Александр Костожихин - И станешь ты богом

– Слишком много вопросов ты задаёшь, червь! – блеснул своими бездонными глазами незваный гость. Что-то неуловимо звериное мелькнуло в его облике и снова пропало. Густой рык оглушил Пислэга, заставив его в ужасе присесть.

«Неужели никто, кроме меня, не слышит этого громоподобного голоса?» – мелькнула в голове у атамана мысль.

– Ты правильно подумал, – ухмыльнулся гость, – никто не слышит. Даже если я сожру тебя с потрохами, а ты при этом будешь орать, всё равно никто не услышит твоих криков. Но может быть, перейдём к делу?

– Да-да, – часто закивал головой Пислэг.

– За перемещение твоей ватаги к подступам к деревне можешь не беспокоиться – перенесу вас. И по поводу пёсьего племени не переживай. Никто в деревне не залает. Всё пёсье племя погибло весной от болезни, которую даже Кудыма не смог определить, – Бог коротко хохотнул. – Тихонько проберётесь, откроете ворота, ворвётесь. И режьте любого, кто под руку попадёт. Убьёте всех – хорошо, не всех – и то ладно. Главное – само нападение. Остальное не столь важно. Принимаешь это условие?

– Но кровное братство, как тебе известно, выше всего на свете. Как же я могу причинить боль своему кровному брату?

– Сможешь. И за это злодеяние можешь просить у меня, что хочешь. Кроме одного: я не смогу сделать тебя Богом. Вот это, сразу оговорюсь, не в моих силах. Богов не делают, ими становятся. Итак, твоё желание? Не торопись. Подумай. За то, что тебе предстоит совершить, можно очень многое потребовать. Нарушение клятвы кровного братства – самое серьёзное злодеяние. Однако ты не очень сильно будешь страдать, я же вижу. Ты, Пислэг, человек себе на уме. Потому я к тебе и обратился.

Пислэг задумался. Этот Бог проник в самые потаённые уголки его души. Никогда атаман не воспринимал всерьёз идею кровного братства, всегда действовал только так, как выгодно ему. А здесь такое открывается – аж дух захватывает! Если этот незнакомец говорит правду, если действительно можно просить всего, тогда зачем ему богатства? Богатство – сегодня есть, завтра его нет. А вот если потребовать бессмертия… Да не просто вечной жизни, а чтобы при этом вечно оставаться молодым и чтобы тело имело возможность восстанавливаться после ран и увечий. Что-то в этом есть! Получив такой дар, уйти в глухое место, переждать, когда умрут все тебя знающие. Вечно живой, вечно молодой! Не торопясь, собрать новую ватагу, потом войско. Незаметно подчинить сперва ближние земли, потом дальние. А там – как знать, стать ромейским кесарем или арабским халифом. А может, всё это завоевать – и остаться на престоле навеки! Проиграет сражение – не беда. Времени ему на всё хватит в избытке.

Бог с любопытством смотрел на Пислэга. Потом, неожиданно для него, густым басом проговорил:

– Я согласен на твоё предложение.

– Но я ещё ничего не сказал!

– Зато подумал. Есть некоторые трудности в исполнении твоего желания. Но все они преодолимы. Объясняю: никто не властен над временем. Даже боги.

Потом Бог забормотал какие-то, совершенно непонятные для Пислэга, слова: «Стволовые клетки… реорганизация… обструкция… метаболизм… адекватность… регенерация…» и другие. Атаман в изумлении открыл рот.

Наконец Бог сладко потянулся и сказал:

– Ну, всё решаемо. Есть лишь одно условие. Необходимые изменения будут происходить только с твоим телом. Поясняю: если тебе в печень воткнётся меч, твоя печень восстановится. Если тебе отрубят голову, твоя голова прирастёт обратно к твоему телу. Или рука. Или нога. Но именно твоя. Не вырастет вновь, а прирастёт. Если плоть твою разбросает, плоть твоя сама соберётся и оживёт, и будет новее новой. Учти, при таком действии, боль – неизбежное зло. Всё остальное зависит от тебя. Учись драться в совершенстве на любом оружии, береги своё тело, живи вечно и будь молодым. Думаю, возраст в тридцать пять вёсен тебя устроит? Итак, по рукам?

– По рукам – это как?

– Экий ты глупый! Согласен?

– Да. Согласен.

– Согласия мало. Помни: слово Бога – нерушимо. Сам Бог не может потом его отменить. Вечность и вечная молодость тела – это… очень надолго. Поэтому, прежде чем мы заключим сделку, подумай ещё раз. Я подожду.

– Я согласен!

– Что ж, решение принято! Даю слово, что ты будешь жить вечно, возраст твоего тела вечно будет – тридцать пять биологических лет, все механические разрушения, происходящие с твоей плотью, она будет регенерировать сама. СЛОВО МОЁ НЕРУШИМО! ДА БУДЕТ ТАК!

– И что теперь?

– Проверь. Возьми нож и отрежь себе палец, например.

Пислэг взял клинок, с опаской посмотрел на незнакомца. Затем положил ладонь на узорный столик и рубанул ножом по пальцу. Резкая боль обожгла руку, отрезанный палец скатился на пол. Хлынула кровь. И вдруг атаман с ужасом увидел, что палец шевелится и ползёт обратно к нему. Вот он уже на ноге, вот на груди, и вот уже на руке. Примостившись на своё место, на мгновение замер. Руку пронзила чудовищная боль. И вдруг всё кончилось. Пислэг с изумлением посмотрел на ладонь. Мизинец был на месте. Осторожно пошевелил пальцем. Шевелится! Исчезла красная каёмочка раны, осыпалась кровь. Будто бы ничего и не было.

