Александр Костожихин - И станешь ты богом

– А почему ты думаешь, что души забирает этот чудинец?

– А кто? Души пропали, потом сразу появился этот. Если не он, то кто?

– Зачем ему это?

– Откуда я знаю. Спросить боюсь. Да и не ответит он нам. Мнится мне, что это злой дух. Очень злой. Давай уйдём отсюда, а?

Пока кулайцы разговаривали между собой, Кудыма бездумно смотрел в небо.

Наконец вождь и шаман перевели на него взгляды. Кудыма выкинул руку вбок. Разжал ладонь. Из ладони ударил луч невероятного чёрного света. Пронёсся страшный, раздирающий уши рёв. Повалились на вздрогнувшую землю люди, выплеснулась вода из рвов, осыпался частокол городка. От удара чёрного луча на несколько вёрст пролегла просека. Деревья разбило в щепы, покорёжило.

Кудыма улыбался. Вскинул вверх другую руку, разжал ладонь. Круто взмыл ввысь странной черноты шар. Ничто не отблескивало на его боках. На огромной высоте он лопнул. И снова землю тряхнуло. Потом на неё обрушился рёв. На голубом небе возникла огромная чёрная дыра. Подуло неземным холодом.

Ватажники вжались в землю, прикрылись щитами. На щитах выступил иней. Кулайцы в ужасе разбежались. Впереди всех бежал толстый шаман, за ним, обхватив голову руками, улепётывал вождь. Позади них, подвывая, неслись, побросав оружие и скидывая на бегу доспехи, воины.

Потом, долгими вечерами, вернувшиеся из похода кулайские бойцы будут пересказывать события этого дня своим сородичам. И с каждым разом всё красочнее и подробнее. Им будут верить. Не один, а четыре с лишним сотни опытнейших, бесстрашных воинов, трепеща от пережитого страха перед неведомым, будут твердить одно и то же – как тут не поверить? И станут они героями. И войдут навсегда в народный эпос.

Нет дыма без огня. В любой сказке умный ищет истину. И находит.

Князь Йолгызы и его сородичи испуганно смотрели вниз, на небольшую, плотно сбитую в круг, кучку не знакомых им воинов. В небе стремительно затягивало чёрную дыру. Сам холм, полуразрушенный городок и прилегающие к нему окрестности покрылись толстым слоем крупнозернистого инея. Дымилась пробитая в тайге просека.

Перед холмом, скрестив ноги калачиком, сидел одинокий человек. Вот он встал и тяжёлыми шагами пошёл наверх. Ноги его по щиколотку проваливались в утрамбованную до состояния камня глину.

Но по мере подъёма, всё легче и легче становился его шаг. Фигура словно избавилась от непомерной тяжести каменного идола, смягчилось лицо. Стало видно, что на вершину поднялся – человек. В ужасе отпрянув от разбитого частокола вглубь полуразрушенного городка, остяки увидели перед собой шамана племени Чудь рода Лося – Кудыму. Разноцветные глаза его блестели, он улыбался, широко разведя руки в дружелюбном жесте. Однако случилось то, чего Кудыме не могло присниться даже в страшном сне. Остяки пали ниц, уткнувшись лицами в землю, с криками: «Куль» и «Менк[49]»!

Шаман растерялся. Он попытался приблизиться к людям, но те упорно отползали от него и плача, умоляли:

– Не губи нас, Великий Дух! Мы не знаем, зачем тебя послал к нам Пайрахта, но мы принесём вам всем богатые дары и даже принесём в жертву нескольких человек!

– Да что с вами! Какой дух? Это я – Кудыма! Князь, ты не узнаешь меня?

Кудыма сделал несколько шагов по направлению к Йолгызы. Князь, на карачках, торопливо просеменил от шамана и спрятался, дрожа, за перевёрнутой юртой.

Пока остяки ползали на коленях возле ног Кудымы, ватажники поднялись в городок.

– Ничего себе, отдохнули с бабой под боком! – удивлённо присвистнул Ингрельд.

– Слышишь, Кудыма, чего это они у тебя в ногах ползают? – Волчий хвост был удивлён не менее Ингрельда. – Благодарят, что ли, за помощь?

– Ах, если бы! – Кудыма отпихнул очередного, залитого слезами, остяка коленом от полы волчовки, за которую тот судорожно цеплялся. – Они меня за злого духа принимают. Боятся, что теперь я всех их уничтожу.

Шаман, в окружении ватажников, прошествовал в направлении, куда скрылся князь. Заглянул за поваленную юрту. Йолгызы припал к земле, зажмурил глаза, а потом ещё дополнительно закрыл их своими узкими, грязными ладонями. Остяки с криками отчаяния разбежались по городку, пытаясь спрятаться за руинами юрт.

– Тьфу! – Кудыма со злостью сплюнул. – Ну что ты будешь тут делать? Князь, мать твою, очнись! – шаман присел и попробовал развести руки Йолгызы в стороны.

– Ай-яй-яй! Ой-ёй-ёй! – заблажил остяк.

