Анна Сеничева - Перстень Рыболова

Они встретились у Кедрового ручья. В быстром потоке ломался и дробился мост, соединявший пологие бережки, осыпанные жухлой прошлогодней листвой. За мостом, в лиственницах, белела часовня. Качались на столбиках лампадки со свечами, огоньки теплились, мерцая в хвойной зелени, и запах горячего воска плыл в прохладном воздухе. От этого мерцания покойно и благостно становилось на душе, но Луму было не до покоя, словно старый знахарь чувствовал, что гость явился к нему не с простым сердцем.

Нений. Нений по прозвищу Любомудр. Имя это звенело по всему Светломорью еще в те времена, когда сам Лум только учился врачевать и читать по звездам. Но последние десять лет мудрец куда-то запропал. Пали слухи, что после гибели Серена он принял затвор и доживал свой век в горах на севере Лафии. Славное имя начало забываться. Стало быть, дела столь серьезны, что Аларих упросил-таки Нения покинуть свой горный приют. «…Моим первым доверенным лицом…» Первым и, пожалуй, уже единственным. Как-то быстро и незаметно перемерли в Светломорье свидетели того времени, когда юный Серен готовился занять престол и так странно сгинул на Лакосе.

Никогда раньше Лум не видел Нения, хотя живо представлял себе его. Теперь Любомудру лет этак за девяносто. Праведник от великих своих дарований богатств не искал, только скромностью и украшался, жил всегда бедно, а в последнее время вовсе пробавлялся чем бог пошлет. Лум покосился на гостя. Что ж, и на старуху бывает проруха…

Поодаль расхаживал величавый, осанистый старик, в горделивом лице которого и сейчас видны были следы редкой красоты. Заходящее солнце скользило сквозь деревья и вспыхивало переливчатыми искрами в драгоценных камнях на его мантии. Белоснежная борода, завитая крупными кольцами, опускалась до пояса. Так вот каков был Нений по прозвищу Любомудр…

– Скоро будет десять лет, как умер Серен, – произнес Лум. Нений чуть склонил гордую голову в знак скорби. – И все это время отец его, Аларих Лафийский, соблюдал обычай, храня престол для нового принца. А теперь, стало быть, он свое решение изменил…

– Время не ждет, – ответил Нений. – Смута в Светломорье не прекращается, а другого владыки все нет. Когда он появится? Звездочеты молчат, и молчать могут бесконечно.

– И это очень странно, – заметил Лум. – Если принц умер, то должен появиться другой. Самый видный астролог нашего времени и вправду не предсказывал рождения нового правителя еще в течение тридцати лет. И это самое меньшее…

– По всему видно, на небесах тоже смутное время, – сдержанно усмехнулся Нений. – Знамений не было, и король Аларих решился. Престол Светлых морей король передает наместнику-местоблюстителю, а три советника будут при нем, как того требуют законы правления.

От изумления Лум на мгновение потерял дар речи.

– Постойте-ка! Верно ли я понял? На престол сядет не принц?

– Нет.

– И советники будут при нем как…

– …помощники, не облеченные властью.

– И Светлыми морями со всеми Архипелагами начнет управлять один-единственный правитель, да еще и оказавшийся на престоле волей другого правителя. Не волей господа Первого рыболова. И этому самому правителю все будет позволено. Так?

– Именно так.

– А король подумал о том, что это может привести к тирании? Когда-то очень давно Архипелаги уговорились на правление трех Советников и принца как раз таки за тем, чтобы не соединять власть в одних руках, – Лум досадливо поморщился. Все это казалось ему непонятным. – Светломорье снова вернется к тому, отчего с таким трудом удалось уйти.

Нений смотрел куда-то поверх Лума, и по его надменному лицу блуждала снисходительная усмешка.

– И кого же Аларих думает посадить наместником? Обычного человека?

– Нет, – коротко ответил Нений. – Меня.

– Ах, вот оно что… – и наставник смолк.

– Я видел здесь троих юношей. Это и есть будущие советники?

– Они самые, – кивнул Лум. – Арвельд Сгарди родился в рыбацком поселке на Северном архипелаге. В семье было пятеро детей, и мы уговорили родителей отдать его нам. Учили телохранители королей. Морехода зовут Флойбек. Мать его умерла при родах, а отец, лафийский лоцман, скончался от морового поветрия. Мальчика забрал дальний родственник, привез сюда, а потом и сам обосновался на Храмовой гряде. У чародеев учился Гессен. О нем мы вовсе ничего не знаем, даже настоящего имени. Еще младенцем его подкинули к дверям монастыря на островке близ Лакоса, монахи и дали ему это имя.

– Судьбы советников часто похожи, – заметил Любомудр. – Должно быть, им исполнилось восемнадцать?

