Андрей Валентинов - Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём

Чернобородый тоже ждал, его меч был опущен вниз, а глаза смотрели куда-то в сторону. Нападавшие переглянулись и… Первый удар был отбит настолько быстро, что Войча лишь успел моргнуть. Затем удар, еще — и один из парней, заработав две глубокие царапины на руке и боку, отскочил назад — для него бой уже закончился. Второй оказался проворнее, его меч почти достиг груди противника, но тот сделал еле уловимое движение в сторону. Удар, резкий звук металла — и меч нападавшего звонко ударился о каменную плиту вымостки.

— Плохо! — чернобородый опустил меч и сплюнул. — Марш тренироваться, олухи!

Парни вновь переглянулись и, опустив головы, поплелись к дверям, ведущим во дворец. Чернобородый оглянулся и наконец-то заметил Войчу. Загорелое лицо дернулось короткой усмешкой:

— А, Войчемир! Чолом! Видал болванов?

— Чолом!

Войча подошел к чернобородому и пожал горячую крепкую ладонь.

— Надо бы их к Хальгу отправить. Чернобородый кивнул и не спеша подошел к стене, где лежала его небрежно скомканная рубаха.

— Ты, говорят, у Хальга лучшим учеником был.

— Говорят, — лицо Войчи невольно расплылось в довольной усмешке. — Мы же с ним в Ольмине…

— Да знаю, знаю… Надо бы нам с тобой стукнуться, да все некогда.

— А сейчас? — Войча уже полез к вороту рубахи, но чернобородый покачал головой:

— Мне к отцу надо. У волотичей что-то неладно… Ты же, кажется, у него был?

— Ага, — кивнул парень, запоздало вспомнив, что пришел сюда по делу, к тому же важному и чрезвычайно секретному. Впрочем, Войча был твердо уверен, что от Рацимира, старшего сына Светлого, особых секретов у него нет и быть не может.

— Отец с порученим посылает? — как бы между прочим поинтересовался чернобородый, и Войча вновь кивнул, не заметив острого пристального взгляда, брошенного на него исподлобья.

— С поручением… Рацимир, ты тут не видал старикашку?

— Старикашку? — Кей Рацимир на этот раз был удивлен по-настоящему. Оглядевшись, он пожал плечами и вновь внимательно поглядел на Войчу. — А какого тебе нужно… старикашку?

— Да чаклуна какого-то. Ну, кобника… — Войча тоже оглядел двор и остался весьма недоволен. — Светлый сказал, что этот чаклун здесь меня дожидается!

— Ну-ну, — Рацимир криво усмехнулся и хлопнул Войчу по плечу, — ищи своего чаклуна, только в жабу не превратись.

Войча лишь вздохнул в ответ и, махнув рукой Рацимиру, не спеша направился к воротам. Старший сын Светлого проводил его внимательным взглядом, вновь усмехнулся — на этот раз холодно и жестко, и лишь затем быстро зашагал к дверям.

За воротами старикашки тоже не оказалось. Трудно сказать, почему Войча искал именно старика. Приказ Светлого был несколько иным, но простодушный Войча понял его именно так. Любой колдун — чаклун, кобник или обыкновенный сельский знахарь — в его представлении был дряхлым стариком с нечесанными патлами и мешком сушеных лягушек у пояса.

Побродив у ворот, Войча вернулся во двор. Бросив унылый взгляд на поедавших репу селян, он скривился и, за неимением ничего лучшего, подсел к пареньку в черном плаще. Тот, похоже, дремал, но как только Войча, тяжело вздыхая, опустился на каменные плиты рядом с ним, тут же открыл глаза.

— Чолом! — небрежно бросил Войча, решив порасспросить своего случайного соседа.

— Чолом, альбир! — паренек вновь закрыл глаза, и Войча поспешил обидеться.

— Чолом, говорю! — повторил он, несколько повысив голос.

— А? — парень удивленно открыл глаза. — Эсгэни ха? Той альбирно тузлати ха эйчо?

В первое мгновенье Войча оторопел, затем сообразил что к чему и удивился еще больше. Паренек говорил по-огрски. Рука тут же потянулась к поясу, где висел меч, но Войча вовремя вспомнил, что вот уже десять лет, как Светлый помирился с хэйканом, к тому же надо быть очень глупым лазутчиком, чтобы устроиться прямо на заднем дворе Кеевых Палат у всех на виду.

— Чолом! — проговорил Войча в третий раз, теперь уже не без определенного уважения. — Огра сы?

— Я? — похоже, парень весьма удивился. — Нет, я не огрин.

— Ну, Матушка Сва! — Войча на этот раз разозлился по-настоящему, — Да какого лешего ты по-огрски болтаешь?!

— Но ты же обратился ко мне по-огрски. Я тоже ответил по-огрски.

Войча недовольно засопел, готовя достойный ответ, но невольно задумался. Его странный сосед был прав. «Чолом!» означало по-огрски то же самое, что и «Здрасьте!». В последние годы при дворе Светлого начали здороваться на языке тех, кого многие десятилетия считали самыми опасными врагами. Впрочем, невинное «Чолом!» было лишь первой ласточкой. На ногах у Войчи красовались сапоги отменной огрской работы, на правом боку висела огрская сабля, к тому же сам он — думать об этом было вообще странно — с недавнего времени мог считать себя близким родственником самого хэйкана: после того, как его двоюродный братан Сварг женился на сестре огрского владыки. Даже Кеевы кметы с недавних пор предпочитали зваться «альбирами» — по примеру бесстрашных степных наездников.

— Ладно, — резюмировал Войча, решив обдумать эту неожиданную проблему чуть погодя, — ты вот чего… Давно тут сидишь?

— Часа три, — последовал равнодушный ответ.

— Ага! Тогда припомни-ка, не было тут такого, ну… Странного такого… Чаклуна, в общем…

Сформулировав, наконец, вопрос, Войча почувствовал нечто вроде облегчения. Но радовался он рано.

— Чаклуна? — темные глаза парня удивленно моргнули. — Это который грозу вызывает?

— Который, который! — Войча начал терять терпение. — Который грозу вызывает, лягушек варит, зелье приворотное готовит…

— Такого не видел, — последовал невозмутимый ответ, и Войча мысленно застонал. Он еще раз осмотрел двор, но никого, кроме селян в давно не стираных льняных рубахах, там не оказалось. Оставалось одно — идти обратно в покои Светлого и честно доложить о том, что его поход не удался в самом начале.

— А кто тебе нужен? — внезапно поинтересовался парень не открывая глаз.

— А тебе что за дело? — запоздало насторожился Войча, пожалев, что разоткровенничался с этим весьма подозрительным типом в нелепом черном плаще. — Ишь, любопытный, карань!

— А что такое «карань»? — невозмутимо отреагировал тот.

Войча открыл было рот, желая объяснить невежде и про карань, и про то, как должно разговаривать с Кеевым кметом, к тому же не простым, а десятником, но осекся. Про загадочную карань он не имел ни малейшего представления.

— Да это так мой дядька ругался, — неожиданно для самого себя ответил он,

— который, ну, воспитывал меня. Еще в Ольмине. Чуть что — «карань» да «карань».