Джеффри Лорд - Ричард Блейд, герой

Закончив с массажем, женщина сбросила свое одеяние, небрежно швырнув его на мешки, Теперь она втирала терпкую мазь в собственную кожу, и в слабом свете подмигивающего очага, в полусне-полубреду Блейд отметил, как прекрасно её нежное бледно-голубоватое тело. Оно казалось разведчику гибким, хрупким, но в то же время на удивление мягким, округлым и таинственно притягательным; и он вдруг понял, что давно уже не ощущал такого страстного, такого необузданного желания.

Аквия склонилась над ним; тонкие пальцы коснулись его воспрявшей к жизни плоти; груди ее, словно чаши, наполненные прозрачно-голубым соком, слегка покачивались и обжигали живот случайными прикосновениями; их соски заметно набухали и твердели.

— Я нравлюсь тебе? — вдруг спросила она, глубоко вздохнув и приподнявшись над его телом; её колени стиснули ребра Блейда.

— Да… моя королева… моя Снежная Королева… — разведчик едва слышал свой голос; он плыл в океане блаженного тепла, покачиваясь на волнах сладостного предвкушения.

Аквия оседлала его. Он хотел прижать женщину к себе, положить ладони на талию, затем наполнить их голубоватыми плодами её грудей, ласкать темные соски, коснуться нежной кожи плеч, спины, шеи… Он обнаружил, что не может шевельнуться.

Наклонившись, Аквия впилась губами в его губы; он чувствовал нежную влажную податливость её плоти. Поцелуй прервался, она застонала, изнемогая, и вскрикнула; потом затихла, прижавшись к Блейду. Он тихо позвал:

— Снежная Королева…

— Риард… — долетел откуда-то издалека полустон-полушепот Аквии, и Блейд почувствовал, что она продолжила прерванную на миг игру, свое неторопливое влажное скольжение, ритмичное и восхитительно плавное…

В какой-то момент их стоны слились, и вечный поединок, который ведут мужчина и женщина во всех мирах и любых измерениях, подошел к экстазу финала; тело Аквии конвульсивно выгнулось, потом она тонко вскрикнула — словно серебряный колокольчик победы прозвенел над ухом Блейда, — и рухнула на его грудь.

Ричард Блейд не запомнил, часто ли он слышал этот вскрик; но, судя по загадочной улыбке, которой расцвело лицо спящей Аквии, можно было сказать, что колокольчик звенел не один раз.

Фиолетовая ночь — первая, которую он провел в этом мире, в пока еще безымянной реальности — плыла над снежной равниной; спящему Блейду чудилось, он снова тонет в ледяной купели, задыхается, бьется, пытаясь глотнуть воздух. Тело его опять обдавало то жаром, то холодом, странные покалывания сверлили кожу в тысяче, в миллионе мест, будто он, нагой и беззащитный, был выброшен на мороз, и миллионы снежных пиявок терзали его миллионами ледяных игл. Он стонал и ворочался, не в силах разорвать цепи сонного забытья, но звуки эти, казалось, не тревожили спавшую рядом женщину; её спокойная поза и улыбка говорили только о блаженной усталости.

Под утро Блейд успокоился и крепко уснул. Кожа у него слегка зудела, и мнилось ему, что целая армия муравьев странствует по его плечам и груди и, переползая то на живот, то на спину, щекочет тело бесчисленными лапками. Но он больше не ощущал холодных укусов снега и ледяной воды; наоборот, ему было тепло, очень тепло, почти жарко.

Наступило морозное утро, прогнав сонную одурь ночи; закончилось действие снадобий, и Ричард Блейд, живой и здоровый, вновь вернулся к привычному состоянию умеренного оптимизма и трезвой рассудительности. Он чувствовал себя превосходно — разве что очень хотел есть.

Потянувшись, Блейд выпростал руки из-под мехового покрывала, и вдруг резко отбросил его в сторону. Он глядел на свою кисть, и его глаза раскрывались все шире и шире. Дьявольщина! То была совсем не его рука!

Ошеломленный, Блейд уставился на мускулистую конечность, покрытую длинной, неимоверно густой шерстью бурого цвета. Эта страшная лапа не могла принадлежать даже горилле, ибо свисавшая с нее на добрых полфута растительность не уступала толщиной и плотностью меху белого медведя. Разведчик привстал, с лихорадочной поспешностью ощупывая лицо, плечи, грудь, поясницу. Везде то же самое — бурые отвратительные лохмы! С копчика и паха они спускались почти до колен, словно шерстяная юбка или борода выросшая совсем в неположенном месте.

Впрочем, положенное место также не было обойдено — со щек и подбородка на грудь струились густые заросли, подпертые охватившим шею плотным валиком шерсти. Блейд был очень темным шатеном, почти брюнетом, но волосяные джунгли, украсившие за ночь его лицо, имели такой же мерзкий грязновато-бурый цвет, как и буйная поросль на руках, груди и прочих частях тела. С похолодевшим сердцем он потянулся к затылку, коснулся ушей. О, великий Создатель! Космами, которые стекали с них к лопаткам, можно было два раза обернуть кулак!

Но почему?.. Какая-то странная болезнь? Блейд покосился на чистое белое личико спящей рядом Аквии. Нет, её не поразила эта необъяснимая инфекция… Так в чем же дело?

Он постепенно приходил в себя, и страх, отвращение, ужас — вполне естественная реакция всякого нормального человека — уступала место холодному гневу. Воспоминания еще медленно ворочались в его голове, словно мозги тоже заросли волосами, и их спутанная пряжа не позволяла мысли двигаться с привычной стремительностью. Однако в памяти уже начали всплывать кое-какие эпизоды вчерашнего вечера: руки Аквии, втирающие в кожу янтарную мазь, отвратительный вкус бальзама потом — слова и понятия, которые будто сами собой просачивались в его мозг… странный предутренний сон и мучившая его чесотка…

Его опоили? Аквия! Это она! Колдунья, телепатка проклятая! Ведьма, шлюха, дьяволица? Опоила! Из этого чертова котла, что валяется рядом!

Взревев, словно раненый мамонт, Блейд подскочил на постели и одним ударом огромного кулака вогнал в лед по самое дно перевернутый бронзовый котелок. Потом пальцы его сомкнулись на вороте мехового одеяния Аквии; подняв её в воздух, он налитыми кровью глазами стал искать столб, камень, бревно — любой твердый предмет, о который можно было бы разбить её череп. На миг он потерял не только самообладание, но и всякую способность рассуждать: он словно забыл о сотне способов убийства, которыми владел в совершенстве. Столб, камень! Разве не достаточно чуть-чуть сжать пальцы на хрупком горле женщины или переломить ей позвоночник о колено…

— Не буйствуй, странник, — раздался вдруг негромкий серебристый голосок, и он непроизвольно ослабил хватку. — С тобой не случилось ничего ужасного.

Склонив голову к плечу, Блейд уставился в зеленоватые льдистые глаза, взиравшие на него с несокрушимым спокойствием. С минуту длился этот безмолвный поединок, и внезапно ярость, гнев, обида покинули его — будто бурлящая и обжигающая влага ненависти просочилась сквозь холодный песок рассудка и ушла. В следующий момент разведчик представил весь комизм ситуации: огромное волосатое чудище — Кинг Конг, да и только! — готовится свернуть шею красавице-блондинке… Не хватает только героя-любовника, спешащего на выручку с шестизарядным «смит-и-вессоном»…