– Семнадцать, а Гессену чуть меньше.

– Надеюсь, юный возраст не станет помехой.

– Не станет, поверьте. Они достойны. – «Если только ты не решишь обойтись без них».

Любомудр кивнул. Кажется, он не ожидал, что беседа окончится так скоро и просто.

– Что ж, тогда смута в Светлых морях скоро подойдет к концу, и на Лакосе появятся новые правители. А с ними придет и новое время.

– Да будет так, – ответил Лум. Он сидел, сгорбившись, и водил глазами по строчкам, начертанным королем, который еще недавно казался ему последним оплотом правды в Светломорье.

В затылок дунул холодный ветер. Наставник зябко поежился и встал, собираясь идти в монастырь. Огляделся.

Нения и след простыл.

От жарившейся рыбы в избушке было горячо и чадно. Флойбек, насвистывая, заворачивал разрубленные бруски в листья папоротника и выкладывал на противень.

– Хороший улов, – сказал он, обернувшись.

– Не жалуемся, – ответил Ревень, лукавый старый добряк, слывший на острове колдуном. – С утра на Белом утесе рыбалил. Думал, вы придете.

– Учеба, – коротко сказал Арвельд. Ревень единственный в поселке был посвящен в тайны монастыря.

Старик с пониманием кивнул и вернулся к починке сети, краем глаза наблюдая за Арвельдом.

– А вы что-то невеселы, сударь мой, – вполголоса обратился он к мальчику. – Случилось чего?

Сгарди взял щепоть крупной сероватой соли и присыпал кусок рыбы.

– Да я сам не понял еще – случилось или нет. Скажи-ка, Ревень, а было ли что-то необычное восемьсот лет назад?

Ревень усмехнулся:

– С чего бы такой вопрос?

– А вот любопытно стало.

Рыбак продолжал класть стежки деревянной иглой.

– Неспроста вы разговор завели, сударь, – помолчав, ответил он. – Как есть неспроста. А было такое, что восемьсот лет назад завязалась в Светломорье такая же примерно кутерьма, как нынче.

– Смутное время? – спросил Арвельд.

– Да, смутное, только звали его по-другому. Скверный был век, тяжелый…

– Тоже междуцарствие?

– Междуцарствие. И длилось не десять лет, а всего-то года два. Затем Элезис Лакосский на трон сел, потомок первого принца Светломорья. Много ему выпало трудов, но правитель был сильный. – Ревень перекусил нитку. – В молодости, еще с женой-покойницей, довелось мне побывать на Лакосе, в махоньком городишке, где родился на свет принц. Там, в доме Совета старейшин, висит его парсуна, портрет по-нашему. Глаза серые, как небо перед грозой, грива огненная, кольцами. Еще старая кровь в нем текла, не людская. Нраву был сурового, крут на расправу, и всякую кривду насквозь видел. Хотя, говорят, понапрасну никого не обижал…

Арвельд внимательно слушал, держа в одной руке раковину с солью, в другой кусок рыбины.

– Ты про смутное время говорил. Отчего оно началось?

– А разно говорят. Летописцам ежели верить, так это короли поссорились: кто-то кого-то убил, али обворовал… А давным-давно, еще я был такой, как вы, запомнил, что старые люди говорили. Будто в это время границы между мирами стираются. Оттого все мешается в Светлых морях и в людских душах, – старик отложил сеть и уставился слезящимися глазами в окно, на тлеющий закат ранней весны. – Появляются силы старых эпох, которым в нашем мире делать нечего, а они все приходят, ищут здесь свою долю. Кого-то из них давно позабыли. Других помнят только староверы вроде меня, – он задумался, сжав губы. – У Асфеллотов, к слову сказать, еще живо предание об их пращуре, так он из той породы. Демон, который якобы заложил душу, чтобы спасти свой народ, и время от времени возвращается ее вернуть. Зовут они этого духа человеком зеркал или как-то так…

Огонь с треском взметнулся, лизнув верх камелька. Арвельд вздрогнул.

– Ревень, – произнес он, наклонившись к старику. – Кто это такой? Как выглядел?

– Бог миловал, ни разу не видал, – усмехнулся старик. – Да и кто знает – есть ли он на самом деле…

– Хорошо, не видел, так ведь слышал! Может, что еще припомнишь? Асфеллоты – колдуны не из последних, не могут они верить в то, чего нет и никогда не было!

Ревень смотрел на него выцветшими старческими глазами и все медлил с ответом.

– Зря вы разговор этот завели, сударь, – тихо сказал наконец рыбак, – да еще на ночь глядя. Пустой он. Старые восточные поверья – как корни тамошних кедров: узловатые, темные и крепкие. И никто не знает, из какой глуби они растут.