Андрей Посняков - Крест и порох

– Под березу вкапывайте, – тихо посоветовала шаманка. – Дабы не перепутали, чему поклоняться.

Вскоре все было кончено. Струг отошел на глубокую воду, крест поднялся и прочно укрепился комлем в земле сир-тя, отец Амвросий благословил язычников познавать новую веру, окропив их святой водой. Его и Митаюки казаки перевезли на корабль, вернулись за сотоварищами – в то время как струг, толкаемый ударами весел, медленно двинулся в обратный путь. Шаманка очень надеялась, что казаки не заблудятся и протоку найдут. Сама она указывать дорогу не рискнула.

По счастью, ватажники были путешественниками бывалыми, опытными. Разобрались. Уже через два часа главной трудностью для них стала уже болотина, через которую глубоко осевший струг провести оказалось намного труднее, нежели ранее. Но казаки не унывали, пребывая в хорошем настроении. Разгребали грязь и водоросли, насколько доставали веслами, отпихивали все это назад, а потом отталкивались от получившихся куч, отвоевывая у болота шаг за шагом.

За общей суетой Митаюки не сразу заметила, что легкие лодки с казаками куда-то исчезли.

– Где они, Матвей? – схватила мужа за руку девушка.

– Измыслили проверить, не свалили ли крест язычники после нашего отплытия? – неуверенно ответил Серьга. Впрочем, по эмоциям его и без того было ясно: врет!

– Где?! – еще раз с нажимом переспросила шаманка.

– Пойми, милая… – Матвей чуть помедлил. – Нам хорошо, мы с тобой вдвоем. А иные казаки не первый месяц ласки женской не ведают!

– Вот проклятье! – поморщилась девушка. Но от нее сейчас ничего не зависело, и оставалось только вздохнуть: – Надеюсь, сир-тя действительно повалили крест. Тогда наказание будет хотя бы считаться справедливым…

Однако радовало то, что казаки не устроили разгул при ней. Вестимо, некое уважение испытывать начали и открыто противоречить не хотят. Посему и ей возмущаться лишний раз не стоит. Лучше сделать вид, что ничего не знает, – и тогда всем будет хорошо.

И мысли юной шаманки улетели в будущее, к торжественному пиру, который закатят ватажники после успешного набега на очередное селение. Выкрикнут там ей казаки хоть одну здравицу или нет? Если выкрикнут – значит, и второй шаг к порабощению дикарей сделан ею успешно.

Митаюки-нэ почему-то была твердо уверена – выкрикнут.

Пройдя по жердяным мосткам, переброшенным от берега через две лодки и до самого струга, Василий Яросеев скинул с плеча бивень товлынга на борт, махину его тут же подхватили Семенко и Михайло, оттянули дальше к центру, повернули вдоль скамеек.

– Полтораста! – махнул рукой Ганс Штраубе. – Все, загрузили!

Казаки накрыли драгоценный груз ветхими кожами, собранными по брошенным стойбищам менквов, накрепко увязали края, крепя ремни за держащие борта петли соснового корня. После чего перебрались на мостки и сошли на берег, отправляясь к костру, возле которого сидели остальные ватажники, перекусывая жареным мясом и запивая его слегка забродившим ягодным отваром. Ничего крепче, увы, на сих холодных берегах изготовить пока не удавалось.

– Круг собрался? – громко спросил Иван Егоров. – Все здесь, жалиться опосля на невнимание никто не станет?

– Сказывай, атаман! Мы не в лесу, потеряться негде! Здесь мы все! – наперебой отозвались казаки, а Кондрат Чугреев добавил: – Даже лишние имеются.

Кормчий явно намекал на стоящую рядом с Матвеем знахарку, однако слова его не вызвали ничего, кроме смеха. Впрочем, другие женщины тоже были на пирушке, и гнать их прочь никто не собирался. Сидят и сидят – кому какое дело? Права голоса у баб нет, это верно. Но коли молча со всеми рядом сидеть – так подобного запрета в обычаях не имелось.

