Андрей Посняков - Земля Злого Духа

Всем лет по пятнадцать – семнадцать… набедренные повязки, узорчатые пояса с засунутыми за них кинжалами, похоже, что медными, в руках плетеные щиты с узорочьем и усаженные острыми осколками камней деревянные палицы – в умелых руках оружие очень даже действенное. Правда, только не против латников!

Один, повыше и, чувствовалось, посильнее других, с золотым наручем и нагловатым взглядом, держался как-то наособицу, кривил губы. Ла-адно… И не таких обламывали.

– Это десятник, что ли? – Иван взял Карасева за локоть. – Спроси!

– Десятник.

– Тогда какого ж ляда не докладывает?! Ась? Не слышу, говорю, доклада…

– Они не понимают, – поговорив с парнем, озадаченно пожал плечами Дрозд.

– А если – в ухо? Так и перетолмачь!

Наглый паренек неожиданно со всей поспешностью поклонился, покосившись на атаманский кулак, и что-то отрывисто выкрикнул, сверкнув темно-карими, словно переспелая вишня, глазами.

– Они согласны докладывать… Только не знают как.

– Не знают – научим. – Ухмыльнувшись, Иван потер ладони. – Ну, для начала поглядим, что отроци сии умеют. Скажи, Карасище, пущай бегут за мной… и сам не отставай, ага! Ясно все? Тогда побежали.

Побежали по всей деревне, петляя, вперед вскоре вырвался десятник – иного Еремеев и не ожидал, погоняя остальных прихваченной где-то на пути палкой:

– Вперед, вперед! А ну, поднажми, ослище! Да не вздумай мне останавливаться!

Так вот и пробежали кругами верст пять – особенно-то атаман ныне не зверствовал, – упарились все, кое-кто аж шатался, а на Карасева так и вообще жалко было смотреть: употел, бедолага, бороденка всклокочилась, и даже казалось, что съехала набок.

– Ох, атамане, – отдышавшись, взмолился Дрозд. – Может, какое другое ученье попробуешь?

– Попробуем. – С готовностью кивнув, Иван подозвал десятника и жестом указал на валявшееся невдалеке бревно – мол, несите.

Принесли, деваться некуда, коль уж оказались отданными в учение самим верховным волхвом.

– Ну вот. – Усевшись на бревно, Еремеев вытянул ноги. – Так-то лучше будет. Теперь поглядим, как вы дубинками орудуете. А ну, кто на меня? Не, не, не все сразу – троих будет в самый раз. А! Ты уже хочешь…

Иван одобрительно потрепал десятника по плечу и указал пальцем:

– А еще – ты и ты… Дубину мне дайте! Да не бойтесь, не покалечу. Казак детей не обидит!

Парни бросились в схватку со всем пылом, размахивали дубинами, орали, толпились, мешая друг другу, – только вот толку от всего этого было мало, удары падали в пустоту, а то и просто отскакивали от дубинок сотоварищей. Несколько раз, правда, десятник пытался зайти сзади – не удалось, Иван, чай, тоже не лыком шит: опыта воинского хватало, тем более, чтоб увернуться от таких пеньков!

Оп! Улучив момент, атаман выбил дубину из рук десятника, затем походя – этак слегка – зацепил по пальцам остальных. Обронив свое оружие, парни завыли, задули на пальцы…

– Ладно. – Опустив дубинку, Еремеев поманил жестом десятника. – Иди-ка сюда… Покажу кое-что… А вы, бездельники, – оглянувшись, атаман погрозил кулаком, – внимательно чтоб смотрели, каждого заставлю повторить! Ты… Смотри, как палицу да щестопер держать надобно… Сначала сжал, поднял, а вот пошел замах… вот, смотри-смотри, здесь главное – верно в цель направить, потом уже мало что получится изменить, оружие-то тяжелое, само идет – дальше только придерживай, и силы впустую тратить не надо. Вот. – Иван воткнул в землю палку. – Попробуй-ко!

Парень подкинул на руке дубинку, ударил по этой палке – ловко! Вогнал в землю!

– Вот, видишь, как надо! Молодец.

Похлопав десятника по плечу, Еремеев подозвал остальных, не поленясь, проверил каждого, показал, а вот удар не ставил – мало ли еще, с этими дитятями казакам придется схватиться, всякое ведь статься может… в селении-то золотишко есть, правда, не так много, но для поднятия духа в самый раз придется.

Десятнику – звали его Кар-Имбр или как-то вроде – похвала пришлась по душе, парень приосанился, выпятил грудь, расправил плечи.

На том сегодня и закончили – пленнику до обеда учить дозволялось, тем более, у толмача после обеда своя работа – кирпичи лепить.

– А я и без тебя могу, – ухмыляясь, заверил предателя Иван. – Подумаешь, слов не знаю… Так тут слова-то и не нужны, все, что нужно, и показать можно. Ты волхву-то о том скажи, буде спросит.

– Скажу ужо…

Переветник выглядел как-то не очень – так и не мог до конца отдышаться после забега и, верно, со страхом думал о завтрашнем дне.

