Анатоль Нат - Приключения Вехтора

Утром они еле встали. Болели не только каждая косточка, но и каждый клочочек измотанного тела. К тому же за ночь, гать тихо просела, и, если честно не сказать, просто провалилась под воду. Вставали уже в воде. Костёр разводить было негде, одна вода кругом, поэтому обошлись вялеными ягодами. Неожиданно взбодрившись, резво продолжили путь, надеясь побыстрее найти сухое место, чтобы обсушиться и обогреться.

— Хорошо, что начало лета, — начал Сидор, растирая мокрым рукавом грязь по щеке.

— А то, что? — откликнулся Димон.

— Что, что. Представь это болото, нас в нём, и снег.

— Тьфу, на тебя! И взбредёт же такое в бошку. И так холодно, промёрзли как черти, а он про снег вспоминает. Совсем сдурел.

— Слава богу, вроде повыше стало, — тяжело дыша, проговорил Сидор. — Дай пару листиков пожевать, а то не дойду до бугра.

Продолжая чертыхаться и матерясь, приятели вышли на маленький клочок сухой возвышенности, крохотным единственным бугорком, возвышавшуюся посреди болота. Немного передохнув и подкрепившись зелёными листиками кустарника, двинулись дальше. На их счастье, почва начала постепенно повышаться.

— Кажется, выбрались, — прохрипел простуженным басом Димон. — Вроде, впереди посуше будет.

— Как найдём сухое место, да ручей рядом, чтобы помыться, да обсохнуть, привал, — ответил Сидор. — Да и супчик из ягод сварить хорошо бы, а то, с этими листиками, скоро в коз превратимся.

Но им не свезло. Сначала долго шли по заболоченному мокрому ельнику, потом почва начала плавно повышаться, начался смешанный сосняк, плавно перешедший в великолепный сосновый бор, и тут… они вышли на огромную вырубку. Зрелище было какое-то сюрреалистическое. По краям вырубки стояли огромные столетние сосны метрового обхвата. Сама вырубка частично раскорчёвана и распахана. Везде виднеются кучи выкорчеванных пней, сваленных кое-как, без всякого порядка и видимой цели. Рядом с ними лежат кучи нарубленных веток и хвороста, придавленных сверху останками поломанных стволов сосен. Хаос жуткий. И везде песок. Чистейший, голимый песок. Какой идиот стал его распахивать, непонятно, да на нём же никогда ничего не вырастет. Подойдя поближе к распаханному участку, увидали тощие, редкие стебельки озимых. Зрелище удручающее. Единственное объяснение, что по песку пахать легко. И пни корчевать — легко, это ведь не чернозём и не глина. Порадовались тому, что видна цивилизация, правда, неизвестно чья. То ли тех порубленных ящеров, каких-то непонятных, то ли людей. Полусгнившие труппы им, естественно, ничего не сказали. Леший, гад, тоже отмолчался.

Осторожно, по краю, не выходя на открытое пространство, обошли вырубку.

Дальше уже пошли смешанные леса, без малейшего признака присутствия человека. Ни просеки, ни полянки, ни вырубки, как ранее встреченная, ничего и никого. Кто рубил, зачем рубил, для чего корчевали, непонятно. Шли до вечера. Заночевали обратно под елью, скрывшись под низкими ветвями.

На следующий день, ближе к полудню, вышли на открытые пространства, на распаханные поля. Кругом безлюдье, но видно, что недавно пахали и что-то сеяли. Кое-где, на отдельных делянках виднелась густая щётка подымающихся озимых. Пробираться стали осторожнее, не зная, кого можно тут встретить или на что наткнуться. Так, до глубокого вечера никого и не встретили. Для ночёвки выбрали место в каком-то глухом овраге, в яме под выворотнем. Костёр разводить побоялись, не зная, чего ожидать от местных обитателей. Питаться опять пришлось всухомятку, вялеными ягодами. Хорошо, что хоть лапника наломали вдосталь, спать на сырой земле не пришлось.

На следующий день встали поздно. Вымотались за предыдущий день до такой степени, что казалось невозможным просто встать. По их собственным прикидкам, отмахали они вчера километров тридцать, сорок, это если по прямой считать. А если по шагам померить, да учесть буераки, вверх вниз, да обходы полей по краю, сколько они там, на самом деле, вёрст отмахали, было даже не интересно. Оба пришли в состояние тупой животной усталости. Да и постоянное нервное напряжение: с собственной неопределённостью, с неясностью, где же они на самом то деле находятся, выматывало до животного отупения.

В глубокий овраг, да ещё и под выворотень, солнце, своими лучами, пробралось, когда наверху уже вовсю щебетали птицы. Так что пока развели костёр, пока сварили супчик из ягоды, пока попили чайку из листьев кустарника, солнце устойчиво встало в зенит. В этот день решили уже никуда не идти. Постоянно мокрая одежда и ботинки, так и не просохшие после болота, сбитые ноги в мокрых носках, да скудное питание одними вялеными ягодами, требовали немедленного устройства днёвки, для приведения себя в порядок.

Пока Сидор собирался мыться, чиститься, стирать носки и отмывать от грязи ботинки, Димон решил смотаться наверх оврага, побродить по лесу, поискать каких-нибудь ранних весенних грибов.

— Что-то надоело мне питаться одним урюком, — тяжело вздохнув, начал Димон. — Пойду, прошвырнусь, здесь рядом. Вроде, вчера, когда спускались в овраг, видел на бровке какие-то грибы. То ли сморчки, то ли строчки. Мочи больше нет, голодуху терпеть.

— Да, жрать охота. Кажется, быка бы съел. Полно стрел, топоров, копьё есть, даже два, а жрать нечего. И это в лесу то? Из нас с тобой, Димон, охотники, как из носка портянка, — грустно закончил Сидор, внимательно рассматривая грязный дырявый носок. Оно то с портянками было бы веселее. Не так рвутся, блин.

Грустный Димон, мрачно посмотрев на свои мокрые ботинки, и не отвечая на последнее 'мудрое' замечание, стал выбираться наверх оврага, хватаясь за свисающие толстые корни растений. Отсутствовал он не более часа. Вернулся довольный, сияя как начищенная медяшка, и таща в многострадальной рубашке огромный ком чего-то неопределённого.

— Вехтор! — заорал он издалека. — Кажись, живём. Ты не представляешь, сколько здесь грибов. Если не отравимся, то со жратвой проблема решена.

— Утешил. Тебе бы рекламным агентом работать. Рекламировать пищевые добавки: Наша еда, лучшая в мире. Не пронесёт, так помучаешься.

— Ты сам то, понял, что сказал? — заинтересованно спросил Димон, сваливая грибы рядом с костром. — Тебя надо срочно кормить. Ты когда голодный, злой. Сколько тебя знаю, к тебе голодному, не подходи. Я грибы нашёл, тебе чистить, а я пока помоюсь.

Развернув принесённый Димычем ком, Сидор минут пять смотрел на то, что там было.

— Это что? Грибы? И вот это, ты называешь грибами?! — возмущённо воскликнул он.

— Ты ничего не понимаешь, дятел. Это лучшие в мире грибы. В конечном счёте, это лучшее, что здесь есть, — насмешливо закончил Димон.