– Коли так, други, слушайте отчет мой! – закинул руки за спину воевода. – Слоновой кости мы по стойбищам набрать исхитрились аж три с половиной сотни бивней. Да еще и не все земли обошли! Немец наш разумный сказывает, у них в Мекленбурге за каждый такой до десяти гульденов выторговать можно… Однако же известно: за морем телушка полушка, да рубль перевоз. У нас, да еще Строгановы, такой цены не дадут.

Недовольный гул среди казаков означал, что в отношении купцов никаких добрых чувств они не испытывают.

– Вот только других покупателей у нас нет, казаки, да и клятвой крестоцеловальной мы со Строгановыми связаны, – поспешил продолжить атаман. – Сего золота белого мы ныне полный струг загрузили и мыслим, тем товаром за припасы взятые и струги разбитые с купцами счесться нам по силам выйдет. А коли не сойдемся, так новой ходкой еще слоновой кости отправить сможем.

«Обманут Строгановы, как пить дать обманут!» – означала очередная волна гула, прокатившегося по рядам воинов.

– Ныне же решить нам надлежит, други, что делать далее станем? Вот, Ганс Штраубе полагает, надобно и далее со Строгановыми бивнями за припасы рассчитываться, а самим золото добывать, тайну сию от посторонних скрывая. Бивни слоновые – товар дорогой да тяжелый, за ним добытчики рьяно не гоняются. А коли сами возить возьмемся, так токмо рады купцы станут и мешаться не полезут. Посему сможем мы и далее веру христианскую язычникам нести, на путь истинный их обращая.

– Это верно! За веру истинную себя жалеть не след! – весело отозвались ватажники.

– Я же полагаю, други, надобно нам костью со Строгановыми рассчитаться, а как долг купцы закрытым сочтут, так с золотом и уйти, сыска уже не боясь, на Руси осесть и жить себе спокойно. И пусть после того тут все хоть кувырком идет! Нам с того убытка уже не выйдет. При таком раскладе и таиться ни к чему, прятаться. За что костью не сочтемся, золотом доплатим, у нас хватит. И свободны будем, как вольный ветер!

Круг загудел. Казаки переглядывались, переговаривались. Наконец встал Кондрат Чугреев, подергал себя за бороду:

– Ты атаман, не в обиду будет сказано, доля твоя половинной супротив всех наших вместе взятых выходит. Посему тебе ныне ужо на жизнь богатую даже детям хватит. Нам же хотелось бы золотишком разжиться поболее. Нелюбо нам от места столь удачного налегке уходить. Хотим еще пошалить, чужаков сюда не допуская. Так вот я мыслю, други… – Кондрат обвел взглядом круг.

– Верно Кондрат сказывает! Нелюбо! Еще хотим! Мало добыли! – горячо поддержали его сотоварищи. – Золота много не бывает!

– Еще у кого есть что сказать? – прошел вокруг костра атаман. – Может, еще у кого мысли есть, каковые удачными покажутся?

Казаки гудели, но слова больше никто не просил.

– Стало быть, путей у нас всего два, – подвел черту Иван Егоров. – Слоновой костью откупиться и уйти али костью откупиться и остаться. Что скажете, други? Кто на сторону немца нашего встанет, кто за то, чтобы костью слоновой Строгановым жадность утолить, а самим и далее идолов золотых средь язычников собирать?

– Лю-юбо! – заорали казаки так, что у Митаюки заложило в ушах. – Любо-о! Не хотим уходить! Даешь еще золота! Здесь наше место!

– Ну, что с вами делать, служивые, – развел руками Егоров. – Воля ваша. Что круг решил, так тому и быть…

И он решительно рубанул ладонью воздух:

– Остаемся!!!

При рубке «в лапу» углы получаются ровными, красивыми. «В чашку» – это когда на углах торчат концы бревен.