Ник Перумов - Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1

Агата слушала молитву. Сколь же велика, наверное, власть этого нового бога, если он дал в руки хумансам страшную, неодолимую боевую магию, на исконных землях Дану, эльфов, гномов, орков, троллей, кобольдов, половинчиков, хедов, гурров, гаррид и многих еще иных – помог создать мрачную Империю, страх и ужас всех нечеловеческих рас, ненасытное чудовище, пожирающее сердце и печень своих врагов, отхаркивающееся легионами, что идут всё дальше и дальше, до самых океанских берегов. И вместо гордых лебединых кораблей эльфов и Дану, что неслись по волнам в стремительном полёте, моря теперь раздирают таранные носы боевых галер, окованных красной медью...

...А Епископат усердствует, по вековому правилу «разделяй и властвуй», и вот уже полезные Империи Вольные, народ непревзойдённых воителей, объявлены допущенными к причастию, вот уже покорившиеся половинчики объявлены «просвещения путем идущими», их городишки и деревушки обложены тяжкой данью, церковной, орденской и имперской десятинами, но – оставлены в относительном покое.

Церковь и маги милостиво позволили кое-как торговать загнанным глубоко под землю гномам, выполнять кое-какую чёрную работу оркам, троллям и гоблинам, пропускают они на имперские рынки и мрачные караваны кобольдов.

А богомерзкие Дану и эльфы объявлены вне закона. Как и несдавшиеся хеды, гурры, гарриды. Но эти едва ли по-настоящему понимают, что происходит, убийцы они и дикие кровопийцы, с ними вели беспощадную войну ещё Дану, прежние хозяева лесов...

Руки Агаты, не требуя вмешательства головы, всё это время усердно драили железные внутренности котлов.

– Ты что, уже закончила? – Эвелин придирчиво оглядела оттёртую до немыслимого блеска сталь. – А вот мы сейчас проверим...

– Эй, вы, там, на головном! – завопили сзади.

Агата подняла голову.

Здоровенный фургон господина Онфима-первого тянула аж шестёрка запряжённых парами лошадей. На передке восседал Еремей – заклинатель змей; впрочем, сейчас он не восседал, а как раз напротив, подпрыгивал и размахивал руками.

– На головном! Помолились ужо, аль нет? Господин Онфим спрашивают! И еще – слухай сюды! Господин Онфим данку немедля к себе требуют!

– Помолились, помолились, – буркнул Нодлик.

В мутноватом взгляде Кицума, устремлённом на Агату, мелькнуло нечто похожее на сочувствие.

Хозяин бродячего цирка имел несчастье проснуться слишком рано. Обычно в пути он продирал глаза не ранее полудня. Молился; после чего брался за дела. Собственно говоря, это означало неприятности для всех без исключения артистов, в том числе и для братцев-акробатцев; лишь Смерть-дева, с энтузиазмом согревавшая господину Онфиму-первому по вечерам постель, могла чувствовать себя в относительной безопасности.

Здесь, посреди Суболичьей Пустоши, с висящим на плечах Смертным Ливнем, быть вышвырнутым из фургонов означало верную гибель. Господин Онфим и так был в ярости оттого, что добрую четверть сезонной прибыли пришлось отдать острагскому магу, наложившему на лошадей заклятье неутомимости.

Девушка-Дану скользнула за борт фургона, точно стремительная ласка. В её движениях сквозила нечеловеческая гибкость и плавность, казалось, она не бежит, а течёт, точно ручеёк.

Обернувшийся Троша проводил Агату долгим взглядом и со вздохом причмокнул губами.

– Ну достанется ж сейчас этой стерве! – злобно хихикнула Эвелин. – Так я не пойму, мы что, без завтрака остались?

– Переживёшь, – бросил невозмутимый Кицум. Как ни странно, он не торопился прикладываться к бутылке – то ли запасы и вправду иссякли, то ли ему во сне явился сам святой Сухорот, ненавистник пьющих.

Эвелин скривилась, однако смолчала – они как-то попытались вместе с Нодликом устроить клоуну «тёмную». Жонглёр отлёживался неделю, а Эвелин пришлось изрядно раскошелиться, чтобы чародейка-косметичка исправила ей известную асимметрию физиономии. Больше задевать Кицума они не решались.

Гнев свой женщина немедля выместила на Нодлике. Втянув голову в плечи, тот принялся за стряпню.

Агата ловко увернулась от хлестнувшего совсем рядом кнута. Заклинатель змей разочарованно чертыхнулся.

– Доброе утро, господин Еремей, – медовым голоском пропела Агата, ухитрившись на бегу сделать реверанс. Ухватилась за борт повозки и одним движением оказалась внутри.

В фургоне господина Онфима было тепло. Печек тут имелось целых две, причём одна – обложенная камнями. В обоих уже горел огонь. Возле печек толкались братцы-акробатцы, крайне раздосадованные таким оборотом событий. Физиономии у обоих покрывала сажа.

Господин Онфим возлежал на сундуке-кассе, покрытом в четыре слоя одеялами. Рядом суетилась Таньша-Смерть, поднося дымящиеся плошки.

Да, небывалое дело. Господин Онфим погнал свою любовницу готовить! Обычно этим занималась рабыня-Дану; сегодня, видать, случилось что-то особенное.

Утруждать себя приветствиями хозяин цирка не любил. Даже с Таньшей он разговаривал, как правило, так: «Ну, готова? Сколько ждать можно? Задирай юбку, стерва, и нагибайся! А вы отвернитесь, скоты...»

– Мы проезжаем остатки Друнгского Леса, – прошипел Онфим. – Сейчас сделаем остановку. И пройдёмся. Вдвоём с тобой. Бери свои причиндалы. Да не заставляй меня ждать! Не то...

– Да, господин Онфим, – Дану низко поклонилась.

«Грязные свиньи. Друнгский Лес! Западная граница земель Дану... последний оплот. Я знала, что он окажется на нашем пути... Он звал меня, он узнал меня за десяток лиг – однако не смог разглядеть ошейник на моей шее... Великие Боги, Онфим, оказывается, неплохо знает историю!.. И мне вновь придётся смотреть, как нога жалкого хуманса попирает священную землю моих отцов!..»

Однако сделать она всё равно ничего не могла. Ошейник заклепали умелые чародеи.

Онфим отбросил одеяла. В тёмно-зелёном охотничьем кафтане, в высоких сапогах и с кривой арцахской саблей на поясе он совершенно не походил на содержателя бродячего цирка, недавно разменявшего шестой десяток, отрастившего изрядное брюшко, большого любителя пива и женщин – как человеческих, так и нечеловеческих рас. Невесть куда исчезли одутловатые щёки, а блёклые глаза горели настоящим, живым огнём – такого не случалось даже в самые счастливые моменты его жизни, когда он считал выручку.

– Я жду, – холодно напомнил он.

Агата молча поклонилась.

– Еремей! Останавливаемся, – скомандовал Онфим.

Братцы-акробатцы глядели на Дану злыми крысиными глазками.