Наконец Кудыме удалось оторвать ладони от лица остяцкого князя. Однако, заглянув в его белые от ужаса глаза, окончательно понял: разговора не выйдет. Тогда он решил ему просто приказать и жёстко, выделяя каждое слово, произнёс:

– Если ты хочешь мира для своего народа и для себя, то сейчас же, не медля ни мгновения, укажешь мне на человека, который очень хорошо знает эти места. И отдашь его мне. Тебе понятно?

– Да, да! Мы принесём тебе в жертву этого человека!

– Не в жертву. Что с ним делать – я сам решу. Просто укажи на него.

– Гында все тропки знает. Забирай его, Куль, в жертву. И передай Пайрахта, что мы чтим богов и духов. Пусть Пайрахта, в свою очередь, поклонится от нас Великому Богу Туруму. Если нужны ещё человеческие жертвы, укажи, кто нужен.

– Хватит и Гынды. Эй! Кто из вас Гында!

С земли поднялся длинноволосый, грязный человечек в кухлянке. На его сморщенном личике блестели две дорожки от льющихся из его узких глаз слёз – он уже попрощался с белым светом.

– Значит так, Гында, ты, самой короткой дорогой, проведёшь нас в Пермь Великую. Понял? Не тяни оленя за яйца, собирайся в дорогу.

Перепуганный остяк побоялся даже спросить о своей дальнейшей участи после того, как он проведёт ватагу на земли Перми Великой – сожрёт ли его злой Менк живьём или сперва поджарит на костре.

Он безропотно нашёл пальму, засунул за пояс топор, покидал в тощую котомку кремень, кресало, пару лепёшек хлеба из пресного теста. Обречённо вздохнув, окинул взглядом окрестности, мысленно прощаясь с родными местами.

– Я готов.

– Ну, раз готов, пошли.

Когда ватага, во главе которой шествовал Гында, скрылась в тайге, остяки облегчённо вздохнули. И начали восстанавливать разрушенный городок.

До границы с Пермью Великой от остяцкого городка шли пять дней горными тропами. В горах неожиданно выпал глубокий снег. И эти пять дней все вспоминали с ужасом. Над головой постоянно висели тяжёлые, мрачные тучи. Иногда сыпал крупными хлопьями густой сырой снег, и постоянно дул пронизывающий до костей ледяной ветер.

Два дня, увязая по колено в снегу, люди упорно пробивали себе тропу через невысокие перевалы. На третий день начался длинный, монотонный, тягучий подъём через основной хребет. По краям тропы, вздымавшиеся на высоту в несколько человеческих ростов заснеженные выветрелые останцы гор, были похожи на торчащие клыки неведомого страшного зверя. Могучие, в три охвата сосны, кедры и ели застыли в глухой угрозе к непрошеным гостям. Воины изрядно устали. Дальний, почти без отдыха, поход давал о себе знать.

Спуск оказался ещё более трудным, чем подъём. Широкой полосой по эту сторону гор под снегом лежал бурелом. Кое-как за световой день преодолели и его. Слава богам, никто не напоролся на торчащий сук, не переломал себе ног и рук, не свернул шеи в этой круговерти поваленных стволов. Наконец вышли на крутой берег пограничной реки. Кудыме и Щуке эти места оказались хорошо знакомы. Каким-то чудесным образом ватаге удалось миновать все посты, секреты и пограничные заставы. По этому поводу Щука долго и недовольно ворчал. Получается, что остяки могут вторгнуться с набегом в Пермь Великую, когда захотят. И в столице об этом узнают, когда их и след простынет. Непорядок, однако!

В начале пути Гында шёл понурившись. Он даже костёр зажигал отдельно от всех. Сидел, сгорбившись у огня, потерянно вздыхал. Но в какой-то миг он осознал свою нелегкую миссию – ведь он же спасает, принося себя в жертву, свой род. И после этого словно тяжёлая гора свалилась с плеч Гынды. В его узких глазках засветилось гордое торжество. Маленький остяк распрямил плечи, даже морщины на его личике разгладились. Исчезли страх и подобострастие. Кудыма прекрасно всё это видел, но про себя только усмехался. Теперь он знал наверняка, что, проникнувшись сознанием столь важного дела, остяк не сбежит, не завертит их в глухой тайге, а выведет точно туда, куда они стремятся.

И, когда проводник, низко поклонившись Кудыме, указал рукой на открывшиеся с высокого скалистого берега просторы Перми Великой, было видно, что этот человек уже попрощался с миром и теперь только ждёт, когда его тело и душу сожрёт страшный, злой дух Менк.

Невозможно описать удивление маленького остяка, когда «злой дух» сердечно обнял его, подарил ему очень дорогой меч и отсыпал, не считая, полную горсть серебряных милиарисиев[50]. И отпустил восвояси.

Когда потрясённый до глубины души проводник ушёл по проторенной дороге обратно, Кудыма объявил суточную стоянку. Следовало подсчитать скудные запасы продовольствия, наметить дальнейший путь. Чудинца волновало не столько то, что мяса осталось на один раз пожевать – иначе какой же ты воин, ежели без пищи седмицу не можешь продержаться? – а то, что люди на самом деле очень устали. Вот это была действительно проблема! Они поистине измотались сверх меры по бесконечным подъёмам и спускам. Короткие суточные стоянки были не в счёт. Да и что за отдых у костра под открытым небом! Вот и у остяков не удалось передохнуть по-человечески.