Энн Маккефри - История Нерилки

— Леди Нерилка? — робко спросила Оклина, обратив к брату широко раскрытые глаза. — Ты знаешь ее?

Алессан кивнул.

— Род руатанских владетелей должен быть продолжен, — сказал он с безрадостным смешком. — Рилл придерживается того же мнения.

Все повернулись ко мне; замерев, я глядела в стену, пытаясь сдержать лихорадочное биение сердца.

— Теперь я вспоминаю, где видел тебя! — воскликнул Тьеро и улыбнулся — первый голос, первая улыбка среди наступившего безмолвия. Поднявшись, арфист склонил голову: — Поздравляю, леди Нерилка.

Оклина, всплеснув руками, подбежала ко мне и обняла, плача и смеясь одновременно:

— О, Рилл, Рилл! Это действительно ты?

— Итак, лорд Форта не возражает, — твердый голос Алессана перекрыл поднявшийся гул. — У нас есть арфист и достаточное число свидетелей, так что формальности не займут много времени.

— Но нельзя же делать все так… так стремительно! — возразила Оклина, хрустнув пальцами.

Я взяла ее руку в свои ладони.

— Именно так, Оклина! У нас полно работы и слишком мало марок, чтобы устраивать торжественную церемонию.

Ее милое личико стало испуганным; я знала, что она боится за меня. Встав, я подошла к Алессану. Он протянул мне руку, и мы повернулись лицом к собравшимся. Мой лорд достал из кошелька золотую свадебную марку — видимо, она была приготовлена заранее, — и, согласно обычаю, попросил меня стать госпожой его дома, матерью его детей, почитаемой превыше всех в холде Руат. Я взяла монету, украшенную выгравированной на ней датой, и повторила слова формального согласия. Губы мои едва двигались, когда я обещала стать матерью его детей, почитаемой превыше всех в стенах Руата. Но таков был наш уговор!

Оклина настояла, чтобы принесли вино — шипучее белое вино Лемоса, и все подняли тост за наш союз. Тьеро произнес положенную речь, сокрушенно заметив, что не приготовил новой песни, достойной свершившегося события. Меня поздравляли горячо; рукопожатия казались искренними, одна или две женщины вытирали слезы, но свадьба наша, конечно, была не слишком радостной. Невесте полагалось улыбаться — и я улыбалась, хотя губы мои дрожали.

Тьеро вписал в Архивы Руата наши имена и день, когда состоялось бракосочетание. Затем Алессан взял меня под руку и извинился перед собравшимися. Так я стала леди Руата.

В ту ночь он был добр и бесконечно терпелив со мной. И лишь одно разбивало мое сердце — та отрешенность, бездумная покорность судьбе, с которой он воспринял все случившееся.

В ближайшие дни ничего не изменилось. Я не хотела, чтобы вчерашние друзья гнули передо мной спины и осталась для всех просто Рилл. Дядюшка Манчен прислал матушкины украшения вместе с тяжелым сундучком марок — моим приданым. В его письме было одно место… там, где он передавал слова отца, сказанные, когда открылся мой побег: «Руат поглотил моих женщин, и если Нерилка предпочла его родному холду, она мне больше не дочь».

Дядюшка, добрая душа, решил — пусть лучше я узнаю об этом от него. Но он соглашался с тем, что я все сделала правильно, и желал мне удачи. О, как я хотела, чтобы эта добрая удача была столь же зримой, как драгоценные камни, и я могла показать ее Алессану! С большим удовлетворением дядюшка добавлял, что поворот в моей судьбе привел Анеллу в бешенство. Она не поверила сказке о моем падении со скалы, считая, что я в тоске и печали скрываюсь где-то в холде. После долгих розысков ей пришлось в конце концов сообщить Толокампу о пропаже. Но отец был бессилен; пока не пришло письмо Алессана, он не знал, где я скрываюсь.

Семьи бездомных, на переполненных повозках и подводах, прибывали непрерывным потоком. Мы с Оклиной кормили их, отправляли женщин в теплые бассейны холда, стараясь оценить достоинства и недостатки наших новых поселенцев. С мужчинами беседовали Тьеро, Даг, Пол, Сэйл и Дифер, обычно — за миской супа и чашкой кла. Удивительно, но решающее слово часто принадлежало Фергалу; он общался с детьми, по крохам собирая информацию, и Алессан всегда выслушивал его мнение.

Несмотря на недавнее бедствие, Руат сохранил свой престиж и оставался притягательным центром для многих, лишившихся своих холдов или желавших поселиться в новом месте. К нам устремились младшие сыновья из правящих фамилий Керуна, Телгара, Тиллека и Плоскогорья; эти люди, в основном — молодые, были превосходными руководителями. Начали прибывать ремесленники, направленные своими Цехами; с ними шли фургоны, до верха груженные материалами и инструментом. Пустые залы, комнаты и переходы Руата постепенно заполнялись людьми; в домиках предместья вновь раздавались женские голоса и звенел смех детей, затевавших игры на танцевальной площадке и в окрестных лугах. Разбив их на группы, Тьеро возобновил школьные занятия. Теперь, куда бы я не пошла, меня встречали радостные лица и веселые приветствия. Постепенно наши унылые и мрачные трапезы оживились, обретая видимость былой непринужденности и сердечности. Так продолжалось до тех пор, пока М'барак, служивший посыльным между Форт Вейром и Руатом, не объявил о приближавшемся Запечатлении.

Тут каждый из нас вспомнил о Морите, Лери, Орлите с ее выводком — и об Оклине. Хотя Алессан никогда не упоминал о своих намерениях насчет сестры, я не сомневалась, что ей будет позволено занять место среди претендентов на Площадке Рождений Форт Вейра. Все мы понимали, что частые визиты Б'лериона в Руат обусловлены не только обычной вежливостью и нетерпением влюбленного всадника.

Итак, однажды Алессан поинтересовался, есть ли у меня приличествующий событию наряд. Тон у него был довольно мрачный.

— Ты не хочешь идти? — спросила я.

— Хочу, не хочу! Разве это важно? Лорд и леди Руата должны присутствовать на Запечатлении! К тому же, Оклина станет еще больше волноваться без нас… — Быстрый взгляд на его лицо подсказал мне, что иного решения я и не могла ожидать. — Загляни в сундуки моей матери. Ты слишком высокая, чтобы носить ее одежды, но там, помнится, были ткани…

Глаза его подернулись грустью и, резко повернувшись, он зашагал в купальню — отмываться после утомительного путешествия в один из дальних холдов, предпринятого в тот день.

Вечером он был у меня — как всегда, внимательный и усердный; заснули мы только под утро. Я не сомневалась, что ребенок еще не зачат, и эта неудача наполняла меня спокойствием. Сейчас лишь одно казалось важным — то, что Алессан будет жить еще по крайней мере месяц. Он вызывал мой интерес с тех пор, как Суриана поселилась в Руате, но теперь я испытывала совсем другие чувства… Теперь он жил в моем сердце и столь много значил для меня, что раньше я не могла бы этого представить при самом необузданном полете фантазии. Я дорожила каждым его случайным прикосновением, ловила каждое слово, жест, взгляд… Я копила их подобно скупцу, алчно стяжающему марки, чтобы питать свои мысли и глаза, когда Алессана не было рядом.