– Ты парням-то объяви – завтра подольше побегаем! И вообще каждый день бегать будем.

…То ли верховный волхв и в самом деле поинтересовался у Карасева ходом учения, то ли сам предатель, убоявшись постоянного бега, выспросил, уговорил, но уже на следующий день узнику было дозволено учить молодежь одному, без всякого переводчика-соглядатая, который теперь лишь провожал Ивана к дому молодых воинов да ближе к вечеру забирал, отводил обратно в келью. Пленник лишь ухмылялся и гонял парней без устатку… правда, позволял отдохнуть, расслабиться, поваляться на травке, а вечерком уже и так – посидеть, поточить лясы. Один раз у огородиков посидели, потом – в рощице, а уж опосля и к болотине подошли, там, в ракитнике, завалились, на заречную деревню посматривая.

Ох как глазенки-то у юнцов сверкали! Позабыв про усталость, парни подшучивали друг над другом, толкались, смеялись, да то и дело кивая на ту сторону, цокали языками. Хаживали к девкам, хаживали… не может такого быть, чтобы нет! А, значит, была и тропинка тайная, гать.

– Ох, мать моя! – Атаман не смог сдержать удивления, увидав внезапно вынырнувшую из трясины змеиную морду величиной… как три физиономии щекастого Олисея Мокеева! Вот так змеища! Чешуйчатая, с желтым немигающим взглядом, черным раздвоенным языком, с добрую деревину толщиной. Надо сказать, мерзкая животина вела себя довольно мирно, даже более того, если б атаман знал, как змеи улыбаются, то сказал бы, что вот эта змеюга улыбалась и, наверно, вот-вот готова была завилять по-собачьи хвостом… А парни-то ее не боялись, привечали! Вот один – смуглый, худющий, с черными пронзительными глазами и почему-то светловолосый – сбросил с плеча мешок, достал кусок мяса да, размахнувшись, швырнул… Будто собака, змеища ловко поймала кусок пастью и, тут же проглотив, довольно рыгнула.

– Хой, хой, Нгыленко, хой! – Смеясь, черноглазый, шутя, замахнулся на змеюгу палкой – мол, хватит уже вкусненького, а то пасть слипнется.

Змея, видно сообразив, что больше ей нынче ничего не перепадет, помотала башкой, зашипела, словно поддатая водой каменка в бане, и, сверкнув чешуйчатыми кольцами, скрылась в черной, подернутой ряскою болотной водице.

– Нгыленко, – кивая на змею, улыбнулся черноглазый, словно хвалил свою кошку. – Хой.

Нгыленко – надо же, какое имечко… Или это так всех этих змей кличут? Жаль, не спросить: язык сир-тя, конечно, чем-то походил на речь народа ненэй-ненэць, атаман даже понимал некоторые слова, но, увы, общий смысл разговора терялся. Жаль, не учил, жаль… была ведь возможность, сел бы вместе с девками – с Устиньей, с Настей…

Эх, Настя, Настя… где ж тебя держат-то, дева?

Между тем, проводив взглядами змеюгу, парни вновь заговорили о девках – о ком же им еще говорить? Все кивали на тот берег, а десятник Кар-Имбр что-то такое рассказывал, делая недвусмысленные жесты и похотливо щурясь… Потом, кивнув на маячившую в болотной дымке деревню, что-то быстро спросил у черноглазого.

Тот, закусив губу, чуть подумал… и отрывисто произнес:

– Синид, ракус… русед… хой! Выхан.

– Русед ой выхан? – немедленно переспросил Кар-Имбр.

– Выхан. Выхан, ойд.

Слова заклинания показались атаману знакомыми, где-то что-то подобное он уже слышал… Эх, Маюни бы сюда! Да и Настя, верно, кое-что поняла бы.

Заявившийся вечером Карасев выглядел куда лучше, нежели вчера, после бега. Розовенький, довольный – видать, выполнил на сегодня норму, никто не мешал.

В келью шли не спеша, болтали, предатель зачем-то жизнь свою прежнюю вспоминал, Оку-речку…

– У Витовта литовского боярин был такой, Ондрей Истома, а сыне его – Истомин Карась – к московскому великому князю отъехал, вот от него-то наш род и пошел…

Услышав такое, Иван едва не захохотал во все горло – ишь ты, родовитый боярин выискался! Да о боярах Карасевых никто никогда и нигде слыхом не слыхивал! Врет Карасище, как сивый мерин врет!

Вслух, однако же, Еремеев ничего такого не сказал, а, улучив момент, поинтересовался: умеют ли колдовать юные воины? Они ведь тоже сир-тя, так ведь должны бы? Ты-то ведь все тут ведаешь.

– Должны, да не все, – показывая свою осведомленность, важно кивнул Дрозд. – Колдовать – не простое дело, склонности надо иметь. Ну, помаленьку-то многие могут, а вот по-настоящему… ой не все. В отряде твоем парнишка есть черноглазый, Кай-Ырв зовут. Вот он – может.