Уильям Кинг - Истребитель скавенов

— Мало ли вещей, о которых ты никогда не задумывался, — огрызнулся Феликс. — Но размышления — не твой конёк, не так ли?

Он поглядел на остальных стражей и покачал головой.

— Вы правы, лодка — это бессмыслица. Гораздо лучше предположить, что они волшебным образом испарились. Может быть, толпа пикси{3} прилетела и унесла их отсюда.

— Точно, пикси. Мне это больше по душе, — сказал Руди.

— Руди, он насмехается, — произнёс Паук.

— Весьма язвительный паренёк, наш малыш Феликс, — добавил Хеф.

— Возможно, то здравая мысль, — сказал Готрек. — Не так уж трудно привести сюда лодку. Канализация ведь стекает в Рейк. Легко можно украсть небольшую лодку.

— Но все стоки в реку зарешечены, — сказал Руди. — Чтобы бродяги не залезали.

— А в чём же заключается наша работа, как не отлавливать тех самых бродяг, когда они всё же проникают через решётки? — поинтересовался Феликс.

Он заметил, что доходить начало даже до тупоголового Руди.

— Но зачем, человечий отпрыск? Зачем использовать лодку?

Феликс немного приободрился. Готрек нечасто соглашался с тем, что Феликс знает о чём–то лучше него. Он быстро прикинул возможные причины.

— Для начала, они не оставляют следов. Возможно, они занимаются контрабандой. Предположим, как вариант, кто–то завозит по реке искривляющий камень. Вчера наш беглец–аристократ, похоже, расплачивался им с крысочеловеком.

— От лодок меня мутит. Больше лодок я ненавижу только эльфов, — проговорил Готрек, когда они двинулись дальше.

За оставшуюся часть дня они не нашли следов скавенов, однако обнаружили, что распилена решётка на одном из стоков в Рейк.

Феликс вошёл с улицы в „Золотой Молот“. Он как будто попал из реальности в сон. Швейцар придержал для него большую дубовую дверь. Подобострастные официанты провели его с убогой улицы в обширный обеденный зал.

В свете огромных хрустальных канделябров, за ломящимися от яств столами восседали богато одетые люди, беседуя за трапезой. Со стен на обедающих грозно взирали портреты великих героев Империи. Феликс узнал Сигмара, Магнуса и Фредерика Отважного — работы Веспасиана, наиболее известного художника Нульна за три последних столетия. Дальняя стена была полностью занята портретом курфюрста Эммануэль, восхитительной красотки с волосами цвета воронова крыла, облачённой в нескромное бальное платье.

Феликсу хотелось, чтобы одолженная одежда более подходила ему. Он надел кое–что из старых нарядов своего брата. Когда–то он и Отто были одного роста и телосложения, но Отто потучнел, а Феликс исхудал за годы странствий. Льняная рубаха сидела на нём мешковато, вельветовый камзол был велик. Брюки удерживал кожаный ремень, застёгнутый на самую последнюю прорезь.

Однако обувь была удобной, как и шляпа. Он сдвинул её в щегольской манере, выставляя напоказ ленту с павлиньим пером. Рука его лениво поглаживала золотой шарик с ароматическим составом, раскачивающийся в цепи на шее. Из него исходил аромат отличного бретонского парфюма. Было замечательно обонять нечто отличное от канализации.

Слуга проводил его к угловой кабинке, в которой находился Отто. Тот пером делал пометки в лежащей перед ним счётной книге в кожаном переплёте. Когда Феликс приблизился, он поднял глаза и улыбнулся.

— Добро пожаловать, братишка. После бани и смены платья ты выглядишь гораздо лучше.

Феликс был вынужден согласиться; чуть ранее ему довелось рассмотреть себя в огромном серебряном зеркале в особняке Отто. Горячая ванна, ароматное масло и смена одежды позволили ему ощутить себя другим человеком. В зеркале он узрел того пижонистого молодого франта, которым он некогда был, но добавилось морщин вокруг глаз и рта.

— Весьма очаровательное заведение, — сказал он.

— Если пожелаешь, можешь обедать здесь каждый вечер.

— Что ты имеешь в виду, брат?

— Только то, что для тебя найдётся место в семейном деле.

Феликс оглянулся вокруг, посмотреть, не подслушивают ли их.

— Знаешь ли ты, что меня всё ещё разыскивают в Альтдорфе по делу Оконного налога?

— Ты преувеличиваешь свою дурную славу, братишка. Никто не знает, кто были лидеры того бунта. Сам понимаешь, Альтдорф — не Нульн.

— Не ты ли говорил, что Готрек весьма легкоузнаваемая персона.

— Мы не предлагаем трудоустройство Истребителю Троллей. Мы предлагаем то, что принадлежит тебе по праву рождения.

Именно этого Феликс одинаково боялся и желал. Семья примет его обратно. Он может оставить беспокойную, полную лишений жизнь искателя приключений и возвратиться в Альтдорф, к своим книгам. Это означает, что жизнь пройдёт среди гроссбухов и на складах, но будет безопасной. И когда–нибудь он разбогатеет.

Это была заманчивая перспектива. Никаких ползаний по канализации. Никаких побоев от головорезов. Никаких неизвестных болезней, подцепленных в ужасающих затерянных местах. Никаких изматывающих мышцы походов через дикие дебри. Никаких спусков в темноту. Никаких столкновений с поклоняющимися Хаосу последователями неизвестных культов. Никаких приключений.

Ему не придётся больше сносить угрюмость и причуды Готрека. Можно забыть о своей клятве сопровождать Истребителя Троллей и описать его гибель в эпической поэме. То обязательство было сделано спьяна, разве можно принимать его в расчёт? Он станет сам себе господин. И всё же, что–то его сдерживало.

— Я обдумаю это, — сказал он.

— О чём тут думать, парень? В самом деле, не хочешь ли ты сказать мне, что предпочитаешь быть стражем канализации, а не купцом? Да большинство людей пошли бы на убийство за подобную представившуюся возможность.

— Я сказал — подумаю.

Они продолжили обед в неловком молчании. Через некоторое время дверь в большой зал отворилась, и слуга провёл высокого мужчину. Он был облачён в чёрное, и его роба, похожая на монашескую, выглядела не к месту в помпезном окружении. Лицо было худым и аскетичным, чёрные волосы образовывали на лбу „вдовий пик“.

Пока он шёл через помещение, всё затихало перед ним. Феликс увидел, что богатые посетители боятся его. Когда тот подошёл ближе к столу, Феликс был потрясён, опознав, что это, несомненно, был тот человек, которого видели со скавеном в канализации. Его рассудок помутился. Он представлял себе того человека кем–то вроде чародея или вероотступника. Он предполагал последователя культа или головореза. И никак не ожидал обнаружить его здесь, в прибежище богатейших и наиболее уважаемых граждан Нульна.

— Что случилось, брат? Ты выглядишь так, словно увидел привидение.

— Кто… кто этот человек?

Отто издал глубокий вздох.