шапочку. Маска свободно болталась на груди.

— Какого черта? — воскликнул усатый, пока еще не особо волнуясь. Хотя следовало бы.

Медсестра открыла ротик, но Руди мягко прервал:

— Инга, ты можешь идти. Вы, господа в черном, тоже свободны, всем спасибо.

Группа сопровождения выскочила за дверь.

— Вы врач? — спросил Руди.

— Хирург — трансплантолог. Позвольте, я не пони…

— Этот человек ранен, — кивок на каталку, — Огнестрел, три дня назад, нужна срочная помощь.

— Ч то ж вы молчали! — всплеснул руками доктор. — Марта, Ольга, готовьте стол, герра Шнайдера в операционную, срочно!

Белоснежными вихрями заметались медсестры, загремело железо, зашумела вода.

— Вам лучше подождать снаружи, — бросил на ходу врач.

— А вам лучше занятся своими делами, — отпарировал Руди. — Я останусь и присмотрю чтобы никто не мешал.

— Через пять минут здесь будет полиция.

— Это их работа, — пожал плечами Рудольф. Огляделся в поисках подходящего укрытия, подтащил к двери тяжелую, деревянную тумбочку, бросил рядом рюкзак. Присел за импровизированной амбразурой. Отличный обзор, коридор просматривался до самого выхода, пусть попробуют сунуться. Тут без артиллерийской подготовки и бронетехники не пройдешь. Пока начнутся переговоры, пока решат кто командует, пока подтянут штурмовую группу, усатый, возможно, успеет заштопать Стрелка.

В городе истошно завыли полицейские сирены. Ближе и ближе. Руди расчехлил винтовку, любовно погладил гладкое, отполированное сотнями прикосновений ложе, и принялся насвистывать веселую песенку. Идите, я жду.

Час, сутки, двое, неделя. Время растворилось в синем, табачном дыму и сонном мареве накатывающего безумия. Допрос длился без остановки. Мелькали, в круговороте, лица и голоса. Угрозы, сочувствие, обещания. Несколько минут сна. Тяжелое, отравляющее разум небытие. Вновь круговорот вопросов и свет, нестерпимо бьющий в глаза. Теряешь ориентацию в пространстве, путаешься в мыслях и тонешь, тонешь, тонешь в болоте из слов.

«— Где Вольф?

— В Преисподней.

— А если он ранен?

— Сложно выжить с перерезанным от уха до уха горлом, а скорая приедет только когда проложат дорогу.

— Ты убил его?

— Нет.

— Название «Свердловск» о чем-то тебе говорит?

— К сожалению да.

— Цель группы Дирлевангера?

— Золото, другая жизнь. Подальше от дерьма и собственной совести.

— Ты убил Вольфа?

— Нет, но мысль посещала.

— Что случилось с безопасниками из Первоуральска?

— Сунули нос куда не следует. Все умерли.

— Как?

— Без шансов на воскрешение.

— Ты участвовал в террористическом подполье?

— Смотря с какой стороны посмотреть.

— Тебя зовут Рудольф Штольке?

— Да, наверное, не знаю, нет.

— Шел с бандой добровольно?

— Нет, мне платили суточные вареньем.

— Ты убил Вольфа?

— Да, больше некому.

— Подпиши. «..

Состояние на грани сумасшествия. Короткая передышка. Комната без окон. Металлический, девственно чистый стол, прикрученные к полу стулья. В углу бесстрастно мигающая видеокамера. Стена из темного стекла. За ней люди. Зоопарк твою мать. Мясорубка человеческих душ. Выхода нет. Хотя есть.