Джон Френч - Ариман: Изгнанник

― Мне жаль твоего брата, ― произнес Ариман. ― Но двое других живы, хотя как долго это продлится, я сказать не могу.

Пленник поднял взгляд. Ариман заметил, как его стальная аура на мгновение смазалась, прежде чем вновь обрести твердость алмаза. Пленник едва заметно кивнул.

― Как тебя звать, колдун?

Ариман посмотрел на черный шлем в руке. Возможно, еще остались те, кто помнил его имя, но он больше не был Ариманом, и уже никогда не станет им снова.

― Я ― Хоркос, ― ответил он.

Пленник рассмеялся, но его смех оборвался хриплым кашлем.

― Очередная ложь. Не волнуйся. Ты спас мне жизнь. Лучше бы у меня не было такого долга, но я буду чтить его, и не раскрою твою ложь, ― пленник остановился и глубоко вдохнул. ― Меня зовут Астреос, и я возлагаю свое молчание на твою совесть.

Ариман молча вышел, оставив пленника висеть в полумраке.

Терзание превращало «Дитя Титана» в свою собственность. Путь Аримана обратно в покои занимал почти всю шестикилометровую длину корабля. На каждом шагу и повороте он видел все новые признаки того, как клыки Терзания глубже впиваются в беззащитный корабль. Они тщетно пытались пробудить системы «Дитя Титана», но это не помешало завладеть его душой. Стаи сервиторов и выпоротых рабов счищали следы бойни, оставшиеся после боя, но лишь для того, чтобы Терзание могло заменить их другими. В воздухе висел густой запах подгоревшей плоти и гари. На открытых палубах и в широких коридорах Ариман наталкивался на стаи Терзания, собравшихся вокруг жаровен и сваленных в кучу горящих трупов. В кострах горела плоть, и Терзание завывало подле них, пока кипели жир и кожа и грязными клубами разносился дым. Воины утробно выкрикивали и проливали на палубу черную жидкость.

Ариман обходил кричащие стаи на границе света от костров, стараясь не слушать вопли и не смотреть на силуэты, которые извивались среди дыма. То и дело ему приходилось сворачивать в сторону, избегая ангаров и трюмов, где собиралось Терзание. Он хотел очистить разум, обдумать беседу с Астраеосом, осознать туманные выводы и опасения, которые собирались на задворках разума. Ментальные дисциплины, которые некогда были его неотъемлемой частью, помогали сохранять ясность разума, но больше Ариман не мог пользоваться подобным инструментом. Ему придется искать тихое место, и там он, возможно, обретет покой.

Покой ускользал от него. Даже в боковых коридорах и переходах в глаза бросались признаки изменяющейся участи «Дитя Титана». Казалось, на нем не было по-настоящему живого человеческого экипажа, одни только сервиторы, и Терзание помечало всех, кто ему встречался на пути. Те, у кого остались человеческие лица, были освежеваны, и теперь скалились Ариману влажными черепами, покрытыми мышцами и сухожилиями. Тем, у кого не было настоящих лиц, приколачивали кожу к визорам так, что их глаза-сенсоры смотрели через растянутые прорези для глаз и зияющие рты. Терзание привело с собой рабов с «Кровавого полумесяца», которые брели длинными вереницами, истекая гноем из ран на посеревшей коже. Большая часть рабов трудилась на «Кровавом полумесяце» всю жизнь. Ютящиеся в тесных отсеках, дышащие грязным, спертым воздухом и не видевшие настоящего солнечного света, они существовали, только чтобы работать. Жалкая участь, которая не станет легче на «Дите Титана». Мутанты-надзиратели уже расхаживали по переходам и нижним палубам, их покрытые вмятинами доспехи блестели от крови и были драпированы кожей тех, кто каким-то образом провинился перед их хозяевами.

Ариман видел подобное множество раз, как будто существовало ограниченное количество вариантов для расправы. Не единожды он убеждался в этой истине, становясь свидетелем тому, какая участь ждала не устоявших перед силами варпа. Самые низкие и примитивные создания всегда всплывали первыми и становились самыми сильными, будто нечистоты, вскипающие в раскаленном добела плавильном тигле.

«А что насчет меня? ― подумал Ариман, торопливо шагая по украшенному колоннами отсеку. Здесь также горели костры и разносились песнопения. ― Я пал так же низко, как и эти отбросы, может даже ниже ― как я могу считать себя неизменившимся? Я ничем не лучше, чем они ― их души поглощены яростью, а моя ― гордынею. Мы одинаковы, отличались только пути нашего падения».

― Понравилась моя работа? ― проурчал голос из теней. Ариман остановился. Задумавшись, он перестал смотреть, куда идет. Из-за обитой металлом колонны вышел Марот. Прорицатель довольно скалился, но никто в здравом уме не назвал бы это улыбкой. Одна его рука покоилась на навершии меча в ножнах, другой же играл четками с человеческими бабками. Костяшки тихо щелкали по бронированной перчатке. Ариман чувствовал в нем силу, прогорклую и насыщенную, словно дыхание демона.

― Твоя работа? ― переспросил Ариман, хотя знал, что речь идет об Астреосе. Прорицатель улыбнулся, и продолжил щелкать костяшками.

― Я съел глаз, ― объяснил он. ― Ты знал, Хоркос, что когда-то считалось, будто если съесть глаз, можно обрести мудрость? ― прорицатель пожал плечами, и наброшенная на плечи выдубленная кожа растянулась. ― Поглядим, так ли это. Возможно, тебе захочется попробовать другой его глаз?

Ариман хранил молчание, почтительно склонив голову.

«Поедание глаза не дарует мудрость, глупец, ― подумал он. ― Ее обретает тот, кто отдает дар, а не принимает его».

― Что же касается остальных пленников… Если они не склонятся перед нами, посмотрим, что даст поедание чего-то большего, нежели просто глаз.

«Когда-то я бы открыл тебе все глубины твоего невежества», ― разгневанно подумал Ариман, и ему пришлось приложить усилие, чтобы подавить злую мысль. Он был Хоркосом, клятвопреступником, смиреннейшим из отступников; у него не могло быть подобных мыслей.

― Да, повелитель, ― ответил он. Марот хохотнул, и звук этот походил на шелест высохшей чешуи.

― Хорошо. Пошли со мной. Я хочу, чтобы ты оценил кое-что еще.

Аримана окутывала тьма, пока он следовал за Маротом. Спустя несколько минут Ариману удалось определить, что они идут в сторону внешней обшивки ― коридоры становились все уже и холоднее, а противовзрывные двери все толще. В конечном итоге разреженный воздух уступил место вакууму, и им пришлось надеть шлемы. На таких кораблях, как «Дитя Титана», некоторые отсеки нарочно оставляли без обогрева и воздуха. Словно слои омертвелой кожи, эти холодные от касания пустоты секции обеспечивали защиту против повреждений и не нуждались в энергии.