– Ты понял? – спросил Пислэга Бог.

– Да, – с благовейным ужасом ответил атаман.

– Избегай ран. Но помни, убить тебя никто никогда не сможет. Даже если нанесут сколько угодно смертельных ударов. Однако возвращение и восстановление плоти – это боль. Тут я бессилен.

– Ничего, я понял и принял твои пожелания. Я буду учиться драться на любом оружии. Я достигну совершенства боя. У меня теперь много времени.

– Теперь о набеге. Завтра ты, ровно в полночь, построишь дружину. Я перенесу вас поближе к деревне – оттуда до неё останется совсем недалеко. Обратно, после набега, вернётесь на то же место. С собой захватите всех своих раненых. Про убитых не беспокойся, это не твоя забота. После того как придёте на место, я перенесу твою дружину обратно сюда, а тебя и тех, кого ты назовёшь – сразу туда, куда ты укажешь. Я слушаю.

– О, Великий… – Пислэг всё ещё не мог окончательно прийти в себя. – Я хотел бы, чтобы меня, мою семью и нескольких моих рабов ты перенёс на это место… – атаман представил себе поляну на пограничной реке: место глухое, безлюдное. – А также попрошу тебя перенести несколько сотен овец, нескольких псов для охраны, оружие и пару юрт… Тебе не трудно?

– Перенесу. Мне не трудно, – Бог улыбнулся. – Я тебе всё перенесу. Даже то, о чём ты сейчас не вспомнил: одежду, утварь, инструмент, нескольких коней. И всё-всё, что необходимо для жизни человека. А пока – до завтра. Ты меня не увидишь больше. Но почувствуешь силу. Подготовь людей.

Так был совершен набег на деревню. Зачем? Пислэг не знал. Какое ему, вечному, теперь до этого дело? Ах, если бы не эта трагическая случайность новой встречи с Кудымой! Но шаман дал слово, если Пислэг обо всём поведает, будет поединок. Что же, Кудыма, давай сразимся! И решим этот никому не нужный спор. Только ты всё равно проиграешь. Уже проиграл.

Пислэг ухмылялся.

С ужасом слушал Кудыма рассказ Пислэга. Потом сказал показавшиеся странными тому слова:

– Ты сам, Пислэг, наказал себя за клятвоотступничество. Ты даже не представляешь, как ты себя наказал. В этом походе я узнал, что были времена, когда не было ни богов, ни людей. Как знать, что ждёт нас впереди. А ты будешь жить вечно. Даже Мать-Земля когда-нибудь преобразится, состарится. А ты будешь молодым. Будешь бродить по старой Земле, на которой не будет ни богов, ни людей, ни животных, ни птиц, ни рыб, ни деревьев. Я не знаю, когда это случится, но это будет. Ты когда-нибудь захочешь умереть, но Слово Бога нерушимо, даже если уже не будет самого Бога.

Кудыма покачал головой.

– Ты просто мне завидуешь!

– Я? Тебе? Я тебя жалею. Послушай, Пислэг, тебе нужно очень постараться убить меня. Ты знаешь, что я иначе с тобой сделаю?

– Убьёшь? – Пислэг был полон сарказма.

– Нет, оставлю жить. Но не всего тебя, а только голову. Пусть её клюют вороны. Остальное сожгу и пепел развею над рекой. Посчитай, сколько твоему телу понадобится времени для того, чтобы собраться вновь в единое целое? И какая будет при этом боль? И сколько поколений сменится за это время? Кому ты будешь мстить, Пислэг, за эти свои страдания? Нас уже не будет. Может быть, даже нашего народа уже не будет. Ведь вечность – это очень долго.

Атаман побледнел.

Поединок решили провести на берегу реки, ранним утром.

Ватажники развязали Пислэгу руки и ноги.

Пока Пислэг растирал руки и, приседая, восстанавливал кровообращение в ногах, несколько воинов привели на берег пленных башкир и положили на песок несколько ножей и боевых топоров. Плотным кольцом окружили место будущего боя. От разгорячённых людских тел и их дыхания над толпой поднимался парок, тающий в синеве морозного утра.

Согласно условиям, первым должен был выбирать оружие Пислэг. Скинув толстый, стеснявший движения халат и оставшись в свободной холщовой рубахе, башкир подошёл к оружию, перебрал несколько ножей. Выбрал нож хорезмийской работы с хищным кривым, длинным лезвием и костяной рукояткой. Долго примерял по руке боевые топорики. Его никто не торопил. Все прекрасно понимали, что значит в смертельном поединке правильно выбранное оружие. Наконец Пислэг сделал свой окончательный выбор и отошёл в сторону, предоставляя противнику сделать свой. Кудыма подошёл к оружию и равнодушно взял первые попавшиеся под руку нож и топор. Нож ему попался плохо сбалансированный, а топор – тяжеловатый. Пислэг с удивлением взглянул на противника. И его вдруг поразили совершенно пустые, мёртвые разноцветные глаза Кудымы. Будто не живой человек стоял перед ним, а оживший мертвец.